Поиск на сайте

Ставрополье – снова столица животноводческой науки России. Репортаж  опытной станции, где выращивают лучших в стране овец, коз и даже собак-пастухов

 
Ставрополью возвращаются аграрные бренды, гремевшие еще недавно на всю Страну Советов: заново запущен ликероводочный завод «Стрижамент», возрожден Терконзавод... И самая недавняя новость – снова в научный строй вернулся ВНИИОК, Всероссийский институт овцеводства и козоводства. Он был воссоздан 12 сентября приказом руководителя Федерального агентства научных организаций (ФАНО России) Михаила Котюкова.
Ученые института сразу стали наверстывать упущенное, проведя международную конференцию по проблемам животноводства. В ней приняли почти 170 специалистов со всех уголков России, а также Украины, Грузии, Азербайджана, Армении, Беларуси, Казахстана, Молдовы, Польши...
Недавно «Открытая» подробно рассказала о конференции в статье «Возвращение золотого руна» (№41 от 22 октября с.г.). Все ученые мужи, пожалуй, более всего ожидали окончания кабинетных посиделок. Но не для того, чтобы поскорее отбыть домой. Напротив, их ждало куда более интересное путешествие – на опытную станцию «Темнолесская», которая служит полигоном научных исследований. Побывал здесь и обозреватель «Открытой».
 
Зачем уничтожали институт?!
 

Ехать в Темнолесскую от Ставрополя с часик. Известна эта станица прежде всего тем, что здесь расположен Спасо-Преображенский реабилитационный центр. Место размещения выбрано не случайно – места красивейшие, которые с хрущевских времен привлекали «туристов выходного дня» из краевой столицы. Ведь рядом Вшивое озеро, Цымлянские пруды, Круглая гора, с которой открывается потрясающий вид на весь Большой Кавказский хребет...

Некогда всю Темнолесскую кормили именно ученые: опытное хозяйство ВНИИОК имело не только пастбища, но и пашни, сады, сенокосы.

Однако, уже подъезжая к станице, видишь небывалое запустение: покосившиеся заборы, подвязанные бечевками, пустые хаты, брошенные огороды. Как везде, пожалуй, нынче в крае. Но особенно шокирует эта разруха, когда знаешь о совсем недавнем славном прошлом опхоза.

А ведь он без потерь прошел девяностые годы, аграрную и земельную реформы. Все благодаря директору института академику Василию Морозу, который дело знал: чтобы развивать науку, нужно крепко стоять на ногах. Значит, на земле, которой у опытного хозяйства было почти 30 тысяч гектаров.

Единственная радость в станице – недавно отремонтированная дорога, которая иглой проходит всю Темнолесскую, до хутора Липовчанский и опушки Темного леса, и давшего имя здешним местам. Тут и расположена опытная станция, ныне съежившаяся с прежних 30 тысяч до 900 гектаров.

Как такое произошло, удивится читатель. А покуда институтом руководил Василий Мороз, не прекращались попытки прихватить первоклассные земли. Насылали на неуступчивого академика проверки, писали анонимки, угрожали... Но тот с землей расставаться никак не хотел, и не своей ведь, личной, а федеральной!

Додумались до того, что убрать Мороза можно, лишь ликвидировав институт. Что и произошло в 2001 году, ставшем черной датой для российского животноводства. Росчерком пера президента Россельхозакадемии Геннадия Романенко был ликвидирован не просто НИИ, а крупнейший в Европе селекционный центр.

Справедливости ради, институт не упразднили, а всего лишь объединили с тремя другими научными учреждениями (одно из которых тоже уникальное – Институт шерсти из Невинномысска), создав Ставропольский НИИ животноводства и кормопроизводства (СНИИЖК). Его директором назначили Василия Абонеева – человека, пожалуй, имевшего самую темную репутацию промеж всех ставропольских ученых в области сельского хозяйства («Открытая» множество статей ему посвятила). Главное, чем г-н Абонеев запомнился на директорском посту, – так это разорением прославленного опхоза, который лишился почти всей земли.

 
Агрохолдинг имени России
 

Подъезжая со стороны Темнолесской к опытной станции, удивляюсь картинам: вдоль дороги тянутся огромные строения с выбитыми окнами. Мой гид – бывший директор института Василий Мороз – вздыхая, вспоминает, какая бурная жизнь тут некогда кипела.

По сути, на государственной земле был создан многопрофильный агрохолдинг: молочно-товарные фермы, цех первичной переработки молока, птичники, цех по производству гранулированных комбикормов, был даже свой ремонтный завод для сельхозтехники... Нынче же все развалено, разорено, забыто.

Именно потому Василий Андреевич, как бы его ни уговаривали, не захотел бы снова стать директором возрожденного института: говорит, что дважды в одну реку не войти. Дает дорогу молодым. Нынешний директор ВНИИОК (а прежде СНИИЖК) – профессор Марина Семионова, специалист по генетической селекции скота, ученица Василия Мороза.

Конечно, на станцию «Темнолесская» ученые мужи отправились не для того, чтобы на картины запустения глядеть. Последние годы, после того как институт возглавила Марина Семионова, здесь снова забурлила научная жизнь. И есть что показать. Станция – единственный на Юге России селекционно-племенной центр по разведению овец и коз.

Почему единственный? Да потому что у большинства хозяйств слово «племенной» в названии осталось лишь как дань советской традиции. Хозяйствуют тут дедовскими методами, словно и не было десятилетий индустриализации в российском АПК. Некоторые «племзаводы» и вовсе почти отказались от затратного животноводства, прибыль получают тут исключительно с зерна.

По сути, опытная станция ВНИИОК – это последнее хранилище генофонда овец и коз, создававшегося советскими и российскими учеными восемь десятков лет. Утратим его – и страна потеряет целую отрасль животноводства.

Конечно, ученые ВНИИОК не почивают на лаврах былых достижений. Они стараются шагать в ногу со временем. По крайней мере, по отечественным меркам. По западным, увы, почти не удается. Сама Марина Семионова, которая стала для высоких гостей гидом по огромному хозяйству, признавалась: с кадрами – завал. А были бы молодые специалисты, удалось бы увеличить продуктивность поголовья процентов на двадцать.

Молодежь в прикладную науку почти не идет, ну не сманишь ее зарплатой в 15-20 тысяч рублей. Цинично, но правдиво. А ведь чтобы мозги работали, требуются еще и постоянные научные командировки, желательно за рубеж. Иностранцы потому щедро и сорят грантами на обучение наших ребят в европейских университетах, чтобы потом сманить к себе.

Гость из Дагестана рассказал: его, талантливого аспиранта, пригласили на стажировку в Германию, там ему предложили работу, и ныне он представитель немецкого концерна по производству сельхозтехники по Югу России. Платят в евро, много, наши работодатели – вне конкуренции.

 
 
Патентованная экономия
 

Безденежье – извечная проблема российской науки. Хотя, казалось бы, лучшей в стране опытной станции сам бог велел жить припеваючи: сельхозпроизводство такого высокого класса, которому любой агрохолдинг позавидует.

Ведь именно в «Темнолесской» впервые в стране стали внедрять новую технологию овцеводства: Василий Мороз «подсмотрел» ее в Австралии и Аргентине, куда его для перенятия опыта командировала Россельхозакадемия еще в 1985 году.

Опыт прост: овца – животное неприхотливое, потому австралийцы и аргентинцы с ней так не нянчатся, как в России. Содержатся овцы не в кошарах, а на огороженных пастбищах с загонами, роды (ягнение) происходят здесь же, а не в овчарнях-тепляках. Климат, к слову, в Аргентине ничуть не мягче, нежели в России. Да и такой же малозатратный метод Василий Мороз видел и во многих других странах планеты, где побывал в командировках, – от ЮАР до Чили.

Вообще, западные овцеводы не гонятся за поголовьем: если в России считается, что на сто овцематок должно рождаться 120-130 ягнят, то, скажем, в Австралии или Аргентине нормой считается 70-80. Ведь чем больше детенышей, тем каждый из них слабее, тем больше и болезненных ягнят, тем ниже и масса настрига шерсти, и ее качество.

Нигде в мире не тратятся огромные средства на то, чтобы построить теплый «дом» для овцы, имеющей эволюционное преимущество – густую шерсть. Предлагал отказаться от этого и вернувшийся в Россию Василий Мороз, а сэкономленные на строительстве и энергоносителях средства тратить на социальную поддержку села. Тогда и у молодых специалистов появится стимул ехать сюда, в родные села, а не за рубеж.

Но, увы, после развала ВНИИОК в 2001 году эта технология, которая уже была полностью готова к внедрению в масштабах России, оказалась никому не нужна. Используют ее (увы, не в промышленных, а в опытных масштабах) лишь в «Темнолесской». А ведь Василий Мороз с коллегами, насмотревшись лучшего на Западе, и массу других ноу-хау домой привез. Всего у ученых опытной станции больше десятка авторских патентов.

Простое вроде изобретение – загон для стрижки овец: сделан он так, чтобы овечка не видела, как стригут ее собратьев, ведь для животного это сильный стресс. Это природный инстинкт, с которым не нужно бороться, уверен Василий Мороз. Между тем, по его словам, больше нигде в России не видел раздельных загонов – для ждущих стрижки и уже постриженных овец.

Придумал Мороз с коллегами и несколько устройств для ветеринарной обработки ягнят (оказывается, животные сызмальства страдают от кожных червей-паразитов). Все эти аппараты выглядят просто, без изысков, но в том и прелесть рационализатора! На вопрос коллег: «А где оборудование брали?» – Василий Андреевич скромно ответил: «Да здесь же, наши слесари и делали».

 
Привет из Тасмании!
 

Истинная гордость Василия Мороза – это пастушье собаководство. Темнолесская – единственное место в Европе, где разводят собак уникальной породы келпи. Первых келпи академик Мороз привез на ставропольскую землю из Австралии тоже в 1986 году, лично отбирал лучших у тасманийских заводчиков.

Собаки – чудо! Около их вольеров гости задержались дольше всего: игривые щенки, издали похожие на овчарок, беззлобно хватали за ноги посетителей. Считается, что келпи умеют гипнотизировать овец, отбившихся от стада. Хотя пасти они могут не только овец, но и любой мелкий рогатый скот и даже птицу.

С не меньшим интересом гости изучали и лаборатории ВНИИОК, расположенные на опытной станции. Именно в Темнолесской с 1973 года находится всероссийский банк, где хранится свыше 100 тысяч доз замороженной спермы от 200 выдающихся баранов-производителей. Как образно объяснял директор лаборатории Валерий Айбазов: мол, представьте, барана уже давно пустили на шашлык, а он все еще производит потомство.

Проводят здесь и генетические эксперименты, естественно, в содружестве с другими НИИ и вузами (скажем, Ставропольским аграрным университетом), имеющими куда более продвинутое оборудование. На опытной станции есть донорское стадо овцематок: у них берут яйцеклетки, а затем пересаживают эмбрионы. Эмбрионы с уже измененным генокодом, для чего в лаборатории в их ДНК внедряют новые гены.

Зачем это нужно? Ну представьте, козочка может давать диетическое молоко, в котором будет белок лактоферрин (его еще называют «природный антибиотик»). Он содержится в женском молоке и нужен, чтобы у младенца формировалась иммунная система. Проще говоря, козьим молоком можно будет отчасти заменить грудное, человеческое. Разве не удобно?!

Ученые ВНИИОК ведут эксперименты и с генами, которые отвечают за выработку других полезных веществ – например, протробина (отвечает за свертывание крови), интерферона (противодействует вирусным инфекциям) или химозина (сычужного фермента, который расщепляет молочный белок, казеин).

Например, из козьего молока, в котором содержится химозин, можно получать сыры элитных сортов. Или еще пример. Бывает, что у новорожденного в организме не вырабатывается фермент лактаза, и поэтому он не способен усваивать материнское молоко. И его можно поить козьим молочком, в котором будет такой полезный фермент (если козочке внедрить особый ген, который отвечает за синтез такого вещества).

 
 
 
Генетическое будущее
 

Манипуляции с генами – это как конструктор Lego: в лаборатории можно вырастить живое существо с любым заданным учеными набором параметров. И это реалии уже не завтрашнего, а сегодняшнего дня.

Вообще, нынешнее животноводство – это наука самого высокого полета. Даже отбор (или, по-умному, селекция) лучших животных происходит уже не просто по внешнему виду, а по генокоду. То есть еще на эмбриональном этапе можно предугадать, какая у барашка будет толщина мяса или курдючного сала, красота и завитость шерсти... Можно даже определить  качество мяса – его мраморность (жировые прослойки между мышечными волокнами) или наличие соединительной ткани (она играет основную роль в жесткости баранины).

Вот уж верно говорят, что наука сродни волшебству. Особенно для человека, который от науки далек. Вот ты, уважаемый читатель, заметил, как за последние десять-двадцать лет изменилось качество баранины на прилавках? Селекционеры благодаря кропотливой работе избавились от неприятного запаха, который неизменно сопровождал это мясо.

Фактически человек своими руками изменил целый биологический вид – домашнюю овцу. А глядишь, через десять лет уже все козочки на планете будут давать молоко, ничем не уступающее грудному.

Не случайно под занавес экскурсии гостям дали попробовать сыр из козьего молока, которое выдоено именно на «Темнолесской». Вкус – чудо! Вообще, этот эпитет поневоле просился на язык, видя почти каждое из открытий или изобретений ученых ВНИИОК.

Государство, к счастью, тоже замечает их все чаще, например, выделяя гранты (последний – на 10 млн. рублей, совместный с аграрным университетом: ученые разрабатывают технологии генетической селекции овец).

Но все же главное чудо, что такой блистательный научный потенциал вообще удалось пронести, не растеряв, сквозь годину лихих реформ. Но ведь где у нас в России таланты и первопроходцы добиваются всего «благодаря, а не вопреки»?!

 
Антон ЧАБЛИН
 
 
 
 
 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях