Поиск на сайте

 

Ставрополец Николай Николаевич Безменов родился на 10 лет раньше советской эпохи и на 10 лет пережил её.

О старожиле, который в 1918-м из барчонка превратился в бездомного, в 30-х чудом избежал репрессий, в 40-х прошёл всю войну, а потом мирно учительствовал в ставропольской школе, рассказывает его внук Сергей Филиппович
 
 
 
 
Из дворян - в беспризорники
 

Мой дед, Николай Николаевич Безменов, родился в 1908 году на хуторе Родники Ставропольской губернии. Его отец был крупным землевладельцем. В 1900-х годах с ним приключилась интересная история. Он взял кредит в государственном банке, своевременно расплатился, но главбух и кассир сбежали с деньгами и документами. Судебный процесс прадед выиграл, но домой к нему успели прийти полицейские и описать зерно. Встретил он их, конечно, сопротивлением.

Его старший сын, активный участник революционного движения, в перестрелке насмерть ранил полицейского. Чтобы не попасть на вечную каторгу, сбежал в Аргентину. Правда, когда вскрыли погибшего, из тела достали пулю от винтовки Бердана, тогда как мой предок отстреливался из револьвера.

Во время Гражданской войны прадед занимался организацией продовольствия для революционеров, лично знал Ипатова, Апанасенко, Трунова. Так, защищая советскую власть, он, дворянин и помещик, в 1918 году был расстрелян по приговору белогвардейцев. Его жена в том же году умерла в тюрьме. Дед остался 10-летним беспризорником с младшей сестренкой Аней и братишкой Мишкой на руках.

Детский дом в Ставрополе находился тогда в здании на улице Комсомольской, по соседству с нынешней школой для детей с особенностями развития. Младшие жили в детдоме постоянно, дед же переждал первые две зимы, а в остальное время на поездах и пешком перебирался с места на место, путешествуя от Бреста до Владивостока, от Мурманска до Ашхабада.

 
Ни хлеба, ни спичек
 

В 1922 году дед вернулся в родительский дом. 14-летний подросток  забрал из детдома брата и сестру, взял ружье и начал охотой содержать семью. Еще через год устроился в совхоз чернорабочим, в 1924-м - учеником в Худояровское потребительское общество, а к 1930 году дошел по карьерной лестнице до заведующего единственным магазином.

С началом нового десятилетия развернулась борьба с кулаками, а дед был сыном  дворянина. О том, что его прадед погиб от рук белых, помогая красным, на хуторе забыли. В 1929 году сельсовет принял решение: Безменова из края выслать. Тогда дед отправился в Ставрополь к председателю крайисполкома. Тот, вспомнив историю его предка, постановил: высылку отменить.

Дожидаясь, пока решение вступит в силу, дед из Ставрополя поехал прямиком к морю. Хорошенько отдохнув, забрал из ставропольской канцелярии выписку, приехал на хутор, отдал решение в сельсовет, получил денежную компенсацию и вернулся к работе.

Тем временем тучи над «чуждыми элементами» продолжали сгущаться. Дед подумал и решил, что единственное спасение - служба в армии. Но сын дворянина призыву не подлежал. К счастью, он прекрасно играл в преферанс, и военком был его партнером по игре. К тому же в России и тогда существовала коррупция, так что котомка с тремя бутылками испанского коньяка, двумя бутылками элитного портвейна, балыком и шоколадом решила вопрос в пользу деда.

В армию он попал, но оружие доверить «классовому врагу» было никак нельзя. Деда определили в хозяйственный взвод.

Однажды, доставляя уголь командиру полка, он получил приглашение отобедать. Сел за стол, а старуха, мать командира, смотрит на него и говорит: «Ух, нехристь! Не крестится». Дед отвечает: «Я, бабушка, атеист, потому что мои родители были атеисты, и дед с бабкой тоже были атеисты».

Командир полка по фамилии Никольский переспрашивает: «Кто-кто были твои родители?» - и дает деду газету, просит почитать. Тот читает без запинки, с выражением.

- Так сколько классов образования у тебя? - спрашивает комполка.

- Формально - ни одного, - отвечает дед.

- А фактически?

- Фактически - за семь классов ручаюсь.

С пяти до десяти лет его обучали дома француженка и шведка. Пушкина с Некрасовым он знал наизусть, «Русских женщин» целиком цитировал близко к тексту.  В армии 90 процентов солдат были неграмотными, дед на их фоне выглядел профессором. Комполка это понял и решил помочь. Наутро в часть прибыл посыльный из штаба: рядового Безменова определить в полковую школу.

Служба деда должна была закончиться в 1933 году. Военную карьеру он строить не хотел - на гражданке его ждали дом и работа заведующим магазином.

В тот же год разразился голод, на улицах лежали трупы, которые никто не замечал. Однажды на базаре дед встретил своего торгового начальника с гражданки. «Мы тебя, конечно, на работе восстановим, - пообещал тот, - только ни хлеба, ни спичек – ничего больше нет. Колесная мазь была, и та закончилась».

Дед подумал и остался в армии.

 
 
Нищий - в ранах и орденах
 

В 1934 году на выпускном экзамене в Орджоникидзевском училище, куда дед поступил после полковой школы, достался ему вопрос по внутренней баллистике. Как это бывает, лишь прочитав билет, дед с удивлением узнал, что такая наука вообще существует. Спасло студента неожиданное отключение света. Дед, недолго думая, отпросился в туалет, при свете жженой бумаги прочитал учебник, вернулся и сдал экзамен.

Во время учебы у него был дружок - сверхсрочник Иван Николаевич Латышев, сын матроса с «Потемкина», комсомолец до мозга костей.

Однажды на политзанятиях в училище проходили тему: «Троцкий - злейший враг». Все встают и по очереди ругают Троцкого. Встает Иван и, как все, повторяет: «Предатель! Мерзавец! Ренегат!» А потом добавляет: «Но еще он был великолепный оратор, его можно было слушать часами». На следующее занятие Латышев не пришел.

Военный трибунал вынес приговор: три года за троцкизм и антисоветскую агитацию. Выйти Иван должен был в 1937 году. С клеймом троцкиста оказаться на свободе в пиковый год репрессий было равно самоубийству. На вольнонаемной работе он остался в лагере до самого начала 1950-х.

После освобождения Латышев приехал в Ставрополь, нашел деда. Однажды на даче, куда я увязался за дедом, между ними произошел такой разговор. На расспросы о лагере Иван отвечал, что там, конечно, ужас. А на вопрос деда, почему он не пошел на фронт, где можно было спастись, бывший комсомолец ответил: «И кого мне было защищать? Неужели тех, кто посадил меня ни за что, переломав всю жизнь?»

Дед много рассказывал о том, как в годы репрессий исчезали люди, а соседи и родственники боялись друг с другом разговаривать.

Когда пик преследований в конце 1938 года случился здесь, деда как раз перебросили служить в Среднюю Азию. Там его застала война.

С фронта однажды он прислал нам фотографию (фото вверху) с подписью: «Возможно, тебя заинтересует выражение моего лица. Объясняю. Фотографировался я на фронте. Кстати сказать, где нахожусь уже 38 суток. Так вот, в этот момент услышал вой летящей мины. И я определяю, далеко ли от меня она взорвется. Это я уже научился определять безошибочно. Целую, твой отец».

В 1957 году дед уволился из армии. В то время маршал Жуков, уже будучи министром обороны, ездил по округам и увольнял из армии всех, вплоть до генералов, по пункту «Е», то есть без пенсии.

Дед сокрушался: «Прослужил человек 30 лет, прошел войну, весь в ранах и орденах. Считает министр, что из армии его нужно уволить, и ладно. Но делать генерала нищим на старости лет, оставляя без пенсии, - предательство».

А таких из-за решений Жукова были тысячи. Ожидая его приезда, дед уволился сам.

 
Газировка в подполье
 

Вернувшись из армии, дед поселился в знакомом с детства Ставрополе. Начал строить дом на улице Авиационной. Устроился в школу №4 учителем труда.

Все военные обычно одинаковые, а дед и после 26 лет службы был ярким, ни на кого не похожим. Никогда не был антисоветчиком, но родился за десять лет до советской власти, умер на десять лет позже нее, потому был умнее многих и относился к ней исключительно трезво.

Много рассказывал про кошмары репрессий, о том, как люди пропадали и боялись разговаривать друг с другом, но напоминал, что в России до советской власти не существовало ни одной системы: были врачи и больницы, но системы здравоохранения - нет. То же с образованием, соцзащитой, о которых даже не было представления.

Говорил: все ругают Брежнева, но в Ставрополе нет ни одного крупного предприятия, построенного не при нем. И «Красный металлист», хоть и построили при царе, до основания реконструировали в 1960-х.

Однажды в школу к деду, где крутился рядом с ним и я, пришел знакомый парторг. Вид растерянный, ошарашенный. Рассказывает, как на затянувшейся конференции в крайкоме партии у него закончились сигареты. В коридоре спросил дорогу в буфет. Череда поворотов, подвальное помещение. Стучится в дверь, заходит, а там - магазин, в котором есть всё: «Восемь сортов окорока! Цены как нигде! Сигареты - любые!»

Я, 13-летний, спрашиваю: «И что, пепси-кола тоже есть?» Отвечает: «И пепси-кола есть!»

Только, говорит, вдруг как будто от стены отделился человек в блестящем костюме, навис надо мной и металлическим голосом обращается: «Вы кто? Вам сюда не положено. Покиньте помещение!»

Мужик рассказывает, чуть не плачет: «И это моя партия. У нас - ничего, у них – всё».

Он ушел, а я уже стою одетый у двери, говорю: «Дед, ты слышал? Пепси, жвачка, всё – собираемся!» А дед говорит: «Сережа, подожди, нас туда не пустят». Я никак не мог поверить, что деда, отдавшего 26 лет службе, воевавшего, могут куда-то не пустить. А он всё понимал, систему видел насквозь. Но значения большого «обидам» не придавал.

 
Записала Ника КАКОБЯН
 

Комментарии

Tri5o6
Аватар пользователя Tri5o6

Партия... как говорится, не сотвори себе кумира...

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях