Поиск на сайте

Гражданское общество в России переживает подъём

 

События на Болотной площади в прошлом декабре обозначили перелом в российском обществе: последний год мы видим по всей стране подъем гражданской активности. Заметнее всего он, конечно, в политической сфере: множество людей теперь стремятся стать наблюдателями на выборах. Появилось даже несколько общественных движений: «Лига избирателей», «Росвыбор», «Гражданин наблюдатель», «Союз наблюдателей России».
Но основную массу россиян выборы и партии совершенно не интересуют. От политизированной части населения они подхватили этот странный «вирус» неспокойствия. И вот люди, коих еще вчера невозможно было «заподозрить» в высокой гражданственности, стали выходить на пикеты и народные сходы. Решают они наболевшие, сугубо «жизненные» проблемы – экологии, ЖКХ, транспорта...
Апофеозом стали события в затопленном Крымске, куда в едином порыве съехались со всей страны тысячи неравнодушных. Крымские события показали: гражданское общество порой может решать задачи жизнеобеспечения страны эффективнее, чем государство. И это сильно испугало Кремль.
Был спешно разработан проект закона «О волонтерстве», в котором что ни слово – запреты и препоны. Госдума ужесточила законодательство об НКО, а главное (то, чего все особенно боялись) – введена цензура в Интернете. Означает ли это, что теперь гражданская активность в России снова вернется в зачаточное состояние? Или, напротив, люди, уже ощутившие вкус свободы, начнут еще сильнее бороться с системой?
Об этом в беседе с обозревателем «Открытой» рассуждает научный сотрудник Центра российской истории Центрального европейского университета (Варшава), политолог Тимур ХАЛИЛОВ.

 

– Тимур Александрович, небывалый подъем гражданской активности, который мы видели в стране после событий на Болотной площади, что это – начало большого пути, политического ренессанса?
– Думаю, про политический ренессанс говорить пока преждевременно. У нас само общество, несмотря даже на яркие внешние проявления гражданственности, крайне «атомизировано». То есть люди-«атомы» не просто не связаны друг с другом, но и взаимно отталкиваются.
Приведу простой пример: в США среднестатистический гражданин состоит в 60 различных некоммерческих объединениях (от клубов филателистов до «Армии спасения»), в Германии – в сорока. А в России – менее чем в десяти. Общий бюджет НКО в той же Америке сопоставим с третью объема всей экономики, а в России – это доли процента.
– Ну, это все цифры, за которыми реальных людей не видно...
– Скажу проще. Мы зачастую даже не знаем, кто живет рядом на одной лестничной клетке. Собрать деньги, чтобы купить лампочку в подъезд, – уже огромное дело, почти подвиг для председателя ТСЖ. Мы, конечно, с большим воодушевлением читаем в соцсетях о том, что где-то в соседней области прошел субботник, люди вышли и убрали лес, подмели улицы. А часто ли мы можем сами организоваться, чтобы самостоятельно провести экологическую акцию, не призывая на помощь мэрию?!
Во всем мире сейчас общество переходит к так называемой «демократии участия»: имеется в виду не только участие в референдумах или слушаниях о бюджете, а также в малых делах – тех же субботниках, сборах гуманитарной помощи или других волонтерских акциях.
А вот в России сами НКО чаще предлагают обществу лозунги не «за», а «против»: долой точечную застройку, долой мэра или губернатора. Так может ли такое гражданское общество быть равноправным партнером государства?!
– Ясно, что не может... Но ведь гражданское общество в России тоже эволюционирует.
– Конечно, эволюционирует, и намного быстрее, нежели государство (то есть политическая система). Прошлогодние выборы в Госдуму и продемонстрировали критический разрыв между ожиданиями общества и возможностью властей на них реагировать. Ведь наша бюрократия живет еще стереотипами прошлого, свято веря в принципы «ручного управления».
Но в России это уже перестает работать. Власть и общество говорят на разных языках. Для большой и самой активной части населения нормой стали вполне «западные» формы коммуникации и самоорганизации: социальные сети и блоги уже полностью вытеснили из их жизни ТВ – главный пропагандистский «рупор» власти.
Самый явный пример – наводнение в Крымске, когда волонтеры намного эффективнее выполняли гуманитарные задачи, нежели военные и МЧС. А теперь вспомните ураган «Сэнди» в США: государство сработало на упреждение стихии, людей вывезли из зоны бедствия, поэтому почти не было пострадавших. И поэтому после «Сэнди» не были нужны никакие акции помощи – вне зависимости от того, проводили ли бы их власти, гражданские активисты или бизнесмены.
– А как вы оцениваете роль бизнес-сообщества в современных российских реалиях?
– Сегодня бизнес не может самостоятельно вести равный диалог с властью – это факт. И бизнесмены делегируют такое право посредникам, в роли которых выступают такие ассоциации, как Торгово-промышленная палата, РСПП, «Опора России», «Деловая Россия». Сегодня они стали уже почти властными институтами, отстаивая именно политические, а не коммерческие интересы бизнес-сектора.
И при этом, заметьте, по форме это некоммерческие партнерства, то есть общественные организации. На Западе такое встретишь вряд ли. Там подобные бизнес-ассоциации создаются с одной целью – обеспечивать поиски деловых партнеров для своих членов, заниматься обучением персонала, консультированием.
– Стоп, а как же лоббизм?
– Лоббизм – это отдельный вид деятельности, которому, например, в американских университетах специально обучают. Это легальная возможность бизнесу решать свои политические интересы в диалоге с властью. В России же до сих пор отсутствует закон «О лоббизме», и даже это слово часто воспринимается как ругательное.
Когда бизнес лишен таких законных инструментов взаимодействия с властью, появляются нелегальные. Бизнес, который производит качественный конкурентоспособный продукт, заинтересован в прозрачности, наличии честных и понятных «правил игры». А любые теневые схемы, коррупция, клановость, попытки «обойти» административные барьеры – вынужденные способы выжить в нынешней ситуации «дефицита власти».
– Вы говорите о том, что в России должна сформироваться «демократия участия». Но насколько это реально, если власть совершенно не заинтересована в демократизации общества?
– Основная проблема, мне кажется, даже не в нежелании власти меняться, а в инертности значительной части нашего общества. Говорю не только о тех, кто традиционно голосует за «Единую Россию» и Путина, сколько о тех, кто на выборы вообще не ходит.
Выходит, в стране сегодня сосуществуют представители двух совершенно разных политических культур – подданнической (когда человек просто ожидает от власти социальных благ) и партисипативной, «народной» (гражданин сам вовлечен во власть).
Сегодня эти две части общества часто не понимают друг друга: ведь после «Маршей миллионов» на тех же площадях собирались «путинги» (и не все, замечу, шли на них за деньги!). Постепенно, конечно, эти сегменты общества будут сближаться, но предпосылки для этого должны создавать и сами власти. Ибо задача государства – предложить равные условия для всех своих граждан, чтобы они могли реализовать свои интересы.
– Вот в России и создают всевозможные «электронные» и «открытые» правительства.
– Это очень опасно, когда не только власть и общество, но также различные части общества не слышат друг друга. Очевидно: необходимы дискуссионные площадки, где бы они могли вести диалог на равных.
Большие надежды в этом смысле возлагаю на Общественные палаты. Увы, они сегодня есть далеко не во всех регионах, ведь многие губернаторы просто страшатся любой критики, которая может здесь прозвучать.
А есть регионы-«передовики», например Ульяновская область, где такая система работает как часы. Очень интересен их опыт создания Палаты справедливости, которая объединяет различных омбудсменов (уполномоченных по правам человека, ребенка, бизнеса).
Введение в регионах постов бизнес-обмудсменов – это тоже очень правильное решение. К сожалению, кое-где (в том числе и на Ставрополье) за эту должность развернулась ожесточенная борьба между крупными бизнесменами – значит, люди видят эту должность прежде всего как политическую и вряд ли будут работать «на дело».
– Но, согласитесь, это всего лишь «косметические» изменения, которые не затрагивают сущности политической системы, разложившейся изнутри.
– Так и есть. Уверен, любой человек в идеале хотел бы видеть в России «демократию участия», когда основную часть населения составляют неравнодушные, активные, в хорошем смысле индивидуалистичные (то есть не «кивающие» на государство) граждане. Это тот образ политической модернизации, к которому мы начали двигаться четыре года назад.
– Он достижим?
– Трудно, но достижим! Два года назад я проводил исследование: опросил более ста крупных чиновников в разных регионах России, чтобы они назвали лучшие свои профессиональные качества. На первое место они поставили умение сотрудничать с бизнесом и лояльность руководству, а вот партнерство с НКО и выражение интересов населения – на последнем месте.
Да, вот такую бюрократию мы сегодня имеем, но мириться с этим не обязаны! Я не сторонник революций – одними выходами на площадь страну не модернизируешь, надо учиться договариваться. А для этого нужны площадки для социального диалога, которые я и призываю общими усилиями строить.

 

Беседовал
Антон ЧАБЛИН

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях