Поиск на сайте

Ректор Пятигорского медико-фармацевтического института Всеволод Аджиенко: Провизоры и фармацевты — тоже люди в белых халатах

 

Секреты лекарственного рынка сегодня глубоко интересуют и волнуют всю страну

 
«Открытая» продолжает цикл бесед с ректорами ведущих вузов Ставрополья. В конце прошлого года нашей газете дали интервью ректор Ставропольского аграрного университета, академик РАН Владимир Трухачев («Без пробирки соха не прокормит», №50, 2016 г.) и профессор Владимир Кошель, который руководит Ставропольским медицинским университетом («Нашим медикам все по плечу!», №51, 2016 г.).
Затем мы откровенно побеседовали с ректором Северо-Кавказского федерального университета Алиной Левитской («Вуз будущего поколения», №1 с.г.).
Сегодня специальный гость «Зачетки» – доктор медицинских наук Всеволод Аджиенко, с июня 2012 года возглавляющий Пятигорский медико-фармацевтический институт (ПМФИ), филиал Волгоградского медицинского университета.
Тему для нашей беседы подсказала сама жизнь – это бурная общественная дискуссия, которая развернулась вокруг гомеопатии. Месяц назад специальная комиссия при президиуме Российской академии наук признала, что гомеопатия как медицинское направление – это лженаука и шарлатанство.
РАН потребовала в аптеках отделить настоящие лекарства от гомеопатические средств, а в государственных больницах запретить не только использование этих снадобий, но даже их рекламу. Эти предложения поддержали Минздрав России, Федеральная антимонопольная служба и профильный комитет Госдумы по охране здоровья.
Впрочем, у гомеопатов нашлось на удивление много заступников. Судя по соцопросу ВЦИОМ, почти половина россиян хотя бы раз в жизни применяла гомеопатические препараты, и каждый второй среди них даже отмечал улучшение состояния.
Впрочем, ученые-медики связывают это исключительно с эффектом плацебо. Любой гомеопатический препарат – «пустышка»: целебные компоненты гомеопаты разводят до сверхмалых доз, так что в таблетке вообще не остается молекул действующего вещества. И пациент на самом деле не излечивается, а всего лишь внушает себе, что ему стало лучше (да и то очень ненадолго).
На переднем крае борьбы с шарлатанами сегодня находятся именно фармацевты. И один из крупнейших вузов России, где их готовят, – Пятигорский медико-фармацевтический институт. Скоро он отметит 75-летие, и за это время из стен вуза вышли тысячи специалистов-провизоров (аналитиков и технологов).

Всеволод Аджиенко


– Всеволод Леонидович, не припомню, чтобы какой-то научный доклад вызывал в обществе столь бурную реакцию, как отчет комиссии по лженауке РАН по поводу гомеопатии. И мнения разделились радикально: одни требуют запретить гомеопатию, другие – оставить все, как есть. Вам как специалисту какая позиция ближе?

– Сегодня на фармацевтическом рынке России доступны десятки тысяч продуктов. И уже более семи лет в законодательстве четко закреплено, каким образом тот или иной лекарственный препарат может получить допуск на фармацевтический рынок. Должна быть подтверждена его клиническая эффективность и безопасность для пациента.

По поводу каждого продукта, который уже обращается на рынке, надо объективно и честно ответить на вопрос: является ли это средство лекарственным или, может быть, ему больше подойдет какая-то другая категория. Например, БАД.

То же самое касается и гомеопатических средств. На мой взгляд, нужно внимательно изучить все доводы «за» и «против» их применения в клинической практике. Конечно, это обсуждение должны вести профессионалы, на площадке Минздрава РФ, который в конечном итоге и будет принимать окончательное решение.

– Но зачем вообще нужна такая дискуссия? Никто ведь не ведет научных диспутов по поводу хиромантии или астрологии.

– Я не предлагаю обсуждать на площадке Минздрава научную значимость или обоснованность гомеопатии. Но мы же видим, какую бурную реакцию в обществе вызвало заявление о лженаучности гомеопатии. И это требует каких-то оценок от регулирующих органов.

Мы должны понять, какое место гомеопатические препараты должны занимать в медицинской деятельности и в аптеке, исходя из объема клинических доказательств.

– На фоне дискуссии о гомеопатии пресса стала писать и о том, что такие же «пустышки» – это и многие широко рекламируемые сегодня лекарства: «Арбидол», «Кагоцел», «Анаферон», «Окциллококцинум»... Минздрав на это никак не отреагировал. Вообще, насколько сегодня велика роль общественного мнения на фармацевтическом рынке?

– Вы сами все сказали. Это – рынок, а на рынке ситуацию формирует спрос. И если репутация продукта страдает (то есть потребитель понимает, что он низкого качества), то спрос неизбежно снижается.

Конечно, производитель в этом не заинтересован, и он запускает маркетинговые мероприятия, которые укрепляют силу бренда. Это приводит зачастую к тому, что препарат с недоказанной клинической эффективностью может оказаться «эффективным». Только «эффект» этот будет сугубо экономическим – в виде прибыли производителя.

Причем неэффективные, но безопасные препараты – это меньшая проблема, чем лекарства, которые могут вызвать опасные побочные эффекты. В истории, к сожалению, были примеры, когда на рынок выпускался заведомо опасный, непроверенный препарат.

Поэтому, безусловно, массовый потребитель должен иметь объективную, научную, актуальную информацию по каждому препарату! И в этом случае общественное обсуждение каждого препарата, его плюсов и минусов, позволит предотвратить ненужный риск и вред.

– Всеволод Леонидович, считается, что лекарственный рынок России отстал от западного на десятилетия. У нас ведь до сих применяют лекарства, которые давно запрещены во всем мире, например, анальгин, эссенциале или фурацилин. Да даже обычная зеленка для европейца или американца – это нечто невообразимое!

– Трудно назвать другую столь же инновационную, но в то же время, в силу особенностей регулирования, консервативную сферу экономики, как фармацевтическое производство.

Наш российский лекарственный рынок, как и вся экономика, – родом из СССР. Да, с одной стороны, есть инновации: регулярно появляются новые лекарственные молекулы, новые препараты. Но в то же время есть и традиции, которые насчитывают десятилетия.

Социологические исследования показывают, что пациенты отдают предпочтение давно известным, привычным и, главное, дешевым препаратам. И вот с этими предпочтениями и нужно обходиться бережно. Примерно такая же ситуация и с гомеопатическими препаратами, которые миллионы людей используют много лет.

Да, многие из тех лекарств, что вы назвали, показывают эффективность на уровне плацебо. Но ведь и применяют их не при тяжелых болезнях, а когда требуется самопомощь, например, при недомогании или головной боли.

Представьте, что завтра мы запретим все гомеопатические препараты, а заодно и анальгин с фурацилином. Мы помним ситуации, когда привычные продукты вдруг становились недоступными. Не всегда это приводило к хорошему результату! Пациент, конечно, должен быть проинформирован,  безопасен ли и эффективен тот или иной препарат, отпускаемый в аптеке без рецепта, чтобы принять осознанное решение: а нужно ли этот препарат применять.

– Ну а новые препараты в России создаются? Или сегодня мы только копируем западные аналоги, придуманные иностранными учеными?

– Конечно, создаются! Например, наш вуз сегодня занимается поиском потенциальных лекарственных средств, которые могут оказаться эффективными при лечении социально значимых заболеваний – ВИЧ/СПИД, туберкулеза, лепры.

Когда удается найти интересную молекулу, мы выходим на этап доклинических исследований. То есть мы должны определить, насколько будущее лекарство будет безопасно и эффективно. Также нужно понять, в какой форме оно будет доступно пациенту, – таблетки, мази, суспензии. Следующий этап – это собственно клинические исследования на пациентах.

Конечно, сам вуз по определению не должен принимать на себя роль производителя препарата. Это задача фармацевтической производственной компании, предполагающая как серьезные инвестиции в процессе разработки лекарства, так и наличие промышленной инфраструктуры.

Фармацевтические вузы ведут исследования, финансирующиеся как за счет научных грантов, так и по заказам производителей лекарств. Скажем, сегодня ПМФИ работает со многими фармацевтическими компаниями, в том числе иностранными.

В прошлом году в ПМФИ по заказу фармацевтических компаний стартовало изучение антибиотиков (левофлоксацина, меропенема, ванкомицина), антисептиков (компаргола, гексэтидина), препаратов от насморка (оксиметазолина), антидепрессантов (дулодета), цитостатиков (семивила) и многих других. 
Сегодня ученые ПМФИ работают над созданием лекарств от туберкулеза, лепры, ВИЧ/СПИД, сахарного диабета, язвенной болезни.

– Выходит, сегодня «заказывать» ученым разработку новых лекарств могут только фармацевтические гиганты?

– Не совсем так. Наши ученые ведут и десятки инициативных исследований в самых разных областях. Я перечислю лишь некоторые. Есть у нас в разработке вещество, которое по результатам доклинических исследований могло бы стать лекарством от язвенной болезни. По эффективности он превосходит в два-три раза известные противоязвенные препараты.

Еще у одного вещества мы обнаружили свойства блокировать ферменты, которые отвечают за «повреждение» тканей при сердечно-сосудистых заболеваниях. А если это вещество станет лекарством, то его можно будет использовать и для лечения эндокринных расстройств (например, недостаточности половых гормонов у женщин после менопаузы или удаления яичников).

В разработке еще несколько препаратов, в том числе обезболивающего и противодиабетического действия. Конечно, мы продолжаем исследования и в тех направлениях, которые были традиционными для вуза десятилетиями. Это создание новых препаратов на основе минеральной воды, тамбуканских грязей, природного растительного сырья.

Вместе с учеными Пятигорского НИИ курортологии мы сейчас изучаем свойства расторопши и уже выделили вещество, которое можно использовать для лечения токсических поражений печени.

– Фармакология будущего – это когда нужная молекула будет будет не извлекаться из растений, а заново «конструироваться» в лаборатории. Думаю, до такой планки еще далеко?

–  Намного ближе, чем вы можете представить. В прошлом году для проведения доклинических исследований мы создали в нашем вузе научно-исследовательский центр с лабораторией вычислительных методов.

Здесь с помощью мощных компьютеров возможно прогнозирование свойств той или иной молекулы: какие химические превращения в организме она претерпевает, с какими рецепторами связывается.

– Насколько востребованы ваши выпускники, скажем, за рубежом?

– У нас учится много иностранных студентов. На данный момент – более 700 человек, в том числе из европейских стран, Греции, Италии, Бельгии. Естественно, после окончания вуза они, как правило, возвращаются домой. Что касается российских студентов, то они работают практически во всех странах, где производятся инновационные препараты. И не только в аптечной сети, но и на фармацевтических заводах.

Фармация – одна из немногих профессий в России, где уровень трудоустростройства близок к 100%. И в кризисное время ситуация не ухудшилась.

Политика импортозамещения привела к тому, что больше фармацевтических компаний локализуют производство именно в России. А значит, создаются и новые рабочие места. Кроме того, расширяется и аптечная сеть: по крайней мере, в Ставропольском крае будут создаваться новые государственные аптеки на селе. И наши выпускники, уверен, и там будут востребованы.

– А сколько сейчас вузов в России готовят фармацевтов?

– Наш находится в тройке самых крупных наряду с вузами из Санкт-Петербурга и Перми. Конечно, это большая ответственность, которая требует высокого уровня подготовки. Ведь в аптеку человек приходит не только затем, чтобы купить лекарство, но и биодобавки, те же гомеопатические препараты, лечебное питание.

Даже рецепт выписывается по международному непатентованному названию – фактически, это название основного действующего вещества. А конкретных препаратов со своими торговыми наименованиями могут быть десятки, у них разные дозировки, формы выпуска. И, конечно, фармацевт, провизор должен обладать всеми этими знаниями.

То есть провизор в аптеке не продает вам лекарство, он оказывает фармацевтическую помощь. Провизоры и фармацевты, как и врачи и медсестры, – тоже люди в белых халатах. Неслучайно именно в аптеке удается решить большинство проблем, не требующих срочного обращения к врачу.

Фармацевт может, например, уберечь пациента от ненужного приема антибиотика. Скажем, пациенты с банальными ОРВИ сами себе «назначают» по три-четыре препарата, что в большинстве случаев нецелесообразно, а иногда и вредно.

Обучая наших фармацевтических специалистов, мы большой упор делаем именно на вопросы биоэтики: провизор в аптеке должен предложить пациенту прежде всего наиболее эффективный, а не дорогой препарат.

– С недавних пор в название вашего вуза добавилось слово «медицинский». Вы ведь теперь выпускаете не только фармацевтов, но и медиков. Правда ли, что ваш вуз теперь стал единственным в своем роде в России?

– Да, медико-фармацевтических вузов в России больше нет. Четыре года назад мы открыли две новые специальности – стоматология и медицинская биохимия, на которые совместно набрали 50 студентов. И уже в будущем году у нас состоится первый выпуск стоматологов, а еще через год – врачей-биохимиков.

