13 февраля исполняется 135 лет со дня рождения великого русского певца Федора Шаляпина
Жизнь Федора Шаляпина в России изучена до мельчайших подробностей. Книги, письма, воспоминания рисуют нам одного из самых прославленных певцов мира, который стал величайшим явлением в истории отечественной культуры. Выступая на лучших сценах Лондона, Парижа и Нью-Йорка, Шаляпин постоянно возвращался на родину. И только июньским днем 1922 года навсегда покинул берега родной земли.
Шестнадцать лет провел на чужбине истинно гениальный сын народа, вдали от русской культуры, от песен, любимых с материнской колыбели. Сколько было передумано, выстрадано за эти годы в разлуке с родимой землей – не передать! И одним из малоизвестных эпизодов эмигрантской жизни Шаляпина стала встреча с нашей землячкой, ставропольчанкой Ксенией Прозоровой.
Ксения Павловна Прозорова, дочь кровельщика, была наделена от природы голосом необычайной красоты и музыкальности. В 1917 году, окончив Киевскую консерваторию, пела в Большом театре и оказалась на гастролях в Тифлисе. Там она познакомилась с певцом итальянской школы Гавриилом Атанеску-Морелли. Выходец из Бессарабии, он уговорил Ксению покинуть чужую для него Россию.
Молодые люди поженились и уехали жить в Кишинев. Затем были многочисленные гастроли в Румынии, Венгрии, Германии, где Ксения пела на чужом для нее языке. И вот как-то от коллег, зарубежных певцов, она узнала, что в Париже великий Шаляпин создает русскую оперу и решила непременно ехать во Францию.
Вот как она описывает встречу с великим мастером: «Встретил меня сам Шаляпин радушно, познакомил с семьей. Сама фамилия моя была ему дорога: это девичья фамилия его матери Авдотьи Михайловны. Может быть, по этой, а может, по какой-то еще и другой причине, отнесся он ко мне по-отечески заботливо и благосклонно. Для пробы я спела ему арию Любавы из «Садко» и песню Любаши из «Царской невесты». «Хорошо, хорошо, есть нерв» - прослушав их, сказал Федор Иванович. В его устах это была лучшая похвала. В работе Шаляпин был беспощадно требователен, не щадил ни себя, ни партнеров, заставлял искать вершин подлинного искусства».
«На всю жизнь сохранила я впечатление от премьеры «Бориса Годунова», – рассказывала Прозорова. – Главный успех выпал Шаляпину, театр был в основном наполнен русскими, но и те, кто не понимал языка, восхищались голосом и актерским мастерством царя-баса. Поражала сцена смерти царя: до слез, до боли щемил сердце перезвон церковных колоколов, актеры плакали настоящими слезами. После спектакля всей группой отправились в кафе на Рю де Пари. После второй и третьей рюмки все просили Шаляпина спеть родные песни. Не нужны были долгие уговоры, песни сами рвались из сердца. И вот тихо, медленно, задушевно полилась «Вниз по матушке по Волге», дальше «Ох ты реченька», а затем все подхватили «Степь да степь кругом».
Прозорова пела с Шаляпиным несколько лет в «Князе Игоре», «Царской невесте», «Снегурочке». Болезнь уже наступала на «царя-баса», голос его несколько потускнел, но был еще прекрасен и гремел с такой силой и страстью, что в тысячный раз нельзя было слушать равнодушно. «На сцене он всегда был «новым», отдавался роли без остатка, возникало ощущение, что каждый спектакль – последний в жизни. Такая самоотдача под силу только гению. Слушаешь этот голос и неведомая сила поднимает тебя, словно крылья растут за спиною, и думаешь: действительно, вот у кого «нерв», – вспоминала Прозорова.
Впрочем, Шаляпин уже не был уверен в успехе, как раньше: неоднократно, с волнением в голосе спрашивал после концертов у Ивана Бунина: «Как пелось?» Все чаще говорил о смерти, хоть и с долей иронии. Однажды, после гастролей в Вене, Шаляпин – то ли в шутку, то ли всерьез – сочинил эпитафию для памятника на своей могиле. При жизни певца этот текст был единожды опубликован в газете «Парижские новости» от 13 апреля 1930 года.
«Путник, проходя мимо, остановись! Это – моя могила, могила Шаляпина. Шаляпин ушел, чтобы дать место другим. Он жил, страдал, любил, ненавидел, проклинал, проливая слезы, клялся и лгал. Теперь он нашел, наконец, вечный покой. Здесь лежит он недвижно, под тяжелой плитой. И замолк навеки, оплакиваемый женой и детьми, известный многим и почитаемый многими. Теперь он всеми забыт. Такова судьба певца! Бывший народный певец Советской республики и бывший человек! Кто зажжет лампаду в день поминовения мертвых, когда жена и дети последуют за мною? Кто будет тогда еще помнить о Шаляпине - певце? Путник, проходя мимо, остановись и молви: «Мир праху твоему, Федор».
В первые годы эмиграции Шаляпин был неразлучен со своим детищем – русской оперой, но потом и здесь ему становилось «тесно», и он отправлялся на гастроли в Рим и Лондон. Театр, созданный Шаляпиным, просуществовал недолго. В 1946 году Прозорова вернулась в Бухарест и там в гостинице «Бульвар» произошла ее последняя встреча с Шаляпиным. А вскоре печальная весть облетела весь мир: умер великий артист, оборвалась русская песня.
В любимый Ставрополь Ксении Павловне удалось вернуться лишь в 1953 году. Я часто приходил к ней в гости – помню, в ее квартире, как и прежде, звучали романсы, любимые арии, а со стены смотрело мудрое, чуть усталое, знакомое и родное лицо Шаляпина с дарственной надписью. Во время моих визитов Прозорова делилась со мной воспоминаниями о Шаляпине.
Было немало людей, обладавших великолепным голосом, незаурядным актерским дарованием, умеющих рисовать, лепить, сочинять – но в Шаляпине все эти таланты слились воедино, дав миру истинного гения. Сохранилось немало интересных рисунков Шаляпина, экспромтов на отдельных листах, салфетках, почтовых открытках. Известный нью-йоркский импресарио вспоминал: «Его рука, выразительная, как жест балерины, как античная скульптура, всегда держала карандаш наготове, и когда он разговаривал, вечно чертил или рисовал. Я подбирал растрепанные меню и клочки бумаги с рисунками Шаляпина и вставлял в рамы».
Читаешь мимолетные экспромты, смотришь дружеские шаржи и понимаешь, как необходимо сберечь и сохранить все эти «мелочи», связанные с гениальным «Федором Иоановичем», как его шутливо называли за царственную стать и осанку, намекая на сходство с царем Иваном Грозным.
Совсем недавно я получил дар от своего давнего друга из Нью-Йорка, замечательного знатока и исследователя творчества Шаляпина Иосифа Дарского – книгу, где изложены малоизвестные страницы странствий Федора Шаляпина по Америке, Италии, прекрасные новеллы о его жизни. А я прислал ему рецепт крюшона, который просто обожал Шаляпин и щедро угощал им на своей даче всех гостей. В состав чудесного напитка входили белое вино, свежие ананасы, персики и вишня, что при подаче разбавлялось холодным шипящим нарзаном.
И теперь мы в каждый день рождения певца – я в Кисловодске, а Иосиф Дарский в Нью-Йорке – поднимаем бокал крюшона за память, за верность и за слова, сказанные незабвенным Ираклием Андронниковым: «Нужно, чтобы посмертная слава его росла и росла, и все выше и выше ценили бы гений Шаляпина, его создания и заслуги перед мировым и русским искусством».
Борис РОЗЕНФЕЛЬД,
искусствовед, член Союза композиторов России, писатель и театровед,
заслуженный работник культуры РФ.
Специально для «Открытой» газеты
Версия для печати
Добавить комментарий