От матери-родины не отошел...

Послужит ли благому делу обретения обществом моральных скреп открытие имён достойнейших земляков наших?

Не раз «Открытая» писала о возвращении современникам имен писателей и поэтов первой волны эмиграции, наших земляков, ставропольцев, чье творчество признано не только национальным, но и мировым достоянием. Работа эта, кто хоть раз погружался в нее, очень и очень непростая, отнимающая уйму сил, времени, средств. Речь, по сути, идет о поиске пропавших без вести, только поиски эти зачастую ведутся в одиночку, энтузиастами-подвижниками.
Одно из имен, преданных в свое время забвению, – Илья Дмитриевич Сургучёв, уроженец Ставрополя, беллетрист, драматург, киносценарист, автор повестей «Губернатор» и «Мельница», пьес «Осенние скрипки» и «Торговый дом». Возвращение наследия писателя российскому читателю только в начале пути, но важно уже то, что общественность почувствовала острую потребность в восстановлении собственной исторической памяти.
И вот очередное открытие – выпускник Ставропольской духовной семинарии, настоятель Свято-Покровской Православной Русской Церкви в Цюрихе протоиерей Давид Чубов. Человек, которого из поколения в поколение чтут и почитают как святого во многих русских семьях еще с 1920-х, волею судеб оказавшихся в Швейцарии, Франции, Бельгии, Болгарии, Аргентине, США.
Кто он этот неизвестный нам священнослужитель, чем был полезен людям, как оставил о себе добрую память? Об этом с нашим корреспондентом поделился доктор филологических наук, профессор кафедры отечественной и мировой литературы Северо-Кавказского федерального университета Александр ФОКИН.

– Александр Алексеевич, совсем недавно в культурной жизни и края, и России произошло большое событие – прошла презентация первого тома собрания сочинений Ильи Сургучева, в который вошла коллекция его писем. На встрече многие говорили, что книга эта явилась началом серьезного проекта по возвращению литературного и духовного наследия наших соотечественников. Имя протоиерея Давида Чубова тоже станет частью задуманного проекта?
– Тут вот какое дело. До недавнего времени о Давиде Чубове ни я, ни кто другой в России практически ничего не знали, за исключением самого малого. Того, например, что он был настоятелем Свято-Покровской Православной Русской Церкви в Цюрихе, где и похоронен в августе 1956 года.
И вот только что, после десяти лет кропотливой работы в американских и европейских архивах, я обнаружил письма отца Давида (Чубова) Илье Сургучеву.
Выявились совершенно потрясающие вещи: оказывается, оба они окончили Ставропольскую духовную семинарию в 1901 году, учились на одном курсе, были друг для друга тем, что определяется практически утраченными сегодня словами «друг» и «товарищ», оказались в эмиграции, долгое время не имели никаких контактов, потом чудом списались, снова расстались и, наконец, спустя почти полтора десятка лет возобновили переписку.
Эта переписка старых друзей, безусловно, тоже станет частью большого литературно-исторического проекта по изданию в Ставрополе наследия Ильи Сургучева. Но открытие имени Давида Чубова, мимо которого Ставрополь, считаю, пройти никак не может, само по себе уже событие потрясающей важности.
Это открытие еще одного целебного ключа нашей духовной жизни. Поэтому всякие сведения о протоиерее Чубове – его биография, гуманитарная и благотворительная деятельность, проповеди – могут вылиться в отдельное исследование, важное и нужное для всех нас – рядовых горожан, ученых, священнослужителей, чиновников.
– Архив отца Давида находится в Музее русской культуры в Сан-Франциско, а микрофильмированные копии – в русском собрании архива Гуверовского института. Получить их, как я понимаю, не так-то просто, хотя бы по причине финансовой…
– Не то чтобы непросто, а в наших реалиях невероятно трудно. Иногда просто кричать хочется от безвыходности, прежде всего финансовой. Но кричи не кричи, а дело делать надо. Поэтому необходимые сведения, документы добываются и возвращаются в Россию по капельке, по крупиночке. И тут, по мере того как мы будем узнавать о нашем земляке что-то новое, главное – изначально стараться составить верную картину его жизненного пути.
Когда я только начинал заниматься наследием и биографией Ильи Сургучева, сразу перед собой поставил задачу: никакой мифологии, даже самой красивой и ажурной. Поначалу, скажем, считалось, что писатель был единственным ребенком в семье, потом выяснилось, что детей было семеро; считали, что Россию Сургучев покинул в 1919 году, оказалось – годом позже. Никто не мог назвать точную дату его рождения.
По мере исследования удалось ответить на этот и многие другие вопросы. Но тут же появлялись новые, провоцирующие на мифотворчество... В общем, процесс этот бесконечен. Но тем интереснее искать документы, докапываться до истины.
– Чем же имя Давида Чубова дорого нам, не только ведь связью со Ставрополем и дружбой с Сургучевым?
– Посудите сами: не всякий достоин того, чтобы его архив хранился в Музее русской культуры в Сан-Франциско, а также в институте Гувера.
– Почему и как это произошло?
– Пока могу лишь предположить. Потому, например, что протоиерей Давид Чубов был духовником величайшего русского религиозного философа прошлого века, поднимавшего сложнейшие вопросы веры и бытия, правоведа, публициста Ивана Александровича Ильина.
Не будь Ильина, в российской словесности, можно сказать с уверенностью, не было бы грандиозных по своей духовной силе и значимости произведений Ивана Шмелева, Бориса Зайцева, Александра Солженицына и ряда других русских православных писателей.
Именно Чубов в Цюрихе помогал Ильину переписывать последний труд его жизни – «Аксиомы религиозного опыта». Такой чести, согласитесь, случайные люди не удостаиваются.
– Нет ли в письмах Давида Чубова Илье Сургучеву сведений, по которым можно восстанавливать его биографию?
– Отчасти. Главное для нас, что он выпускник Ставропольской духовной семинарии. В отличие от Сургучева, стал священником, был настоятелем церквей хутора Малаванного и станицы Новощербиновской.
Сегодня это территория соседней Кубани, а в начале прошлого века населенные пункты, с большой долей вероятности, относились к Ставропольской губернии, но совершенно точно – к Ставропольской епархии.
Из писем стало известно, например, что Первую мировую войну, от начала до конца, Чубов провел на фронте, был полковым священником 22-го стрелкового полка и благочинным 6-й Кавказкой стрелковой дивизии.
За войну получил награды: скуфью, камилавку, ордена Анны третьей и второй степени, а потом и мечи к ним. Был представлен к награждению наперстным крестом на георгиевской ленте, но революция помешала, и представление где-то затерялось.
В феврале 1918-го вернулся к себе на Кубань, где за участие в казачьем восстании против большевиков был приговорен к расстрелу, но спасся чудом. Три месяца скрывался в плавнях среди камышей, потом оказался в рядах белого генерала Покровского, а после разгрома освободительного движения, потеряв в Екатеринодаре семью, ушел за границу. Дальше – долгие годы скитаний в Болгарии, Франции, Бельгии, Швейцарии.
– Судя по короткой справке в Интернете, Давид Чубов всю жизнь служил в приходах?
– Священствовал, тем самым «старался быть полезен родине и страдальцу русскому народу», как пишет он в Париж Сургучеву.
В Болгарии выхлопотал у Лиги наций тысячу швейцарских франков для помощи русским беженцам и четыре месяца подкармливал сорок детишек-сирот. Потом, при смене болгарского правительства на более левое, не позволял лишать русских эмигрантов работы. Был основоположником так называемой Казны Великого Князя, известной еще как Фонд спасения России.
Уже в конце 1940-х при содействии правительства Лихтенштейна раздобыл визы и деньги, около полумиллиона швейцарских франков, с помощью которых переправил в Аргентину 250 русских солдат, казаков, офицеров, по сути, спас их от верной расправы. Как известно, после войны сталинский режим объявил на эмигрантов настоящую охоту по всей Европе.
Потом эти русские аргентинцы пытались перетянуть к себе Чубова на жительство, выхлопотали ему визу, вскладчину оплатили люксовый номер на пароходе. Протоиерей было согласился и даже совсем собрался, но по ряду обстоятельств так и остался в Швейцарии.
«Словом, вертелся-крутился, старался быть как-то полезным, а дел великих не только не совершил, но что-то даже и не слыхивал, чтобы кто-то и другой это сделал» – так отец Давид в письме Сургучеву скромно резюмирует свой жизненный путь примерно за пять лет до смерти.
Хотя и сегодня в Европе и Аргентине в некоторых семьях чтут русского протоиерея как спасителя от казни, как духовного наставника, бережно хранят память о нем, передавая ее от отцов к сыновьям и внукам, из поколения в поколение.
– Какими годами датируется переписка старых семинарских товарищей?
– Точные даты всех писем пока не установлены. Могу лишь сказать, что они вели переписку до 1937 года, потом потеряли друг друга, ибо каждый в борьбе за существование менял адреса, страну проживания. Контакт возобновился в 1951 году (именно этого периода несколько писем мне и удалось сейчас получить и изучить), причем совершенно случайно, о чем и рассказывает отец Давид в одном из писем.
Был он у профессора Ильина, переписывал его «Аксиомы религиозного опыта». Разговорились о былом, обмолвился, что из выпуска Ставропольской духовной семинарии 1901 года остались, кажется, лишь двое – он, Чубов, и Илья Дмитриевич Сургучев. Ильин живо на это известие отреагировал: «Читали ли вы дивное произведение вашего сотоварища «Детство императора Николая II»?»
Тот ответил, что читал давно, еще в газете «Возрождение», но очень хотел бы еще раз прочитать его, только вот как?.. Тут Иван Ильин достал тетрадку, в которую были вклеены вырезки из «Возрождения», что и составило 87 страниц повести. Но главное, что у Ильина был адрес Ильи Дмитриевича!
Так возобновилась переписка. Хотя до этого отец Давид искал адрес Сургучева, выспрашивал его у многих своих знакомых по Парижу, но тщетно. Война оборвала все связи.
– То, что Ильин хранил до конца жизни газетные вырезки с текстом повести Сургучева, тоже ведь говорит о многом – произведение достойно того, чтобы его читали, изучали в школах. К тому же совсем недавно страна отметила четырехсотлетие Дома Романовых. Не сохранились ли отзывы Ильина о повести Сургучева «Детство императора Николая II»?
– Ничего пока сказать не могу. Здесь нужно еще поработать с архивами Ильина.
А вот Чубов пишет Сургучеву о его книге вот что: «… только за одну вашу книжку «Детство императора Николая II» вам, дорогой мой, надо земно поклониться, и гордиться мне можно, что я сотоварищ твой по классу». Так повесть Сургучева в 1950-х годах, то есть сразу после выхода ее отдельным изданием, оценивали многие современники, в том числе из семьи Романовых. Называли ее «боговдохновенной». Так ее характеризуют и нынешние читатели.
Позвольте привести еще одну строчку из письма Сургучеву, в равной степени относящуюся и к самому автору: «…радуюсь, что мой однокашник остался русским, каким и родился, не отошел от матери-родины, не променял русского первородства на чечевичную похлебку заграницы, что, к прискорбию, сделало очень много из русских, что Илья Дмитриевич стал знаменитым сыном России…»
– Судьбы обоих во многом схожи. Семинария, Первая мировая, белое движение, эмиграция, расставание с семьями… Вечные странствия, борьба за существование, жуткая тоска по родине. Да и ушли оба в один год… Они не пытались встретиться?
– Встречи точно искали, но виделись ли?.. Это еще предстоит выяснить.
Судя по имеющимся у меня письмам, о встрече с «дорогим Илюшей» отец Давид мечтал, как «о чуде Божием», ждал ее как самого счастливого события. Ибо юность и учеба не только сближают, но именно роднят: ели одну пищу, учебную и духовную, воспитывались не только наставниками, но и в своей среде самообразовывались, горячо спорили.
«Боже, как тогда было хорошо; сколько было надежд, как хотелось что-то совершить особенное! А вот пришла старость и… ничего особенного не совершил, остался одинок».
Правда, жуткие слова, над которыми стоит задуматься? А ведь совершил, да еще сколько! Откуда же эта безысходность?.. Тут надо понимать, что мы имеем дело с лучшими представителями, если хотите, образцами исконно русской интеллигенции. Тут всё – и безраздельная тоска по матери-родине, и скромность, и сомнения, и желание творить для России, ради России…
Об этом были и его проповеди, на которые, надо заметить, в Свято-Покровскую церковь Цюриха съезжались эмигранты со всей Европы. Смысл их передает фраза, произнесенная однажды отцом Давидом: «Русские должны помнить о русских…» В этих словах скрыт духовный смысл русской эмиграции.
И еще обратите внимание на такую деталь: все послания Чубова написаны в старой, еще дореволюционной орфографии – тоже одно из свидетельств клятвенной верности своей родине.
– Вы цитируете только письма отца Чубова Сургучеву, почему?
– На днях из Гуверовского института я должен получить письма уже Сургучева Чубову. Что в них будет?.. Давайте подождем.
– Подождем. А раз так, то и точку в нашей беседе ставить рано. Не возражаете?
– Всегда рад поделиться находками со всеми, кому небезразлична наша история, культура. Для того много лет и добываю из заграничных архивов сведения о достойных земляках наших, которых там помнят и чтут, а мы, к стыду своему, ничегошеньки-то и не знаем о них.

 
 
Беседовал
Олег ПАРФЁНОВ