И за будущее наших выпускников мы спокойны. Скажем, специальность «Медицинская биохимия» насыщена теоретическими знаниями и хорошо подходит для тех, кто хочет реализовать себя в науке. Но эта специальность и для тех, кто хочет пойти в клиническую практику – например, работать врачом клинической лабораторной диагностики в санатории, поликлинике или частной лаборатории.

– Новые специальности у вас появятся в этом году?

– Да, у нас будет открыта специальность «Лечебное дело». Набрать планируем две группы. Для приема на бюджетные места необходимо, чтобы образовательная программа сначала прошла государственную аккредитацию, поэтому наши «лечебники» пока будут обучаться на коммерческой основе.

Мы уже заключили договоры с крупными санаториями и многопрофильными больницами, которые станут клинической базой для подготовки наших специалистов. Обучаться ребята будут и в нашем новом учебном корпусе. Недавно наш вуз получил новое здание, за что я хотел бы выразить большую благодарность администрации Пятигорска.

Это здание находится на улице Бернардацци. До последнего времени оно пустовало, но ранее там располагался медицинский колледж.

– Выходит, теперь в крае будет два вуза, выпускающих врачей общей практики, – в Ставрополе и Пятигорске?

– Сегодня на рынке труда ситуация такова, что работы достаточно для всех. И в России, и на Северном Кавказе, к сожалению, наблюдается дефицит врачей. Причем даже таких, казалось бы, популярных специальностей, как стоматология (если говорить, прежде всего, о сельской медицине и работе в поликлинике).

Мы ценим, бережем и развиваем то наследие, которое было сформировано за почти 75-летнюю историю вуза. Для нас очень важно, что сегодня в ПМФИ фармацевтическая наука идет вперед вместе с медицинской, и это, безусловно, обогащает нашу основную специализацию – фармацию. Студент ПМФИ занимается еще и исследовательской деятельностью. И уже в этих первых пробах пера обогащается взаимодействие студентов разных направлений – фармацевтов и медиков.

С одной стороны, фармацевтический работник, который обучается бок о бок с клиницистами, лучше понимает, что происходит в организме больного и может сформировать свою собственную профессиональную позицию по тем или иным препаратам.

Если затем в своем медицинском учреждении он займется закупками медпрепаратов, безусловно, ему будет намного проще разобраться в этом вопросе. Ему будет проще подсчитать, сколько стоил клинический эффект. Стоит в буквальном смысле – в рублях. Ведь если мы переплачиваем даже за высокоэффективный препарат, то лишаем возможности обеспечить этим лекарством дополнительных пациентов.

В то же время врач, который окончил медико-фармацевтический вуз, имеет более глубокую теоретическую подготовку. У нас ведь только химических дисциплин преподается добрый десяток, так что можно представить, как такой серьезный подход к теоретическим знаниям обогатит будущего врача.

– А где сегодня трудятся ваши выпускники: регион Кавминвод, Ставрополье, Северный Кавказа...

– Примерно в такой последовательности и выстраивается востребованность наших выпускников. Основная масса, конечно, остается на Кавминводах, но есть ребята, которые, как я говорил, уезжают работать и в другие страны.

Набирая абитуриентов на клинические специальности, мы отмечаем, что среди них – ребята тоже из самых разных регионов, от Калининграда до Хабаровска. Все-таки, «Пятигорский фарм» (а сегодня уже «медфарм») – это своеобразный знак качества, на который ориентируются многие.

– В прошлом году ваш вуз вошел в состав Северо-Кавказского медицинского образовательного кластера. Что это дало институту?

– ПМФИ в рамках кластера отвечает за инновационную деятельность. Мы провели инвентаризацию исследований, которые производятся нашими коллегами, и увидели: несмотря на то, что основная масса исследований сегодня производится в Ставропольском крае, есть много интересных работ и в других регионах Северного Кавказа.

Для нас главное – это не столько привлечь конкретное финансирование (например, в форме гранта) на научную работу, а повысить качество научных работ. Поэтому и результатом работы кластера должно стать появление совместных исследовательских проектов, совместных научных публикаций.

Взаимодействие вузов в рамках кластера (как мы уже видим из первых его результатов) поддерживает дальнейший рост и развитие медицинской и фармацевтической науки, а также профильного высшего образования.

Беседовал
Антон ЧАБЛИН
 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях