Поиск на сайте

Мы продолжаем проект «Был такой город», в рамках которого старожилы Ставрополя рассказывают живую человеческую историю города. Наша сегодняшняя героиня - Надежда Петровна Щербакова, и её рассказ о Ставрополе сороковых-шестидесятых годов прошлого века.

 
Денежный налог на школьный урок
 

Я родилась в селе Октябрьском Ипатовского района в октябре 1941 года. В нашем селе было всего три начальных школы. В селе мы все ходили босиком, даже осенью. Обувь рвалась быстро, дедушка нам ее шил. Но обувались только по особым случаям. В остальные дни пылью присыпал ноги и пошел. А на Пасху бабушка шила девочкам платья. Когда я была в 8-9 классе, дедушка ездил за тканями, кажется, в Астрахань.

В школе у нас была ученическая бригада. Мы заканчивали учиться и шли работать. Пололи кукурузу, бакши (бахчи. - Ред.), белили стены. Место работы было далеко-далеко, добираться приходилось пешком. А вечером приходишь домой, и надо идти к копанке (выкопанному бассейну, в который стекала дождевая вода. - Ред.) за водой. На весь поселок она была одна, общая, тоже очень далеко.

Бывает, на обратном пути оступишься с ведром и ничего не принесешь. Бабушка встречает: а что же, и пить теперь нечего? А ты объясняешь: ну, бабушка, что ж делать, несли, споткнулись.

В школах тогда многодетные семьи платили налог. Нас было много. Дедушка сказал: наверное, все не пойдут в десятилетку. А пацаны говорят: на нас хватит, а девчата пусть не учатся. Но я школу все-таки окончила. Все десять классов.

 
Сыновья на фронт, дочки — в партизаны
 

Когда началась война, с нами, детьми, остались мама и дедушка с бабушкой. У дедушки на войну ушли два сына и четыре дочки. Мужчины – на фронт, дочки - в партизаны. У нас в селе была лесополоса, густая-густая, там они и жили: пекли хлеб, вязали варежки, стирали.

У моей бабушки дома хранился треугольничек - письмо с фронта. Командир взвода в этом письме сообщил, что сын моего деда, Григорий, пропал без вести.

Моя старшая сестра училась в медицинском училище в Дагестане, и как-то один преподаватель во время переклички дошел до нашей фамилии и спрашивает: «Григорий такой-то - ваш родственник? Вы, наверное, считаете его погибшим? Но нет, - говорит, - он у вас живой».

И рассказал, как они с Григорием и еще тремя солдатами во время бомбежки попали в плен. Но из плена все вместе бежали. Григорий был сильно ранен, идти не мог. Его оставили у порога одного из домов на пути. И, по слухам, Григорий там жить и остался: ходит с палочкой, нога одна не сгибается, на правой руке только два пальца, остальные немцы отрубили.

Мы все очень ждали дядю, но домой он так и не вернулся...

Первые годы после войны были тяжелыми. Вся наша семья, одиннадцать человек, жила в небольшом сарае. Тряпки, фуфайки и прочее старье клали на пол, на этом спали. Ну точно как цыгане.

С войны первыми пришли мои тети. Потом муж моей сестры - приехал на маленькой лошадке или ослике. Тоже как цыган - заросший весь, в шапке-ушанке: с одной стороны «ухо» завернуто, а с другой висит.

Встретила его бабушка. Он спрашивает: «Мамаша, не дадите мне водички стаканчик? А то столько прошел, а все говорят, воды нет».

В Ставрополе тогда уже были колонки, а в селе только копанка - общий бассейн: дождик пройдет, вода в него набежит, мы на ней и готовили, и купались. Еще была вода привозная: можно было заказать бочку на дом, но в основном за водой ходили к этому выкопанному бассейну.

В общем, принесла бабушка кружку воды, кусочек хлеба, и сидят они, теща с зятем, на лавочке, а она его не узнает! Он ей вопросы задает: с кем, мол, кров делите, не живет ли с вами Лена? Бабушка ему рассказывает, что Лена пришла из партизан, работает на железной дороге.

Сидели так, и бабушка засобиралась: «Ну, пойду, а то у меня внучат много». Открывает калитку, а оттуда орава ребятишек бежит.

- Как зовут внучат-то? - интересуется фронтовик.

- Галя, Ваня, Коля, Витя… - перечисляет бабушка.

- О! А Витя - кто?

Тут маленький Витя подходит к солдату, берет за «уши» шапки и говорит: «Дядя! Я – Витя! Я!» А это сын его...

За мужем одной тети пришел муж другой, Даши. А потом из Черкасска отец. Раненый, на костылях, но живой. С осколком в ноге так и прожил до 85 лет.

Лет через пять-шесть после войны тетя уехала в Дагестан к родственникам. Там они с мужем прожили до 1990 года, а после событий тех лет уехали в Астрахань.

Дядя погиб трагически: из камышей охотники нагоняли кабана, и один не заметил человека, выстрелил и попал ему в сонную артерию. Сын один его был летчиком, другой работал на заводе. Золотые руки были и у него, и у его отца.

 
Следы на окошке не от кошки...
 

После школы я поступила в ставропольский техникум, переехала в город. Это было в 1958 году. Следом сюда перебралась моя сестра. Жили на квартирах: местные бабушки за пять рублей пускали по два-три жильца во времяночку.

Но «наша» бабушка скоро перестала с нас брать деньги. Мы ей готовили, убирали, в огороде тяпали, воду носили, стирали. Поедем домой - мама курочку передаст, мы ее растягиваем до следующей поездки, но суп приготовим и бабушку к себе пригласим.

Блюдо у нас всегда было — жидкие супчики, иногда борщ. Весной, если денег мало, конский щавель у забора нарвем, помоем и сварим. А бабушка пекла нам оладушки. Сметаны тогда не было, поливали их растительным маслом, посыпали сахаром и чаем запивали. Правда, вместо чая, бывало, пили пустой кипяток. И ничего, жили как-то радостно, дружно.

Стипендия у нас была всего 23 рубля, ходить гулять каждый день не могли. Только по субботам бегали на танцы в парк. Место называлось «пятачок». Там танцевали твист, краковяк и вальс. Отдельно собирался круг, где танцевали под баян. Летом «пятачок» работал до одиннадцати вечера, зимой - до десяти. Вход стоил 5 копеек.

Мы жили тогда в Октябрьском районе Ставрополя. Хочешь сэкономить на пути домой, босоножки снимаешь - и вперед: через «Родину» до Октябрьской революции, а там с горки вниз по пыли катишься. У нас возле дома была кадушка, в которой собиралась дождевая вода. Подойдем к ней, омоем ноги и, чтобы домашних не тревожить, забираемся в комнату через форточку.

Бабушка однажды утром говорит: «Девчата, вы закрывайте окна, а то кошки ходят, следы оставляют». А это наши следы - ходили-то мы на цыпочках и отпечатки оставляли маленькие, как кошкины лапы.

Еще по субботам ходили в кинотеатр «Экран» или в «Родину». Все фильмы были советские и жизнерадостные. Почему-то про войну тогда ничего не смотрели.

В городе жить тогда было легче, чем в селе. Во время учебы подрабатывали на почте, разносили телеграммы. Газ, свет – все стоило копейки. Только вода была на улице, до колонки нужно было идти километра два.

Однажды шли на танцы - от дома до Нижнего рынка пешком, а оттуда на автобусе. А у меня юбка такая с кармашками, сама ее сшила. А в кармашке лежат три пятака: за проезд, на танцы и на обратный путь. И тут мальчик, ростом как я, залез ко мне в карман, нащупал пятак, а я его за руку схватила и в кармане держу.

Он стоит, смотрит на меня, а я на него. Говорю ему про пятак: «Последний». Он смотрел-смотрел, потом подмигнул: мол, отпусти, только без шума. И я отпустила. Он ушел. Деньги не взял. Я подумала: «Вот какой, пожалел...»

Очередь к автобусу возле Армянской церкви была длинная-длинная. Не влезешь в автобус - ждешь следующий. Последний ходил в полночь, потом - аж в три часа (он собирал шоферов). Не успеешь и на него - топай пешком.

Хотя ночью тогда не страшно было. Сестра жила на Ташле, и мы спокойно ходили в темень по глухим местам. Только собак боялись, их много было. А человек если идет навстречу ночью - ничего, не страшно.

 
Продали бычка - купили домик
 

После техникума я устроилась браковщиком в галантерейный цех. Потом сидела там же за машиной, шила, но  вскоре заболела и вернулась опять браковщиком. Проверяла строчку, сколько стяжков в одном сантиметре, чтобы все было  ровненько, чисто.

Моя сестра окончила фельдшерское отделение, и ее направили работать в Красную Поляну. Она вышла замуж, и у нее в гостях я познакомилась с братом зятя. Вскоре он ушел в армию и стал писать мне оттуда письма. Вернулся через три с половиной года, а еще через месяц мы поженились. Он красивый был, с чубом, как у Сталина. Мама называла его Шуриком, говорила: «Шурик, расчеши-ка свой чуб».

Нам с мужем подарили бычка, мы его продали и купили  полдома на улице Лесной. Прожили там 28 лет.

С соседями в Ставрополе жили очень дружно. Мне было 25 лет, а им по 60-70 - такие у меня были подруги. Каждые выходные собирались, болтали. Тогда по дворам возили молоко, творог. Часто, как собираешься на посиделки, с улицы уже кричат: «Надя, выходи, молоко привезли!»

Дочка у нас родилась в 1964 году. В Ставрополе тогда как раз появился итальянский аппарат для мороженого. Сначала мороженое было фруктовое, а потом превкусное эскимо. Я ходила на работу с бидончиком. Возвращалась домой, по дороге обязательно сворачивала к киоску у кинотеатра «Пионер» и набирала полный бидон итальянского эскимо!

Что такое такси, мы не знали. Троллейбус ходил единственный, от кинотеатра «Родина» до психиатрической больницы. Автобусов было уже много, ходили они точно по расписанию каждые пятнадцать минут.

Зимой с дочкой катались на санках, летом любили гулять. Возле кинотеатра «Экран» была асфальтированная площадь и клумбы – вечером очень красиво. И еще на Нижнем рынке, вдоль по аллейке. Такая там была красота.

 
Ника КАКОБЯН
 

Комментарии

fkbyf-алина (не проверено)
Аватар пользователя fkbyf-алина

Какой рассказ- как глоток чистого воздуха!Спасибо Вам!

Ника (не проверено)
Аватар пользователя Ника

Спасибо за комментарий! Нам очень везёт с рассказчиками) На следующей неделе, 28 октября, выйдет следующий текст-монолог, думаю и надеюсь, не менее живой и интересный (а если у вас есть пожилые родственники или знакомые из Ставрополя, можете написать нам, и мы обязательно поговорим и с ними).

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях