Поиск на сайте

Пострадавшей от репрессий пенсионерке из Дёмино местные чиновники на её вопросы, как добиться положенной социальной поддержки, отвечают: «Не знаем»

 
Моя родители - уроженцы хутора Калюжного Шпаковского района. Отец был бондарем, хлеборобом, до революции держал три пары волов, шесть коров, четыре лошади, 50 овец. После прихода советской власти оставил семье минимум - пару быков для пахоты, одну корову и трех овец. Но все равно попал в кулаки.
В 1932 году его арестовали за то, что не пошел в колхоз. Все имущество и продукты забрали и увезли в Шпаковку. Мать осталась одна с девятью детьми мал мала меньше. В первую же зиму шестеро из них умерли с голоду.
Через два года отец вернулся из тюрьмы и пошел работать. Но теперь семья жила очень бедно. Когда через год родилась я, у матери даже пеленок не было - пользовались тем, что люди давали.
А в тридцать седьмом отца снова забрали и через несколько дней расстреляли по постановлению тройки краевого УНКВД - «за антисоветскую агитацию и подрывную работу».
Об этом я узнала только в начале двухтысячных - из документов, выданных краевыми структурами прокуратуры, суда, полиции и УФСБ.
Через пять дней после ареста отца приехал участковый и сказал матери, чтобы уходила из дома, иначе ее тоже заберут. Мать бросила нас с сестрой, ушла в город и скрывалась там восемь месяцев. Сестре моей было 10 лет, мне - два года.
Мы остались одни в пустой хате, вокруг - только голые стены, на кровать постлать нечего, вместо одеяла один отцов тулуп, печь топить нечем, есть нечего. Спасибо, соседи подкармливали - не дали нам умереть от голода.
Потом вернулась мама, но вскоре тяжело заболела. Ее парализовало, и опять мы зависли между жизнью и голодной смертью. Я отучилась всего два класса: в школу не ходила, потому что нечего было одевать и обувать.
В 15 лет я официально устроилась на работу - в тракторную бригаду прицепщиков. Трудилась всю жизнь - в поле, медчасти, стройчасти, оператором запарочной...
У меня 30 лет трудового стажа, звание ветерана труда. Легкой моя жизнь никогда не была, но на пенсии пришлось особенно тяжело.
С 2002 года я пытаюсь добиться льгот, положенных репрессированным по закону. Первым делом пришла в Шпаковское управление труда и соцзащиты, но сотрудница Нина Бакаушина  сказала, что не знает, куда надо обращаться, чтобы меня признали пострадавшей от репрессий.
Вместо чиновницы мне помогла незнакомая женщина, с которой я разговорилась на улице. Она подсказала, что надо ехать в Ставрополь, в краевую прокуратуру. Здесь мне дали направление в архив, и я получила справки о реабилитации отца и меня.
Во втором документе, за подписью заместителя прокурора края В. Ложнико, говорится, что я «как оставшаяся в несовершеннолетнем возрасте без попечения отца, необоснованно репрессированного по политическим мотивам, была признана подвергшейся политической репрессии и реабилитирована».
С этими бумагами пришла в администрацию по месту жительства, но там тоже сказали, что не знают, куда мне обращаться дальше и кто будет назначать льготы.
Снова пришла к Н. Бакаушиной. Она выдала мне «корочку», в которой было напечатано: «Предъявитель настоящего свидетельства имеет право на льготы, установленные ст.16 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий».
Однако юрист мне сказала, что этот документ - недействительная пустышка. Я спросила у Бакаушиной: «Как же так?» Она ответила: «Какое мне напечатали свидетельство, такое я и выдала. Если оно недействительно, я не виновата».
Ладно я, пенсионерка с двумя классами образования, тычусь, как слепой щенок, в двери начальников, не ведаю, куда идти, как отстаивать свои права. Но как же они - люди при должностях, с высшим профессиональным образованием, призванные заниматься социальной защитой населения, - не стыдясь, в глаза говорят, что не знают, как нас защищать, и выдают недействительные документы, потому что им «такие напечатали»?!
 
Таисия ЛЕДОВСКАЯ
Дёмино

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях