Драма в доме-призраке

Престарелую женщину с сыном-инвалидом выселяют из комнаты в сгнившем бараке, где она прожила почти полвека

Так решил Октябрьский суд
В предисловии к этой истории – несколько слов о доме № 93 по улице Чапаева и крохотной комнатке в нем, вокруг которой три года назад закрутилась судебная тяжба. По рассказам старожилов, здание построили в конце 20-х годов как конюшню местного хозяйства. Через 60 лет, в 1990 году, строение – к тому времени многоквартирный жилой дом для работников Ставропольской селекционно-опытной станции – было признано аварийным.
Заключение комиссии гласило: «В коридоре пол и перекрытия сгнили, в жилых комнатах, в коридорах встречается прогиб покрытия. Почти все деревянные конструкции и стены имеют износ 100%... Стены в квартирах имеют повышенную влажность. Капитальный ремонт производить нецелесообразно».
В 90-х несколько семей из аварийного барака расселили, остальных жильцов поставили в очередь на квартиры, да так они и остались жить в прогнивших стенах старой конюшни.
В 2003-м году «Открытая» писала об этом жилом сарае, забытом городскими чиновниками («Репортаж из дома призраков», № 37, 24.9.2003 г.). С тех пор здесь произошло только одно кардинальное изменение: селекционная станция сняла проблемное здание со своего баланса, городская администрация его не приняла, и сегодня барака по адресу: Чапаева, 93, де-юре как бы и не существует.
С 2005 года за 15-метровую комнатку в доме-призраке бьются в суде две семьи: Лапкины, прожившие здесь полвека, и Степаненко, которую жильцы барака впервые увидели на суде.
Право Надежды Степаненко и ее 13-летнего сына на спорное жилье подтверждают договор о приватизации 2000 года, материалы инвентарных дел БТИ и селекционной станции. В противовес этим документам Лидия Лапкина, мать 48-летнего Сергея, инвалида детства, страдающего психическим заболеванием, может предъ-явить лишь копию приписной карточки с указанием номера и метража своей квартиры да свидетельства соседей, рядом с которыми прожила в бараке всю жизнь.
Октябрьский районный суд в августе 2005 и в ноябре 2007 годов решил дело в пользу Степаненко и постановил: Лапкиных из квартиры выселить. Судебное решение вызывает множество вопросов, но, прежде чем разбирать доводы судей, обратимся к предыстории конфликта.
 
14 или 7?
…Вслед за Лидией Петровной я иду по темному коридору барака в крохотную квартиру, по утверждению Лапкиных, №14, по документам Степаненко, №7.
Второй подъезд, второй коридор, первая комната налево. На синей крашеной двери – заржавевшая железная табличка с номером «14», рядом – нарисованная мелом цифра «7».
Захожу в комнату. В пятнадцати квадратных метрах – донельзя скромное имущество Сергея Лапкина: кушетка, кровать, телевизор, старенький «видик», электрообогреватель и выцветший коврик на полу. От порога до покосившегося столика у окна – четыре шага. В комнате, как и во всем бараке, – удушливый запах гари и сырости. Потолок и стены в сплошных трещинах и темных разводах.
«Все течеть, все сыплется с потолку, – разводит руками старушка Лапкина. – Кабы кто сюда глянул, сказал бы: «Господи, да в магазине, чай, посуды меньше, чем у вас на крыше!» Тут потекла – мы ванночку поставили, в том углу тазик стоит, здесь – кастрюлька. А все одно: как дождь – вода льется. Сережа жалуется: «Мам, течеть опять крыша». Ну а я что? Сама что ли ляжу на дырки-то?»
И, не улыбнувшись своей горькой шутке, Лидия Петровна выкладывает главную сердечную боль: «Пускай старая комната, пускай валится, но ведь всю жизнь здесь прожили, а теперь выгоняють! Ночью проснуся – колеть сердце: ой, судприставы придуть, ой, выгонють, куда дитя больное пойдеть?... Вот только я думаю, отсюда ни ногой, пускай меня убивають».
У Лидии Лапкиной – три класса образования и сорок лет трудового стажа. Несколько десятилетий она ютилась вместе со взрослым больным сыном в крохотной комнатушке. Только лет пять назад после смерти матери унаследовала в соседнем домике 12-метровую комнату, но порадоваться тому, что ее уже поседевший Сережа наконец-то сможет жить пусть в старом и ветхом, но своем собственном отдельном жилье, толком не успела.
Летним утром 2005 года Лапкину вручили повестку в суд. На предварительном слушании у него случился приступ: из зала заседаний Сергея Федоровича увезла «скорая помощь». С тех пор на судебные разбирательства восьмидесятилетняя пенсионерка Лапкина ходит одна.
Три года назад она решила, что посягательство на ее квартиру – досадное недоразумение, адвоката нанимать не стала, привела свидетелями ближайших соседей и – суд проиграла.
«А как же вы решились без адвоката на суд идти?», – спрашиваю у бабушки.
«Адвоката нанимать дорого, откуда денежку-то взять? У меня пенсия 3000 рублей, у Сережи – 2900: на хлеб-чай хватаеть и то радуемся…»
В августе 2005-го и ноябре 2007-го Октябрьский районный суд решил, что Сергей Лапкин несколько лет незаконно занимает чужую квартиру. А Лидия Петровна уверяет: в эти полтора десятка квадратных метров она въехала почти 45 лет назад. Вместе с мужем Федором поклинцевала фанерные стены, покрасила свежевыструганные пол и потолок. «А пускай меня проверють: штукатурку на потолку разобьють, а я скажу, каким он цветом выкрашен», – уповая на соломонову мудрость неведомых судей, предлагает бабушка.
Только современная Фемида такие наивные «козыри» к делу не пришивает.
 
Дело ясное, что дело темное
На первом судебном заседании Лидия Петровна узнала, что комната, в которой больше 40 лет проживает ее сын, согласно данным поэтажного плана строения БТИ, является квартирой номер «7» и что в 2000 году ее приватизировала Надежда Степаненко, лишь несколько месяцев проработавшая в бухгалтерии селекционной станции.
Каким образом ее кровные 15 метров приобрели новый номер и нового хозяина, Лидия Лапкина не может понять до сих пор. Вселилась она сюда в 1964 году, несколько лет комнаты стояли без номеров, пока в 1971 году не состоялась первая и единственная нумерация барака, о которой известно его жителям: по ней квартира Лапкиных получила № 14.
Однако специалист «Крайтехинвентаризации» Валентина Браташина о нумерации 1971 года на суде даже не упомянула. Зато из ее показаний ответчики Лапкины и их свидетели – соседи по бараку - с изумлением узнали о том, что в 1983 и 1999 годах в доме якобы производились перенумерации «по этажному плану».
Соседи Лапкиных хором уверяют, что впервые слышат о тайных операциях БТИ, зафиксировавших изменения номеров, и в недоумении разводят руками, с чего это потребовалось перенумеровывать их барак по этажному плану: какие, мол, этажи в бывшей конюшне?! Что это за поэтажную хитрость выдумало руководство селекционной станции, посчитав за этаж подвал, в котором, кроме крыс, других жильцов отродясь не водилось? И как объяснить, что старые номера сохранились только за теми квартирами, которые в начале 2000-х были приватизированы? Ни одна из очевидных несуразиц почему-то не заинтересовала суд.
Пытаясь доказать свою правоту, жильцы составляют списки бывших соседей и, загибая пальцы, перечисляют: «В первой Гончаренки жили, во второй – Голенкина Фекра Дмитриевна, в третьей – Андросова теть Рима, там – тетка Марфушка Костина, Барсуковы, Пырлики… в девятой – Нюська Останкова, в одиннадцатой – тетка Полька Сытникова и дед Жарков…»
Почему-то этому простодушному доводу верится больше, чем экспликациям и техпаспортам БТИ, по которым в бараке вообще нет квартир под номерами с первого по пятый и с девятого по одиннадцатый. Где же жили тогда все эти тетки Нюськи, Польки, Фекры и Марфушки?
Складывается впечатление, что в 1983 году никакой перенумерации в доме вообще не проводилось, а появилась она задним числом лишь 20 лет спустя, когда началась суета вокруг приватизации барачных комнат.
В пользу этой версии говорит и тот факт, что о поэтажных пертурбациях не ведали не только простые жильцы барака, но даже Надежда Мачульская, бывшая в восьмидесятые годы комендантом селекционной станции. В справке, выданной Лидии Петровне, она утверждает, что Лапкины проживали «в квартире №14 второго подъезда… нумерация установлена в 1971 году».
Конечно, разобраться в адресной чехарде, в которой явно заложена какая-то хитрость, – задача правоохранительных органов, мы же только отметим, как необычно, согласно техпаспортам 1983 и 1999 годов, складывалась судьба злополучного 14-го номера.
Итак, по документам БТИ, по крайней мере последние 25 лет квартира Лапкиных располагалась в первом подъезде барака – сначала занимала угловую комнату, а в 1999 году переместилась в комнату по соседству. Возникает резонный вопрос: кочевали ли Лапкины в соответствии с данными поэтажного плана из квартиры в квартиру или все это время ошибочно занимали чужое жилье?
Весьма неожиданный ответ на этот вопрос дал суду бывший директор селекционной станции Николай Несенов. Согласно его версии, Лапкины с 1964 года проживали в квартире… 14«а»!
В ноябре 2002 года Николай Федорович написал в ПТИ занимательное письмо с просьбой внести изменения в нумерацию барака: «Квартиру 14«а» читать как 14, поскольку там проживают пенсионеры Лапкина Л.П. и Лапкин С.Ф. с 1964 г., а квартиру 14 читать как 14«а».
Почему вместо того, чтобы потребовать от Лапкиных переселиться в законную 14-ю, директор решил поменять нумерацию в доме, Николай Федорович объяснить мне не смог. Как не смог объяснить, на каком основании, вопреки закону, вселил в 2000 году в аварийный дом новых жильцов – Надежду Степаненко и ее сына: «подзабыл», мол, детали за давностью лет. А судей незаконные действия директора вообще не заинтересовали.
Вопреки лишенному логики пояснению Несенова, жильцы барака – Игнатьевы, Добриковы, Подтуркины, Исаенко – утверждают, что никакой 14«а» в их доме никогда не существовало, а на ее месте располагались квартиры 15, 16, 17, и жили в них совершенно конкретные семьи: Дорошенко, Евглевские, Елизаровы.
Выяснить, кто здесь прав, не так трудно: есть домовая книга (любопытно, что листы с данными о Лапкиных из нее загадочным образом исчезли), есть адресное бюро МВД. Может быть, если обратиться к ним, окажется, что это не директор, а старожилы барака «подзабыли детали», а заодно и квартиру 14 «а»?
Вот и последний комендант селекционной станции Галина Мещерякова твердо стоит на том, что Лапкины проживали в трехкомнатной 14«а». Только почему-то в приписной карточке Лапкиных, подписанной госпожой Мещеряковой, указано, что площадь их квартиры №14 составляет 15,6 квадратных метров. А новая 14-я, в которой, по заверению коменданта, Лапкины прожили жизнь, по площади превышают эту цифру почти в два раза!
 
Право на жизнь
Вы спросите, почему Сергей Лапкин не рад возможности перебраться из 15 метров в трехкомнатное жилье? Да потому что перебираться ему на самом деле некуда: в одной из комнат этих «апартаментов» стены обвалены до глиняной штукатурки, во второй еще при прежнем жильце случился пожар: стены обгорели, потолок обвалился, а третья комната занята чужим человеком.
Вот почему так боится Сергей потерять свою комнатку и в страхе жалуется старенькой маме: «Ой, мам, кто-то по коридору ходит, не к нам ли идут?» А старушка Лапкина боится, что у сына случится очередной приступ болезни, и ее седой и грузный Сережа начнет кричать от головной боли и плакать навзрыд, как беспомощный ребенок.
Сидя на ветхой кушетке, бабушка Лида перебирает отксерокопированные документы, справки и свидетельства соседей, а сама отчаянно цепляется за воспоминания, пытаясь ими доказать свое право на 15 барачных метров.
Вот в этой комнате много лет назад она узнала, что семилетнего Сережу поразил тяжелый, на всю жизнь, недуг, а муж, узнав о болезни ребенка, развернулся и навсегда закрыл за собой дверь с прибитым к фанере железным номером «14». У этого окошка Лида Лапкина плакала, когда Сергея отклонили от школы: «Идуть дети в школу, а я руками лицо закрою и плачу: как же ж мое дите неграмотное будет?!»
Отсюда каждое утро уходила работать – дояркой, свинаркой, телятницей, рабочей, а теперь ходит по инстанциям в поисках справедливости: «Обращалася я до Луценки, ходила «по правам человека», прокурору подавала, суднадзору – все напрасно. Они ж по этим номерам понапутали, все и верять номерам, а нам – людям – не верять. И что мине делать, куда кидаться, не знаю...»
Такая вот грустная история. И самое печальное в ней то, что люди отчаянно борются за жалкие метры в бараке, в который страшно даже заходить. И если несколько семей, приватизировавших квартиры в этом доме, могут рассчитывать на получение сертификатов за ветхое жилье, то остальным остается только надеяться, что стены, 20 лет назад признанные на 100% изношенными, не сложатся карточным домиком над их головами. 
 
Послесловие
Когда номер готовился к печати, в дом № 93 по улице Чапаева пришли судебные приставы. Сергей Лапкин плакал и грозил кулаком щупленькому милиционеру, давшему на выселение «нарушителям закона» срок пять дней.
Вечером Сергей кричал от невыносимой головной боли, тщетно пытаясь ее заглушить горстью таблеток. А утром и сама измученная Лидия Петровна отвела сына к врачу в психиатрическую больницу.
Доктор говорит: – нужно ложиться в больницу. Лапкины и сами знают, что Сергей с обострившейся болезнью справиться уже не может. Только не хотят верить, что после курса лечения возвращаться ему придется в «новую» квартиру – с обгоревшими стенами и обваленным потолком.

Фатима МАГУЛАЕВА