Он был скромнее скромного

Памяти Гургена Вараздатовича Курегяна, нашего выдающегося земляка

Как ни странно, но мне – давно уже кисловодчанину – в свое время первым о Гургене Курегяне рассказал музыкант Дмитрий Борисович Кабалевский.
– Как, вы не видели Паганини?! Обязательно сходите и посмотрите, это очень талантливо! Создает скульптуры выпускник Пятигорского института иностранных языков Гурген Курегян, стоят они прямо в саду у его дома.
Я пошел на улицу Чкалова. Это небольшая старенькая улочка почти в центре Кисловодска. Крутой взгорок к дому выложен булыжником. Острые язычки молодой травы рвутся к свету.
Первым меня встречает немолодой коренастый гостеприимный человек. Крепкое рукопожатие.
– Вараздат Петрович, – представляется он, – глава семьи. Каменотес. Нелегкая доля. Но дело нужное, в народе уважаемое. А вот старший сын дальше пошел. Смотрите сами!..
Дома оказались два сына хозяина – Гурген и Петр, которые и показали мне действительно чудесные творения. Их было немало. Что ж удивительного в том, что музыкант Кабалевский выделил из множества скульптур фигуру «собрата» Николо Паганини?.. Так передать мощь, экспрессию, движения под силу действительно только талантливому художнику.
С самых первых минут знакомства меня поразила в Гургене его застенчивость. Таким я вспоминаю его и теперь – человеком скромным, будто извиняющимся за свой Божий дар, деликатным, скромнее скромного.
Он и был таким – мастером от Бога.
Неосторожно я спросил Гургена, где его мама. И он повез меня на кладбище, где могилку украшала удивительная скульптура женщины во весь рост, с прекрасными чертами лица. Она приветливо смотрела на нас. По щеке Гургена покатилась слеза.
 – Вот здесь, теперь навсегда уже, моя мама. Самая дорогая, любимая женщина, несравненная и никем не заменимая.
Он часто приходил к ней на свидание, ухаживал за могилой и украшал ее цветами – это был сыновний долг, святая память и благодарность за все, чем мама одарила своего первенца – добрым сердцем, чистой безыскусной природной красотой, мягким, бархатным взглядом...
А после начались долгие, долгие годы нашей с Гургеном дружбы. Человек он был безгранично щедрый, гостеприимный и обязательный. О чем бы я его ни просил, он всегда отвечал: «Сделаю». И делал. С ним мы открыли мемориальные доски на домах, где жили и гостили Сафонов, Шаляпин, Пушкин, Чехов, Маяковский, Рахманинов, Уптон.
К 200-летнему юбилею Пушкина Курегян подарил городу памятник любимому поэту. Горожане и гости курорта сотнями, нет, тысячами приходят фотографироваться рядом с Пушкиным. Останавливаются у барельефа нашего земляка – талантливого писателя Андрея Губина, автора знаменитой книги «Молоко волчицы».
Родился Гурген 18 ноября в суровом 1942 году, и с тех пор Кисловодск стал главным городом его короткой жизни – всего в шестьдесят лет. И вот первый зрелый семидесятилетний юбилей скульптора отмечаем без него, одного из самых талантливых на Ставрополье, многое вспоминаем.
Не могу забыть торжественное открытие памятника Пушкину. Произносились торжественные речи, читались стихи. А самым незаметным на празднике, скромно укрывшимся в уголке парка, был творец памятника. Что-то вспоминал, размышлял о своем сокровенном. Наверное, радовался, что дожил до этого дня, к которому шел долгие годы.
Я тогда подумал: «Все, что сделал Гурген, – это щедроты его души, ведь он никогда не вел разговоров об оплате».
Зрелым мастером он явился в 1974 году. Вскоре стал членом Союза художников, был удостоен званий «Заслуженный художник России», почетный гражданин Кисловодска. Вдохновение за деньги не купишь, Гурген творил не по заказу, а по велению сердца. Особый творческий почерк отличает все его работы, раздаренные и украсившие курортные города.
На месте бывшей Кисловодской ресторации, где сохранились грот и старые ступени, Гурген в свое время соорудил Лермонтовскую площадку, убрал старый барельеф работы Приходько как устаревший, вылепил новый. В грот удачно вписал скульптуру Демона (без мигающих глаз, музыки и решетки). Но «в гости» к Демону повадились любители выпить на троих, оставляли после себя бутылки, окурки, камни исписали «автографами» типа «Маша + Коля = Любовь».
Гурген оградил Демона металлической решеткой. Я слышал, как пьяный мужик, держась за ее прутья, обращаясь к вольному сыну эфира, язвил: «Ну что, допрыгался?!» Так – увы! – повседневный быт вторгается в искусство.
Как-то мы стояли с Гургеном над шумливой Ольховкой, и он рассказал, что задумал украсить парк героями лермонтовских произведений. Рисовал эскизы, подбирал места для будущих скульптур княжны Мэри, Печорина, Мцыри, Демона, Хаджи Абрека, Измаил-Бея, княгини Лиговской...
Не успел. Для телесной оболочки не хватило воздуха и жизненного пространства. Как горько, как несправедливо рано и как неожиданно он ушел из жизни!.. Но остается святая о нем память и незабываемые мгновения общений.
Помню, как я увлек его удивительно талантливой личностью Василия Ильича Сафонова, нашего земляка, пианиста и дирижера. Гурген, знаток прекрасного, постоянный слушатель симфонических концертов, друг дирижеров и музыкантов, охотно откликнулся. Сначала изготовил мемориальную доску на доме, где жил маэстро, потом для театрального музея вылепил бюст, который установили в Большом зале.
Позже Малому залу музея присвоили имя прославленного ученика Сафонова – Александра Николаевича Скрябина. Одна из последних работ скульптора – «Скрябин» – и украсила фойе Малого зала. Спокойный, сосредоточенный пианист сидит на стуле, будто перед выходом на сцену.
И в этой замершей скульптуре он весь в музыке, весь в творчестве. Удивительно портретное сходство лица, потрясающие руки пианиста-виртуоза. Он похож на себя живого до малейших деталей, до сердечного волнения. Это озарение – талант скульптора – так передать образ героя! Глядя при жизни на свою работу, Курегян был доволен.
Добавлю, что украшенный скульптурами Малый зал оформлен Гургеном Вараздатовичем. Он любил, ценил и понимал музыку, она его вдохновляла. И я радуюсь, что дорогие для меня имена музыкантов и скульптура соединились под одной крышей. Здесь всегда будет жить память их одухотворенных сердец. А гений и память – категории равноценные.
Здание старой крепости, где сегодня располагается Кисловодский историко-краеведческий музей, украшают две мемориальные доски – Александру Сергеевичу Пушкину, в честь его посещения Кисловодска в 1820 и 1829 годах, и архитектору Самуилу Ивановичу Уптону, подарившему городу Нарзанную галерею.
Курегян вылепил бюст первопоселенца Кисловодска Алексея Федоровича Реброва и подарил его театральному и краеведческому музеям. «Ребров – наша гордость, устроитель моего родного Кисловодска, пусть люди не только помнят, но и зримо видят этого патриота», – сказал всегда немногословный мой друг.
Подумать только, какая удивительная штука – жизнь! Можно прожить тихо, незаметно, а можно оставить след на все времена.
Гурген ценил, что он востребован, нужен городу, людям. С какой любовью он создавал памятники ушедшим друзьям! На городском кладбище они отличаются от богатых усыпальниц и скромных, забытых холмиков. Его работы светятся, как звезды в ночи.
Что самое непостижимое, самое загадочное, что рвет душу на части, что не имеет объяснения (наверное, не только для меня), как мог Гурген предугадать свой скорый уход, выполнив собственное надгробие?!
В мастерской стало тихо, отложен резец, затих молот. Память выталкивает из своих глубин строки Микеланджело:
Когда руду мой звонкий молоток
В подобие людей преображает,
Честь мастеру, который направляет
Его удар, иначе б он не мог.
Время не остановить. Пройдут годы, а память о нашем земляке останется. Порой мы не задумываемся, какое это великое и значимое слово «земляки». Это ведь не только земля, где родился человек, это еще и земля, которую он прославил, увековечил, воспел.
Гурген Вараздатович – наш Земляк с большой буквы. Он оставил зримый след на этой благословенной и любимой им земле. Он всегда торопился, будто зная свою судьбу. Торопился уйти от пустых разговоров, от ненужных застолий. Его влекла работа, его ждали макеты, мольберты, рисунки, глина. В рабочей мастерской он становился самим собой – занятым, думающим, с вечно двигавшимися руками, разминавшими пластилин или глину.
Его руками водил сам Бог. Столько оставить прекрасных и неповторимых скульптур одному человеку, кажется, не под силу. Мой друг смог невероятно многое. И – многое не успел: осиротели не только его дети, семья, друзья, коллеги. Осиротели Пушкин и Лермонтов, Сафонов и Чехов, Егише Чаренц и Рахманинов, Шаляпин, Скрябин и Маяковский – все, кому его очарованная Душа, его руки, его талант отдали свой жар и свою нежность.
Маэстро ушел от нас десять лет назад. В ноябре ему было бы 70. Мы не видим его, а он, может быть, слушает нас и слышит. Он всегда был чутким, благодарным, внимательным.

Борис РОЗЕНФЕЛЬД,
искусствовед,
заслуженный работник культуры России