Боли было не измерить!

В нынешний юбилейный год 75-летия Великой Победы в Отечественной войне в Ставропольской краевой библиотеке для молодежи прошли десятки мероприятий с участием ветеранов. Немного уже осталось в живых их, участников самой кровавой из войн прошлого столетия. Поэтому, наверное, были те встречи особенно трогательными. Участвовать в них как сотруднику «Молодежки» пришлось и мне. Рассказывала молодым людям об отце Дмитрии Павловиче Зайченко, который ушел на фронт совсем мальчишкой, защищал Сталинград, освобождал Северный Кавказ, а закончил войну на Дальнем Востоке. Последние годы папа жил в г.Михайловске, Ставропольского края, не дожил до юбилея Победы ровно три года. 

Каждый год в День Победы отец получал поздравления от Президента России и, надев синий пиджак со знаками воинской славы, мы вместе отправлялись на праздник, где демонстрировалась военная техника, и в ночном небе расцветали разноцветные салюты. Так было до 9 мая 2017 года; в тот солнечный, ясный день ему стало плохо, а на следующий день папы не стало. Так что первые дни начала мая для меня тоже – праздник со слезами на глазах. 

Был он большим трудягой, до последних дней работал в саду и на огороде, приспосабливая к крестьянскому делу всяко-разную технику – не инженер и не агроном по профессии, а - бухгалтер! Он хорошо помнил имена тех, с кем воевал, с легкостью перемножал в уме многозначные числа и всегда имел собственные соображения не только о том, как заставить «работать» землю на своём небольшом участке, но как надо бы решать те или иные проблемы родной страны. «Прежде думай о родине, а потом о себе» – советский лозунг, над которым сегодня в лучшем случае посмеиваются. Но именно так привыкло жить поколение наших отцов и дедов, воевавших за страну и победивших. Понятие «моя Родина» было для них конкретным и близким, почти как - «семья». Для нынешних молодых они слишком открыто и наивно переживали всё, что происходило в стране, болели её радостями и бедами так, как мы уже не можем. Прошли через нечеловеческие испытания и не ожесточились, не обезверились. Создали крепкие семьи, в рекордные сроки восстановили страну. Так что, как бы высоко это не звучало - мой отец был не только из поколения победителей, но и созидателей. 

Трудно поверить, но за всю свою трудовую жизнь он ни разу не брал отпусков, никогда не был в санатории, не уходил на больничный. Не раз его приглашали главбухом в какую-нибудь «гиблую» организацию, и там за короткий срок он умудрялся восстанавливать финансовый порядок, при котором государство получало положенные налоги, а сотрудники - зарплату. 

Наша семья, где росло трое детей, была дружной и никогда не знала нужды. Своими руками он построил два дома, сначала – в Северо-Казахстанской области (Целинный край), где вместе со своими сверстниками поднимал целину; а позже - на родной крымской земле, откуда был родом. 

При доме обязательно сажал сад, на собственном «тракторенке» в Михайловске вспахивал не только свой  участок, но и «за дружбу» - соседям.   Завзятый спортсмен и футболист, мой молодой папа соорудил за забором дома спортивный городок с турником, брусьями и «чёртовым колесом», на котором и мне довелось накручивать круги. 

Отец по жизни был трудоголиком. Привычка всё время что-то делать руками у него из детства. В голодоморе тридцатых на Украине многодетная семья едва выживала. Работали все. Дети помогали родителям и в доме, и в колхозе. На всех не хватало одежды, обуви. В школу бегали по очереди – на троих братьев - одна пара сапог. 

 Когда мне было лет пять, с неизвестной хворью слегла мама. Болела долго, врачи в один голос советовали переезжать к морю, так мы оказались на родине отца в Крыму. Вспоминаю, как всё это было, и удивляюсь: несмотря ни на какие беды, уныния в семье не было. К многочисленным боевым наградам отец относился легко – в детстве мы, дети, с ними играли. Не разрешал трогать только две – особо дорогие ему - «За оборону Сталинграда» и «За Победу в Великой Отечественной войне». 

С войны папа привез трофейный баян, будучи самоучкой, быстро подбирал любые мелодии. Старший брат играл на гитаре, мама прекрасно пела: она вытягивала высокие ноты, а мы с сестрой были на подпевках. Те домашние праздники до сих пор вспоминаю с огромной нежностью. 

Не только в детстве, но уже взрослым человеком я часто просила отца рассказать про войну. Он жестко пресекал такие разговоры: «Перестань, дочь, зачем тебе это?» Мне казалось, что такова особенность характера: отец вообще был чрезвычайно скупым на слова. А в последнее время всё чаще слышу: так поступали многие фронтовики. Только в последние годы жизни понемногу отец стал рассказывать о том, о чем молчал всю свою жизнь. 

Знак беды 

- Мы жили в селе Красном Херсонской области. Летом 1941 года земляники уродилось столько, что поля были красными как кровь. Никогда больше ничего подобного не случалось. Мне тогда исполнилось семнадцать лет, брату Николаю чуть больше, Петр с детства был инвалидом. День 22 июня, как сейчас помню, выдался очень теплым. А вечером с запада на север протянулось разноцветное сияние. Всё село вышло на улицу. Одним цветом небо горит-переливается, потом другой загорается. Красотища неимоверная! Но в то же время было во всём этом и что-то  угрожающее. Продолжалось сияние часов до четырех утра, когда по радио передали, что началась война. 

Отец ушел на фронт первым, да так и не вернулся. Затем – старший брат. Через время пришла и моя очередь. Служба началась учебой в летной школе в г.Сызрань Куйбышевской области, где был аэродром. Но доучиться так и не пришлось: почти сразу нас, курсантов,  отправили на фронт. 

«В тех боях никого не было для жизни» 

В составе Пятой армии 54-й дивизии танковый десант из десяти человек, в котором был и мой отец, Дмитрий Зайченко, оказался в Сталинграде. В задачу бойцов входило взрывать железнодорожные пути, мосты, перекрывать дороги так, чтобы немцы не могли получить подкрепление. 

– Там никого не было для жизни, там все было для смерти, – рассказывал папа. – Все горело вокруг, тысячи тонн металла каждый день обрушивались на город. Гитлеровцы бросили на Сталинград не только самые боеспособные наземные силы, но и авиацию воздушного флота. 

Стены каменные рушились. Могли ли нас защитить от ежесекундной опасности землянки, где мы окопались. И как назло морозы в ту зиму стояли жесточайшие. А тут ещё и постоянное чувство голода. Продукты, которые наши сбрасывали с воздуха, частенько попадали к фашистам. Так что обходились мы в основном водой да сухарями. Но и наоборот тоже случалось: таким подкреплением, как немецкая тушёнка или сосиски мы совсем не брезговали. Каждый день был, как последний. Знали одно: или мы выживаем или нас  просто нет! Две сотни дней и ночей с 17 июля 1942 года по 2 февраля 1943 года я никогда не забуду… 

В городе вышел из строя водопровод, прекратилась подача электроэнергии, а предприятия, которые выпускали военную продукцию, продолжали работать. Только когда погнали немцев, нам стали регулярно подвозить продукты. Подоспело подкрепление войсками и орудиями – тогда уже были «катюши», танки Т-34, очень маневренные и быстроходные; пушки с боеприпасами, самолеты Ил-2. В одном, на тот момент – самом главном для страны месте - собралась не сила, а силище! 

Мы дали оккупантам отпор. Общие потери врага составили около полутора миллионов солдат и офицеров. Только с 10 января по 2 февраля 1943 года при ликвидации окружённого под Сталинградом противника были разбиты 22 дивизии. Мы сами не верили, что нам это удалось! Позже узнал, что английский король Генрих Четвёртый в качестве почётного дара городу Сталинграду прислал меч с надписью «Сталинградцам – крепким как сталь». Красиво, конечно. Но мы были не из стали, а из плоти и крови. Страдали от ран, голода, болезней. Крепкими, «как сталь» мы, наверное, становились перед лицом общей беды.   

Реки крови и пота 

После Сталинграда отец попал на Северный Кавказ: с боями освобождали г.Орджоникидзе (если кто не знает – так назывался Владикавказ), Моздок, Нальчик. Северокавказская операция Южного и Закавказского фронтов 1943 года имела определяющее значение в общем наступлении нашей армии. Главной целью было очистить от фашистов жизненно важные промышленные и сельскохозяйственные районы Дона, Кубани, Терека. 

Но Гитлер во что бы то ни стало стремился удержать за собой Таманский полуостров. Стратегически важным пунктом в этой битве стал Турецкий перевал. Каторжным трудом пленной запорожской вольницы его воздвигли ещё во времена русско-турецкой войны. Подступ к валу преграждал ров глубиной до 10м. и шириной более 20 метров. Флангами он упирался в Черное море и озеро Сиваш. Сосредоточив здесь огромные силы, немцы соорудили многочисленные траншеи и окопы, проволочные заграждения. 

– Чтобы выбить врага в районе Турецкого вала, собрали огромное количество бойцов. Было здесь и оккупированное местное население; подгоняли штрафников. Вся эта пёстрая, часто плохо обученная человеческая  масса должна была принять на себя первый, самый страшный удар врага. Та операция оставила о себе воспоминания, которые лучше бы вообще стереть из памяти. Военное руководство торопило. В атаку пошли штрафные батальоны и только-только освободившиеся из-под оккупации «местные». Огневой дождь накрывал и своих, и чужих. Потери были страшные. Никогда не забыть мне общий ров, куда сваливали всех: и немцев, и русских. Такое вот смертное интернациональное братание получилось.  

Видно, и о таких моментах поётся в самой известной сегодня военной песне: «Но нам нужна одна на всех Победа. Одна на всех, мы за ценой не постоим…». В ходе той операции советские бойцы прорвались к Армянску. Цена была «заплачена» страшная. Тем не менее, именно той победой были закрыты и отрезаны все пути отхода немцев по суше к Крыму. Теперь на скорбном месте установлен обелиск. Ввысь взметнулись две остроконечные грани из белого металла с цифрами: «1920», «1943» — датами штурма Турецкого вала в Гражданскую и Великую Отечественную войны. 

- В этих местах беспощадные бои были везде. Мы трижды брали станицу Крымскую, что в Краснодарском крае. Там маленькая такая речушка протекала – узенькая, но глубокая, – так вода от крови красной была. Почему долго станицу не могли взять? В Крымской оставалось много наших людей. Ударишь по всему фронту – вместе с врагами погубишь и их. Когда в очередной раз выбили фашистов, местным жителям предложили срочно уйти в Лабинск. Саму же станицу в боях практически сравняли с землей. 

Неизвестная война 

Дальше военная дорога повела отца на Каховку, в сторону Одессы и Кишинева. А оттуда бойцов нежданно-негаданно погрузили в эшелоны и отправили на Дальний Восток. Ожидалась большая война с Японией. 

– Тех, кто имел среднее образование, направили на остров Русский, в учебный отряд Тихоокеанского флота, где формировалась Камчатская военная флотилия. Так я попал в Петропавловск-Камчатский. Шесть раз мы ходили в Америку. Основной задачей было пополнение флота десантными судами. Помнится, мы стояли в Сан-Франциско, оттуда гнали американские фрегаты-сторожевики – в боевых условиях – незаменимая техника. Иногда, но нас всё-таки выпускали на берег, при этом жёстко инструктировали – ничего из вещей не менять и не покупать. Когда мой товарищ ослушался и принёс на борт какую-то кофточку - в подарок матери на день рождения, едва не поплатился за это списанием на берег. А вот отовариваться шоколадом и куревом не возбранялось, это мы покупали в специальных ларьках Америка - богатая страна, но именно там я впервые увидел нищих, которые были везде, ночевали в скверах, на улицах. В Советском Союзе в самые трудные времена такого не было. 

Я служил на эскадренном миноносце «Расторопный». Мы тралили боевые мины - «чистили» море, пробивали фарватер с Камчатки на Чукотку, где формировались наши войска, снятые с западного фронта. Японцы размещались в основном на Курильских островах и на Сахалине. Там война была короткая. Но госпиталь был полон ранеными. Я тоже туда попал, причем, на целых семь месяцев. Мы подорвались на мине. Были специальные сплавы – нечто вроде плотов с питьевой водой и продовольствием. За  один из них я и зацепился. Из 220 человек в живых нас осталось всего пятеро… 

Меня ранило в лицо. Врач госпиталя в Петропавловске-на Качатке, осмотрев рану, отказался что-либо предпринимать. Вызвали главного хирурга из Владивостока. Он попросил найти метра полтора проволоки, из которой сам ловко соорудил железную конструкцию. Мне приладили её на лицо. Забинтовали и наложили на нос гипс. Боли было – во-о-от такая гора!.. Все делали наживую, без наркоза. Я был, как журавль. Конструкция упиралась в какой-то нервный узел, вызывая невообразимую боль. 

Как-то раз врач спросила у отца, какая специальность была у него до войны. Тот только улыбнулся: - Десятилетка. Но учился на «отлично», особенно любил математику. Разве что летом перед десятым классом был в колхозе учетчиком бригады.- 

Врач сказала об этом главврачу и, поскольку других кандидатур не было, назначили папу (на пробу), пока лечится, бухгалтером. Главврач вкратце объяснил, что от него требуется, и с «журавлиной» конструкцией на лице отец принялся за дело. Подсчеты делал в уме, легко сводил дебет с кредитом; быстро освоился и наладил учет… Когда вылечился, из госпиталя отпускать его не хотели, просили, чтобы остался во Владивостоке! Потом эта работа стала его специальностью. 

В качестве послесловия:

Последние годы папа часто вспоминал два места на земле - Черное море, село Красное на Херсонщине, где родился-вырос, и Камчатку. Он, конечно же, героический – мой замечательный «папка» (как в шутку называла его при жизни). Но молодым людям, которые приходят в нашу библиотеку, сейчас я рассказывала бы не только о его вкладе в нашу общую Победу во время «сороковых-роковых», но и о том, как упорно, целенаправленно он выстраивал жизнь: и  профессиональную, и семейную. Как, благодаря таким, как он, высоким профессионалам, понемногу улучшалась жизнь людей. В очень трудное послевоенное время и дальше…  

Отец не стал ни летчиком, ни моряком, о чем мечтал в юности. Придя в профессию почти случайно, полюбил её и практически «на марше», заочно получив профильное образование, стал в ней «асом». Из небольшого районного центра в Крыму (Кировска) Дмитрия Павловича пригласили на работу в город-миллионник -  Самару возглавить городской Горплодовощторг.  

Он первым в области стал внедрять внутренний хозрасчет и вывел организацию в передовые. Знаю, что разбирать спорные вопросы в арбитражных судах в Москву отправляли не юриста, а именно его. И не помню случая, чтобы отец хоть раз проиграл. Вступив в пенсионный возраст, родители решили переехать ко мне, в Ставропольский край, купили в Михайловске дом с участком, но до 80-ти лет отец  продолжал работать. Он любил жизнь, семью, свою профессию, ну, а если приходилось туго, помогала военная выдержка и вера в свои силы, выкованные в «сороковые-роковые». 

Когда родителей не стало (а мама «ушла» вслед за папой ровно через две недели), хочешь - не хочешь, переосмысливаешь собственную жизнь. Сейчас я ясно вижу, что именно они своим примером и нас, детей, незаметно вели по жизни. Помогали учиться настойчивости, упорству, способности в трудный момент не теряться, верить в себя; не мстить врагам и любить друзей. В общем – любить жизнь как огромную ценность, дарованную Богом и дорожить каждым новым днём.