Чтобы олухи перевелись

Ставропольские филологи продолжают радовать новинками и открытиями, всякий раз подтверждая: фундаментальная наука не стоит на месте

На днях в свет вышла очередная «Метапоэтика» - книга из серии, рожденной в стенах  Ставропольского государственного университета. Традиционно издание делится на две части. В первой собраны работы ученых, посвященные изучению метапоэтики прозы, драматургии, поэзии, исторических, кинематографических, музыкальных и живописных текстов. Вторая часть являет собой так называемую живую метапоэтику, то есть рассказы авторов произведений о собственных творческих муках.
Со всей очевидностью можно констатировать: в жизни края произошло настоящее событие, достойное не только упоминания в прессе, но еще деятельного участия со стороны властей, призванных заботиться о сохранении и пропаганде культурного наследия. И особенно сейчас, когда скромные запасы духовности заметно потеснены материальными ценностями.
Собеседник «Открытой» - руководитель научно-исследовательской лаборатории «Textus: Текст как явление культуры», чьи работы и открытия положены в основу «Метапоэтики», доктор филологических наук, профессор Клара ШТАЙН.

- Клара Эрновна, позвольте, я попробую сформулировать, что такое метапоэтика. Итак, речь идет об изучении текстов в их широком толковании - рассказов, газетных репортажей, картин, музыкальных композиций, скульптур - самими авторами произведений искусства, как бы изнутри.
- По сути верно, только надо добавить, что художники, прозаики, композиторы, поэты могут при этом изучать творчество как свое собственное, так и своих коллег. 
Такая вот критика и самокритика в своем роде составляет то, что называется живой метапоэтикой. Почему в нашей лаборатории именно ей уделяется особое внимание?
Какую бы книгу я ни читала, всегда мучаюсь сомнениями, испытываю необъяснимый трепет и даже страх, а правильно ли понимаю автора, его мысли, идеи? И дело не только в том, что свою интерпретацию я потом могу выдать студентам за авторскую, чем введу их в заблуждение. Истина важна мне самой, чтобы открыть неведомый доселе мир, распознать тайну, которую поведал поэт, если хотите, стать его товарищем, другом, соавтором.
Безусловно, ореол художественного произведения складывается и из читательских мнений, но очень уж хочется быть точной в понимании авторского замысла. 
- «Дойти до самой сути» интересно, но, кажется, уже немодно. Некоторые ученые, например, полагают, что после выхода книги в свет, фигурально выражаясь, наступает смерть автора, а смыслом произведение наполняют исследователи и читатели...
- Такой постмодернистский подход действительно существует, у него есть последователи, но я человек классических взглядов, мне важно в исследовании произведения  оттолкнуться от авторского его понимания. Думаю, в этом больше правды по отношению к людям и их творениям - исторической, просто житейской. 
Эту позицию со мною разделяют и мои ученики - Денис Петренко, Вячеслав Ходус, Елена Золоторева, Элина Пиванова.
Начало нашим исследованиям было положено изданием четырехтомной антологии «Три века русской метапоэтики». Промежуточным итогом этой объемной и кропотливой работы стал выпуск словаря «Русская метапоэтика», где представлены теоретические и прикладные исследования общих и частных метапоэтик от Симеона Полоцкого до наших дней.
Лермонтов рано умер, не оставив потомкам ни одной исследовательской работы. Но результат любого творчества несет в себе своего рода текст о тексте - от крохотных заметок до полноценных теорий. Так, с моим докторантом Денисом Петренко мы проанализировали письма, драмы, стихи, поэмы, прозаические произведения художника и издали монографию «Метапоэтика Лермонтова».
Другой мой ученик, доцент кафедры общего и славяно-русского языкознания нашего университета Вячеслав Ходус, защитил докторскую диссертацию по метапоэтике драматургии Чехова.
- Наверное, творчество наших современников понять сложнее, чем, скажем, авторов прошлого и даже позапрошлого века, которые оставили после себя богатую переписку, статьи об искусстве?
- Вы совершенно правы, даже такие далекие от нас во времени Тредиаковский, Востоков, Державин бесконечно полемизировали о штилях, рифмах, призвании пиита и в смысле живой метапоэтики ближе многих наших современников. В советское время литературный процесс был явным, его отражением явились толстые журналы, «Литературная газета», «Книжное обозрение», издавались трактаты вроде «Мастера искусства об искусстве».
Сегодня знание о «тайнах мастерства» поэта, художника зачастую скрыто в его дневниковых записях, личных письмах, не предназначенных для широкой публики. А поэтому мы начали с ближних контекстов, с изучения своих ставропольских авторов, среди которых немало талантов, разных стилей, направлений: поэты и прозаики Евгений Панаско, Сергей Сутулов-Катеринич, Александр Мосинцев, именитые художники и дизайнеры Корюн Казанчан, Алексей Соколенко, Сергей Бобылев, Николай Вдовкин, Александр Логачев, Виктор Чемсо.
- Но если в своих исследованиях лаборатория уникальна, может, стоит распахнуть границы поиска, выйти на широкие российские просторы?
- Что мы и сделали, вовсе отменив границы. В этом смысле последний сборник «Метапоэтики» как раз и стал по-настоящему прорывным. Во многом удалось это благодаря моему ученику, поэту, журналисту, редактору интернет-альманаха «45 параллель» Сереже Сутулову-Катериничу, сумевшему через свое издание привлечь к исследованию коллег со всего мира, рассказавших о собственном понимании творчества и творчества других художников слова.
В этом последнем сборнике мы разместили и невероятно любопытные даже для обывателя воспоминания доктора филологических наук, профессора из Москвы Веры Васильевны Бабайцевой о своем опыте лингвиста, дневники профессора нашего университета Анатолия Петровича Сидельковского, которые он вел во время работы над докторской диссертацией, письма русского режиссера, драматурга, критика, теоретика театра Николая Николаевича Евреинова ставропольскому писателю Илье Дмитриевичу Сургучеву. 
Любого, кто интересуется культурной жизнью края, не оставят равнодушным заметки об искусстве ведущего актера ставропольского драмтеатра, заслуженного артиста России Александра Ростова «Камертон, по которому город настраивает душу».
- А бывает так, что приходится менять свои представления об авторском замысле? Говорили одно студентам, а оказалось и не так вовсе...
- Еще как бывает! Поэтому не стоит торопиться с вольной интерпретацией произведений искусства, лучше изучить письма и дневники автора, его биографию, воспоминания о нем современников. У Осипа Мандельштама, например, есть такие строки:
Куда как страшно нам с тобой, 
Товарищ большеротый мой!
Ох, как крошится наш табак,
Щелкунчик, Дружок, Дурак!
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом...
Представляете, я всегда думала, что Щелкунчик - это и есть сам поэт. А потому, что Валентин Катаев в своей книге «Алмазный мой венец» раздал своим знакомым прозвища, и Мандельштама называл Щелкунчиком.
И вот как-то мы буквально сцепились с профессором из Питера Евгенией Григорьевной Ковалевской, которая одержимо настаивала на том, что Щелкунчиком поэт называл свою жену!
Не буду приводить ее аргументы, их много, но в своих убеждениях я усомнилась.
- И таких нераскрытых тайн миллионы...
- И неудивительно: большие художники с народом не заигрывали. Александр Блок не скрывал, что не хочет опускаться до уровня олухов... Пусть народ сначала дорастет до искусства, а потом уж возмущается тем, что у поэта стихи непонятные.
Ныне любят ругать совет-ское прошлое, во многом справедливо, но редко говорят о том, насколько тогда престижно было получить образование, вообще считаться человеком культурным. Я вспоминаю, как мы студентами сидели в краевой библиотеке, и какие бы книги ни читали, у каждого на столе обязательно лежало несколько толстых журналов.
С перестройкой люди освободились от духовных обязательств. Иногда, правда, ходят в церковь, но это скорее дань моде.
- Чему удивляться, если вокруг столько удовольствий, которые даются без всякого труда...  
- А чтобы разбираться в происходящем, хотя бы попытаться уловить смысл как жизни, так и искусства, надо прочитать не одно стихотворение.
В семидесятые годы я училась в аспирантуре в Москве, и тогда интеллигенция очень болела французскими импрессионистами. Но, представляете, сколько я ни смотрела на картины Сезанна, никак не могла понять, что хорошего в этом синем, холодном, деформированном пространстве.
В общем, все свободное время проводила в Пушкинском музее изобразительных искусств. Стыдно было своей необразованности! Изучала картины того же Сезанна, иногда каждой посвящала несколько дней, и когда поняла мотивы художника, замысел, почувствовала ритм, для меня открылись миры и миры...    
- Мы, видимо, такой народ, который постоянно надо подталкивать, направлять, организовывать. Да и ценности сегодня иные: крутые мобилы, навороченные тачки, ориентация на материальный успех...
- Я не против, чтобы наши люди жили в достатке, но в погоне за ним многие теряют если не голову, то  уж точно чувство меры и вкуса. Мне доводилось бывать дома у состоятельных граждан, но видели бы вы, каким убожеством они украшают стены, полагая, что это и есть настоящие произведения изобразительного искусства!
Начинают хвалиться заграничными круизами и путешествиями, а спросишь, что понравилось, тут же замолкают. Ну, на улицах чисто, в магазинах полно всего, погода непременно радует... вот и все впечатления.
- Вашей лаборатории пошел уже семнадцатый год... Что считаете главным результатом исследований?
- Конечно, это книги. За это время их издано более шестидесяти: антологии, учебные пособия, монографии... Не только посвященные творчеству наших земляков, но еще и художникам российского и мирового мас-штаба: Пушкину, Лермонтову, Далю, Набокову, Чехову, Сэлинджеру. Созданы словари метапоэтики Чехова, экзотической лексики в произведениях русских писателей о Кавказе и многое другое.
Вышла в свет поистине уникальная антология о Ставропо-ле - отражение городской жизни в исторических и художественных материалах, законодательных документах. В первой части книги дана четко структурированная история города на материалах первых его исследователей. Во второй части представлены современные исследования ученых нашего университета, в частности работы по ономастике и топонимике Ставрополя, о его традиционном укладе в семиотической, то есть знаковой проекции. И наконец, третий, заключительный, раздел включает каталог архаической символики в архитектурном пространстве города.
Как-то я гуляла по Ставрополю и обнаружила, что столбы и фасады старых домов украшены знаками, символизирующими Солнце, Воду, Землю. Еще древние славяне использовали их в качестве оберегов, защиты от темных сил. Позднее выяснилось, что солярные символы есть даже на храме Андрея Первозванного и на входе в бывшую мечеть по улице Морозова.
К работе подключились ученые, аспиранты, студенты. Так родилась книга «Небо. Солнце. Земля: Традиционная символика дома в городской среде Ставропольского края».
Работаем над публикацией материалов, посвященных истории и деятельности Северо-Кавказского горского историко-лингвистического института.
- Местная пресса писала, что архивы института стали настоящей сенсацией для ученых. Правда, что теперь к вашей лаборатории приковано внимание многих вузов нашей страны и зарубежья?
- Истинная правда! Можете себе представить: в наших руках оказались уникальные исследования языков, диалектов, истории, фольклора, нравов, обычаев северокавказ-ских этносов, первые научные разработки алфавитов, грамматик и словарей бесписьменных народов. Есть упоминания Николая II, Пушкина, имама Шамиля, иранского шаха в бытность Грибоедова, материалы немецкого языковеда и этнографа с мировым именем Адольфа Дирра, который в 20-х годах издавал в Мюнхене журнал «Кавказика». Всего более трехсот рукописей, которые еще предстоит расшифровать.
В разное время с 1926 по 1937 год институт работал в Орджоникидзе, Ростове-на-Дону, Пятигорске, имел два отделения, аспирантуру, библиотеку. Директор института, известный в СССР историк-исламовед, автор трудов по чеченскому и кавказскому мюридизму Халид Дудаевич Ошаев, незадолго до ликвидации учреждения был исключен из партии, обвинен в троцкизме, буржуазном национализме и бог весть в чем еще, осужден и выслан.
Сам институт расформировали, по официальным данным, «в связи с реорганизацией Северо-Кавказ-ского края и образованием самостоятельных национальных административных единиц в регионе».
- Клара Эрновна, чем лаборатория порадует в следующий раз?
- Готовим к печати книги из серии «Литературно-исторические памятники Ставрополья», в том числе и о Григории Николаевиче Прозрителеве, человеке потрясающих знаний, эрудиции, интереснейшей судьбы. Публикации ждет антология о Кавказ-ских Минеральных Водах, где собраны редчайшие произведения писателей, историков, краеведов, политиков о регионе, уникальные географические карты.  
Мы ведь, к слову, занимаемся не только научной работой, но сами проводим всю допечатную подготовку книг - корректируем, подбираем иллюстративный ряд, верстаем. Наш неутомимый ректор, профессор Владимир Александрович Шаповалов, настоящее явление в области науки, организации  работы вуза. Без его поддержки и лаборатории не было бы. Под его руководством и при активном участии издается знаменитая университетская серия «Филологическая книга СГУ».
Тиражи, конечно, небольшие, но они настоящее спасение науки, реальное подспорье для студентов, которые могут заниматься исследовательской работой и публиковаться в сборниках научных трудов.

Беседовал
Олег ПАРФЕНОВ