Поиск на сайте

Для спецпроекта Future Urbanism прогнозист Павел Лукша рассказал о том, как эволюционирует образование под влиянием сети

Отсутствие в резюме соискателя отметок о прохождении онлайн-курсов, вроде Coursera, скоро может стать для работодателей верным знаком того, что человек не хочет заниматься собственным образованием. Всего за несколько лет обучение через сеть успело превратиться из развлечения для избранных в серьезную альтернативу офлайн-образованию. Для спецпроектаFuture Urbanism студентка Института «Стрелка» Эльмира Какабаева взяла интервью у прогнозиста и профессора-практика Школы управления Сколково Павла Лукши, который рассказал о том, как онлайн изменил сами понятия “ученика” и “учителя”, а также то пространство, где они встречаются.

— Давайте начнем с вопроса о том, что, по вашему мнению, останется больше в офлайн-среде, а какое обучение может полностью перейти в онлайн. Возьмем, например, медицинское образование и юридическое.

Во-первых, надо говорить о том, чему можно учить через интернет сейчас, а чему через некоторое время. И этот вопрос очень сильно зависит от того, насколько компьютерам удастся приблизиться к миру физической реальности, в котором мы взаимодействуем.

Человек и компьютер будут последовательно сближаться в течение следующих 10 лет. Таким образом, в сфере будущего образования ключевым термином станет «гибридная реальность», когда обучение будет происходить и через «живое обучение», и через компьютеры, и с помощью дополненной реальности. Мы сможем насыщать учебное пространство элементами, необходимыми нам в конкретный момент изучения конкретной темы. Например, мы можем «вызывать» в эту комнату учебные пособия и изучать здесь астрономию, передвигая, приближая и удаляя планеты в пространстве.

Кроме этого, значительно меняется и область того, что ученик должен знать и уметь. Раньше в человека загружали целую энциклопедию знаний и вдобавок к этому давали специфику его конкретной профессии. Сейчас гораздо важнее научить студента ориентироваться и правильно собирать информацию. 

Для этого у него в голове также должна быть энциклопедия, но при этом он не обязан помнить содержание каждой словарной статьи. Ему гораздо важнее уловить, какая структура у этой энциклопедии и куда он должен посмотреть в каждый конкретной момент, чтобы вытащить нужную информацию.

В этом смысле ценность компонента знаний будет снижаться, а ценность навыков — расти. И вот с навыками возникает вопрос: какие из них можно развивать в контакте с компьютером, а какие только во взаимодействии с другими людьми?

Есть модель Flipped Classroom — то есть «перевёрнутого класса», в котором главный акцент ставится не на передачу знаний, а на совместное действие, на обсуждение изученного материала. В «перевёрнутом» классе ученики приходят в школу или университет и вместе обсуждают, что они поняли из материала, обмениваются мнениями. 

И в это же время учитель сажает их за совместную проектную работу, чтобы они не просто изучали материал, а сразу решали на его основе задачу. И это гораздо эффективнее, чем просто накачивать их знаниями, а через 3 года практиковать решение задач на этой основе.


Стандартная схема устройства учебной модели Flipped Classroom

Что же касается обучения навыкам, стандартным и профессиональным, их уже совершенно точно можно осваивать и онлайн, и через гибридную реальность. И это уже началось, хотя они ещё не массовые.

Очевидно, что вещам, которые касаются интеллектуальной работы, работы с данными, например, программированию, можно полностью учиться онлайн. А вот профессия врача не может существовать без практики. Но, например, существует распространённая программа онлайн-обучения, которая включает в себя даже нейрохирургию.

Есть специалисты, которые делают международные мастер-классы. Допустим, хирург находится в Америке, а студенты в Китае. Они сидят в специальных комнатах, где стоит тренажёр, который моделирует некий участок мозга. Студент должен правильно произвести разрез, а профессор удалённо наблюдает и комментирует. Так же можно обучаться сварке с помощью станка, сделанного в дополненной реальности. Студенту в 3D-очках загружается модель заготовки, он начинает проводить шов, и ему тут же даёт обратную связь компьютер, подсвечивая ошибки в зависимости от уровня подготовки студента. В таком смысле любой стандартный навык можно перевести в IT-систему, и она будет не онлайн, а офлайн.

Надо сказать, что IT в таком обучении — это не мода, а возможность повысить результативность за счёт удешевления самого процесса либо за счет расширения доступа. Мы можем пропустить через этот тренажёр большой поток студентов, не тратя материалы и время инструкторов. Например, один инструктор нужен 3−5 учащимся, а здесь один инструктор нужен для 50 студентов, при этом он будет разбирать только сложные случаи, а все простое объяснит компьютер.

Что же касается расширения доступа, то это пример с МООС (Massive Open Online Courses). У любой физической аудитории есть объективный предел, например, 100 человек. Но если мы даём преподавателю открытый онлайн-курс, он может обучить 100 тысяч.

Но надо сказать, что чистого перехода в онлайн не будет в ближайшие 20−30 лет. Будет смена типа деятельности фигур, которые учат, что можно выгрузить в онлайн знания, но, в целом, будет очень много живого обучения, гибридного. Да, сейчас мы можем заменить учителя на мобильное устройство, на тренажёры, убрать человека из коммуникации. Но всегда ли это нужно? Выясняется, что нет.

Кроме этого, сами учебные учреждения сопротивляются этому процессу, потому что они синхронизированы с государственными стандартами или рынками труда. Технологии готовы, но люди, которые должны их использовать, — пока нет. Поэтому не стоит забывать про человеческий фактор.

— Когда речь идет о 100 тысячах студентов, то становится понятным, что эффективность этого обучения зависит в большей мере от самого студента. Это приводит к образованию длиною в жизнь, когда человек учится учиться. Как вы думаете, как эта тенденция поменяет будущую педагогику?

Вы говорите о Life Long Learning — непрерывном процессе обучения всегда, всему и везде. Это практика, доступная небольшому числу людей, но чем дальше, тем больше это будет становиться культурной нормой.

Вообще, вопрос о том, где заканчивается образование, все еще открыт. Надо перестать думать, что образование — это только то, что происходит в университете или школе. Разговоры с близкими людьми, походы в музей, в кино — это тоже часть образовательного процесса.

Кроме того, в повседневной жизни постепенно будет стираться граница между игрой и серьёзным занятием. Это как в игре на бирже. С одной стороны, серьезное дело, а, с другой, все же игра. Обучение будет происходить в прямом контакте «человек-человек». Наш прогноз показывает, что количество времени, которое человек будет тратить на общение с людьми, чтобы получить какие-то новые знания, будет только увеличиваться, а не уменьшаться.

— А где будут встречаться ученик и педагог в таком случае?

LLL — это когда образование выходит из школы-университета и начинает происходить в разных местах. Иду я по городу в очках дополненной реальности или Google Glass, и вся улица и весь город могут стать для меня такой обучающей аудиторией.

На самом деле, в нашей модели очень важно то, что мы это называем Human Learning Life Cycle — цикл полного обучения человека на протяжении всей жизни, который начинается с серой зоны: вот он родился, а вот он умер. А вот ещё до рождения… Пренатальная педагогика, кстати, тоже интересная сфера. Вот ранняя педагогика, вот подготовительная к школе, вот школа, вот университет. А дальше, как самолет, в который загрузили топливо, он летит, насколько его хватит. Может, пару раз сядет на дозаправку. Но нет идеи, что самолёт постоянно заправляется в воздухе или собирает энергию в процессе полёта.


Место образования в жизненном цикле человека

А ведь после первой трети жизни человека есть много разных потребностей, и не все они касаются его профессиональной сферы деятельности. Например, создание семьи, определение нового жизненного пути — что обычно называется кризисом среднего возраста. Он хочет научиться общаться со своими родными, он хочет разобраться с тем, зачем он вообще на планете существует, и, может быть, даже, в последние годы, подготовиться к смерти. Но такие вещи, например, полностью исключены из зоны внимания в современных западных цивилизациях. А это очень важная часть.

В HLLC эти потребности можно перевести на разные образовательные сервисы, часть которых уже выстроена в школах и университетах. Мы это все называем «образовательная экосистема» — то, что может провести человека через весь его жизненный цикл.

— Если обучение превращается в опытный процесс, то меняется и образовательное пространство. Оно становится более удобным для работы, а не только для учебы. У меня появилась идея гипотетического университета-офиса, который похож на офис Google, где ты будешь учиться целый день, и это превратится в твою работу. И чтобы удержать ученика там подольше, в офисе-школе будет много удобных сервисов: библиотека, бассейн, игровая комната и так далее.

Организация учебного пространства будет во многом скопирована с кампусов IT-компаний: кампусы Facebook, Amazon, Google и есть будущее — это прототип кампуса-университета. Да, человека нужно как можно больше удерживать в этом пространстве, границы между образованием, работой и личной жизнью будут стираться. Он должен иметь доступ к развлечениям, общению с друзьями.


Кампус «ромашка»: от специализированной периферии до общего места покоя

Мы проанализировали модель кампуса «ромашка», которая состоит из трех слоёв. На периферии находятся очень специфические типы деятельности: некая лаборатория, которая занимается биотехом, робототехникой, производственная площадка, офис стартапа и т. д. Они должны сходиться в кластеры, в которых происходят процессы общения и обучения, — это, например, инженерная мастерская, школа дизайна. Есть еще «Сообщества практики». Это ключевая категория, потому что люди будут собираться не вокруг абстрактных дисциплин, а вокруг практики, то есть места, где они смогут обмениваться навыками.

А в середине у нас serendipity place. Serendipity с английского языка переводится как «благоприятное стечение обстоятельств». Смысл в том, что должны быть места высокой плотности коммуникации, куда люди приходят, встречаются, и где спонтанно рождаются идеи, проекты и так далее. В любом кампусе это кафе, библиотеки, центральные площади. Это место пустое по определению, его может захватить кто угодно, за него идёт конкуренция, потому что здесь концентрируется фокус общественного внимания всей учебной структуры. 

Именно здесь может родиться нестандартное сочетание идей — к примеру, поэты с инженерами договорились сделать робота, который пишет стихи. И этот робот, с одной стороны, завоевывает награды (и это слава университета), а с другой стороны, открывает большое направление математической лингвистики. И это произошло из-за того, что два друга — один из поэтической школы, а другой из инженерной — встретились в «кафе» и поговорили.

Площадки для сообществ практики и есть коворкинг — это место, где люди не просто разговаривают, но и работают. Вот эта трехслойная система и есть кампус будущего.

Сейчас крупнейшие американские университеты расширяют свои кампусы, потому что понимают, что им предстоит вовлекать студентов ещё больше. Кампус должен работать 24 часа, в нем должно быть большое разнообразие сервисов, которые позволяют одним командам собираться рано с утра, другим — поздно ночью (на случай, если кому-то гениальная идея придёт в 3 часа ночи, нельзя закрывать кампус на ночь). И ужасно, что российские университеты не работают ночью — в 8 закрылись, и всё, не может студент прийти, сесть в аудитории и в ней провести встречу. 

Ему нужно за месяц бронировать ее в деканате, а лучше он будет собираться на лестнице, в курилке или у себя на квартире. А нужно ровно обратное — не надо утаскивать людей в интернет, интернет — это вспомогательная деятельность, главное — создать для студентов место максимально насыщенное творчески, где они смогут обмениваться между собой идеями. И тогда за них будут конкурировать другие места, потому что школа и университет теряют свою эксклюзивность.

Из модели LLL мы видим, что студенту, который находился в круге «школа-университет», некуда было идти. В итоге он думает, зачем мне вообще университет, который меня не слышит.

Эта конкуренция за талант, который является ключевым для экономики. Талантливый человек либо придумает идею и запустит стартап на площадке университета, за что университет что-то получит вместе с ним. Либо он пойдёт в бизнес-инкубатор или стартап-акселератор, где ему дадут менторов, он найдёт соратников и сам пройдёт весь образовательный процесс. В таком случае ему университет уже не будет нужен. Тогда в области сервисов начнется конкуренция за внимание студента. Это даже не сервисы. Хитрее. Слово «сервис» носит экономический, потребительский характер. А здесь мы имеем дело с чем-то другим. Например, мы не можем назвать жену сервисом мужа, а мужа сервисом жены, они, конечно, друг другу предоставляют сервисы, но это в большей степени совместная жизнь. В HLLC есть совместная жизнь разных организаций, разных сообществ.

— Понятие Future Urbanism включает много сфер человеческой жизни, в том числе контроль — Surveillance. Как известно, знание — это сила. Как вы думаете, какие будут взаимоотношения между государством и образованием в контексте контроля знаний?

Сейчас, если ввести определенные слова в поисковую строку, то в странах Европы и США за вами может прийти полиция. К сожалению, «слежение» уже стало реальностью. Дальше стоит вопрос, кто держит эти данные. Есть три игрока: это государство, корпорации и гражданское общество — сами люди. Вопрос будущего государства — в распределении ответственности между всеми тремя.

Сегодня государство очень много инвестирует в способность удержаться в новом мире. Да, они динозавры, но эти динозавры точно не собираются умирать. Поэтому XXI век будет веком борьбы за новую модель государства. Наблюдается два сценария: тотальный контроль небольших элит над большим количеством населения, к чему сейчас все склоняется, или демократическая модель, в которой группы свободных граждан контролируют сами себя, что ближе к анархическому идеалу.

Возможно, крупные корпорации попытаются захватить глобальные рынки образования, причем, скорее всего, в альянсе с передовыми университетами, которые, в свою очередь, будут находиться под прессингом государства. А государства будут в своих интересах использовать возможность управлять этими платформами. Например, случай с Coursera, которая уже в прошлом году получила от Государственного департамента США первое предписание о том, каким странам закрывать доступ к обучению, и это были такие страны, как Судан, Иран и Куба.

В качестве примера можно представить ситуацию Китая, который развивает свою систему образования, чтобы стать конкурентоспособным с развитыми европейскими странами, которые воспринимают его неоднозначно. И возникает вопрос: перейдет ли Китай на Coursera или будет создавать свою национальную систему. Скорее всего, второе, потому что Китаю не захочется иметь в качестве инфраструктурного элемента своей национальной образовательной системы провайдера, который может отключить его в любой момент. Следовательно, можно сделать вывод, что образование в XXI веке будет инструментом межгосударственной политики.

— Какие, по вашему мнению, страны в будущем станут наиболее прогрессивными в области образования? И что происходит с образованием в России?

Во-первых, ошибочно вводить категорию страны. Главная единица для роста — это регион, конкретная территория, которую люди могут объехать в течение дня. Если люди не могут объехать территорию в течение одного дня, там перестают сохраняться связи, следовательно, теряется возможность выстроить полноценную систему.

Одним из кандидатов на прорыв в области образования является Сингапур, который как бы страна, но в то же самое время город. У Сингапура много проблем, но у него также много хороших, сильных решений, много достоинств, которые позволяют прогрессировать.

Если говорить про регионы, я очень верю в San Francisco Bay Area, и мы даже активно помогаем им это сделать, работая с ними на уровне создания образовательной экосистемы. Кроме этого, мы выделили другие кластеры в США, кроме калифорнийского. Бостонско-Нью-Йоркский кластер; Миннесота, Миннеаполис — здесь везде есть хорошие образовательные сообщества.

Япония также имеет шансы на прорыв, хотя там много проблем, связанных с традициями, — пожилые люди, мыслящие в старых терминах, являются людьми, которые принимают решение. Южная Корея, Бразилия — конкретный кластер Парана, Сан-Паулу.

— По каким параметрам вы называете регионы?

По степени развитости образовательной экосистемы. Мы в агентстве сейчас проводим сканирование регионов в рамках проекта глобального форсайта в образовании. Часть проекта — выявить образовательные экосистемы с потенциальным ростом и помочь им пройти на следующий уровень, то есть, совершить прорыв. Наша задача в рамках данного проекта не только зафиксировать такие регионы, но и помочь им дособраться.

Если продолжать по регионам, то в Европе мы верим в ELAt — треугольник городов Эйндховен, Ловен, Аахен, а это часть Бельгии, Германии и Голландии, здесь самая высокая плотность R&D в Европе (Research & Development, научные исследовательские институты, лаборатории, центры инноваций и т. д.).


В России тоже есть интересные точки роста, где заметны очаговые прорывы. Например, внутри Москвы есть такие кластеры, из которых может собраться экосистема.

— Сколково?

Не исключено, через 5−7 лет, когда там начнёт все полноценно функционировать. Сейчас там есть Сколковский институт науки и техники, школа управления, российская экономическая школа, будет детский сад и школа, будет комьюнити-клуб и будет 10 тысяч человек, которые будут в этом пространстве жить и под которых можно выстроить всю эту образовательную экосистему.

Есть также Томск, город студентов, там уже есть 6 крупных университетов. Теоретически, можно выстроить глобальный образовательный кластер во Владивостоке, на острове Русский, с привлечением большого количества азиатских студентов. Есть новый проект на Байкале, который поддерживают несколько институтов развития, — это город Байкальск. Там также планируется создать образовательный кластер, разместив 4 ведущих университета с международными кампусами. Этот проект делается уже сейчас. Если государство сделает на них ставку, за счёт этих кластеров подрастут и другие сферы. Все будет зависеть от будущей государственной модели России.

Просмотр всей ленты новостей: http://www.opengaz.ru/news
 

Добавить комментарий