Поиск на сайте

Из истории Первой мировой войны, похоже, хотят сделать пособие по воспитанию патриотизма. Но несет ли это нравственный заряд?

 

Неожиданно выясняется, что в следующем году нас ожидает очередная знаменательная годовщина – столетие начала Первой мировой войны. Неожиданно потому, что раньше отношение к этой войне было, как выражался поэт, плевое. Студенты-историки еще не в столь далекие времена больше знали о Столетней войне, в которой англичане с французами сражались в XIV-XV веках, чем о германской, как прозвал ее народ.
Тогда та война имела недобрую репутацию – преподносилась как хищническая, несправедливая со всех сторон. Одним словом – империалистическая, а потому и не пользующаяся повышенным интересом. И желание государства обратить на далекие трагические события более пристальное внимание, воздать должное их жертвам, вызывает понимание.
Но то, что можно прочитать и услышать сегодня на эту тему, в том числе и от официальных историков, порождает недоумение. Далекую войну пытаются не только героизировать, но и стремление убедить, что война для России была справедливой, отечественной – сродни той, что велась против полчищ Наполеона. И если бы не измена царских генералов вкупе с либералами, не заговор заклятых союзников, то нас ожидал бы великий триумф. Историк Наталья Нарочницкая считает: «Сегодня Россия была бы державой номер один».
Возможно, так скоро напишут в школьных учебниках. Но будет ли это правдой?

 

Нужен нам берег турецкий
Как принято считать, поводом для войны послужило убийство в Боснии девятнадцатилетним сербским террористом Гаврилой Принципом наследника австро-венгерского престола Франца Фердинанда. После чего со стороны двуединой империи последовал неприемлемый для Сербии ультиматум. Россия, как и следовало ожидать, недвусмысленно заявляет о своей поддержке «братьев славян».
Что и говорить, если смотреть со стороны, демонстрирует рыцарский жест – заступается за униженного и оскорбленного. Ну а в итоге оказывается втянутой в войну вроде как не в корыстных интересах.
Уже 21 ноября 1914 года французский посол Морис Палеолог подробно описывает в своем дневнике, как Николай II при встрече с ним, расстелив географическую карту, перечисляет территории, на которые претендует его страна по окончании войны.
Император сказал: «Германия должна будет согласиться на исправление границ в Восточной Пруссии. Мой генеральный штаб хотел бы, чтобы это исправление достигло берегов Вислы. Познань и, быть может, часть Силезии будут необходимы для воссоздания Польши. Галиция и северная часть Буковины позволят России достигнуть своих естественных пределов – Карпат.
В Малой Азии я должен буду, естественно, заняться армянами; нельзя будет оставить их под турецким игом. Должен ли я буду присоединить Армению? Я присоединю ее только по особой просьбе армян. Если нет – устрою для них самостоятельное правительство. Наконец, я должен буду обеспечить моей империи свободный выход через проливы…»
«Выход через проливы» означал присоединение к России Босфора и Дарданелл, а также Константинополя с обширными территориями. А «воссозданная» Польша и дальше оставалась бы в ее составе.
Так из защитника сирого Россия превращалась в заурядного конкистадора, завоевателя чужого. А провозглашение начавшейся войны отечественной отдавало шовинистическим лукавством.
Правда, некоторые современные историки уверяют, что воевать Россия вовсе не хотела. В бойню ее втянули против ее воли. А дальше, получается, вышло, как в известной пословице: нет худа без добра… Раз пришлось воевать, почему не воспользоваться благоприятными обстоятельствами? Только надо отметить, что «благоприятные обстоятельства» российские генералы подкарауливали давно.
В своих мемуарах тогдашний министр иностранных дел Сергей Сазонов пишет, что в феврале 1914 года под его председательством было проведено специальное совещание с участием морского министра, начальника генерального штаба и их ближайших сотрудников о возможных мерах для русского правительства на тот случай, если бы обстоятельства вынудили его к наступательному движению в направлении Константинополя и проливов.
Из обмена мыслей выяснилось, что наступление на Константинополь представлялось не иначе, как в связи с европейской войной».
Так что о вероятной войне в российских высших кругах не просто рассуждали, с ее приходом надеялись извлечь большие выгоды…

 

«Гром победы, раздавайся!..»
Но вожделенная победа не пришла. Хотя военный министр Владимир Сухомлинов накануне войны самоуверенно заявлял: «Россия вполне готова к борьбе один на один с Германией, не говоря уже о столкновении с Австрией». Но упертые «прусаки» на полях сражений регулярно опровергали сказанное министром.
Не привел к перелому и знаменитый Брусиловский прорыв в Галиции летом 1916 года.
А вот 1917 год, по мнению «наших» историков, и должен был стать для России победоносным. Речь идет об операции по выброске десанта в проливах Босфор и Дарданеллы. Разрабатывалась она с участием Николая II.
Как писал эмигрантский военный историк Антон Керсовский: «Один лишь Император Николай Александрович чувствовал стратегию. Он знал, что… ключ к выигрышу войны находился на Босфоре. Государь настаивал на спасительной для России десантной операции…» Была уверенность, что в случае успеха в руках русской армии окажется не только Константинополь, но и зерно, которым Турция снабжала Германию.
А последняя уже ощущала дефицит продовольствия. В результате немцам не оставалась бы ничего другого, как в скором времени просить о мире…
«Босфорскую операцию» планировалось провести весной 1917 года после вступления в войну Румынии на стороне «Антанты». Но помешал, как уверяют сегодняшние патриоты-державники, февральский заговор.

 

Старые песни о главном
Это действительно факт: все командующие фронтами во главе с начальником штаба Ставки Верховного главнокомандующего генералом Михаилом Алексеевым поддержали предложение об отречении Николая II в пользу сына. А само отречение царя в Пскове приняли лидер октябристов Александр Гучков и кадет Василий Шульгин.
 Но это не была кучка заговорщиков. Широкая оппозиция самодержавной власти сложилась еще в 1915 году, когда образовался оппозиционный «Прогрессивный блок». Он объединил все депутатские фракции, кроме крайне правой – черносотенцев. По сути, царь потерял поддержку у большинства населения страны. Война становилась крайне непопулярной.
Хотя кто-то ищет в февральских событиях следы масонов или интриги союзников, которые якобы осознали, что Россия способна в одиночку разгромить германцев, и потому «запустили механизм оранжевой революции».
Только вот самодержавная власть разваливалась сама по себе, без всякого воздействия извне. Беспомощность царской бюрократии проявилась во всей полноте в критическом 1915 году. Когда выяснилось, что воевать нечем, катастрофически не хватает не только снарядов и винтовок, но и обычных кирзовых сапог, чтобы обуть новобранцев.
Выступавший по сему случаю в Думе кадет Моисей Аджемов привел такие сведения: «Дело в том, что у военного министра были привилегированные поставщики; заказы передавались по-семейному; существовала целая система покровительства, взаимных одолжений и привилегий. Таким образом, не только не организовали страну, но бросили ее в ужаснейшую разруху».
Тогда-то и заговорили о необходимости создания «ответственного правительства». Чтобы министрами были пользующиеся доверием у гражданского общества политики. И отвечали бы они не перед монархом, а перед депутатами.
Вот как обрисовывал ситуацию правый кадет Василий Маклаков: «Россия – образец государства, где люди не на своем месте. Большая часть назначений в среде администрации является скандалом, вызовом общественному мнению. А когда иной раз ошибка и замечена, ее невозможно исправить: престиж власти не позволяет этого».
В «престиж» самодержавной власти все в конечном итоге и уперлось. Ради его сохранения Николай готов был пойти на самые рискованные шаги. Сначала позволил втянуть страну в войну, а потом с явной неприязнью взирал на рост в обществе оппозиционных ему настроений. Ответом стал крах его царствования.

 

Виктор СПАССКИЙ,
историк

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях