В эти дни судебная система России отмечает особую дату. В апреле 1995-го Госдума приняла закон «Об арбитражных судах в РФ». По сути, это знаменовало окончательное превращение неповоротливых советских госарбитражей в полноценные суды, столь необходимые растущей экономике молодой России.
Закон закрепил иерархическую систему судебных органов (суды регионов, округов и Высший арбитражный суд), основные принципы отправления правосудия и статус судьи. Коренные изменения тогда коснулись и краевого арбитражного суда, существовавшего еще с 1992-го: здесь были созданы две коллегии (по гражданским и административным делам) и пять судебных составов (также по профилям споров).
Сегодня в беседе с обозревателем «Открытой» итоги этого 15-летия подводит председатель Арбитражного суда края, доцент Ставропольского госуниверситета Александр КИЧКО.
Приходите все, кому интересно
– От советского правосудия российская судебная система унаследовала, пожалуй, самое плохое качество – кулуарность, закрытость от общества. Пять лет назад председателем Высшего арбитражного суда был назначен Антон Иванов, который сразу объявил курс на преодоление этого негатива, на открытость и публичность. Цели достигнуты?
– Думаю, да. За эти пять лет арбитражная система действительно стала открытой, публичной, гласной. Вот опыт нашего суда. Мы установили в фойе два электронных терминала, где любой желающий может увидеть графики рассмотрения дел или прочесть судебные акты. А чтобы эти акты были максимально понятны для широкого круга лиц, ввели должность редактора, который вычитывает и поправляет все документы перед обнародованием.
Раньше из-за нехватки помещений судебные заседания проводились в кабинетах у судей. В прошлом году мы закончили реконструкцию здания и открыли три больших зала для разных судебных составов. Прийти на наши заседания может любой желающий. Все они открытые, за исключением процессов, касающихся гостайны; но это для Ставрополья исключительные случаи.
– В этом отношении арбитражные суды выгодно отличаются от судов общей юрисдикции, где существует множество разных ограничений для открытости процесса. Закон таков, что по желанию подсудимого можно ограничить доступ прессы и общественности практически на любое дело.
– Мы занимаемся чистой экономикой, а это всегда сфера публичного интереса. Впрочем, и у нас часто бывают случаи, когда стороны процесса пытаются закрыть доступ на заседания для журналистов или правозащитников.
В закрытом режиме должны проводиться процессы, где разглашается коммерческая тайна. Сам закон «О коммерческой тайне» дает предельно конкретное определение, что это такое: ноу-хау, секреты производства, отдельные бухгалтерские показатели… Процессов, где действительно озвучивалась такая информация, на моей памяти единицы.
Зато ходатайства о «закрытости» процесса его участники заявляют регулярно. Проверяем такие ходатайства – и оказывается, что никакой коммерческой тайны и в помине нет. Например, очень не хотели видеть прессу краевые нефтяники, которых УФАС обвиняло в согласованном повышении цен на топливо.
– Вы недавно озвучили цифру: в прошлом году журналисты присутствовали только на 25 судебных заседаниях. Значит, интерес прессы не так велик?
– В отличие от уголовных процессов, в наших делах никогда не бывает экшена – захватывающего действа, увлекательной интриги, которая щекочет нервы. Вообще, в арбитражном процессе главное – не люди с их эмоциями, а бесстрастные документы. Поэтому большинство наших дел интересны лишь узким специалистам.
С журналистами у нас отношения складываются прекрасно. Думаю, это интервью – тому доказательство. Два года назад мы ввели должность пресс-секретаря, на сайте печатаем все новости суда, в том числе анонсы самых интересных процессов. У нас нет закрытых тем для обсуждения, судьи всегда дают в прессе комментарии по любым важным вопросам. Каждые три месяца я провожу встречу с журналистами…
– …кстати, единственный среди краевых чиновников. Им бы ваш опыт перенять, чтобы убедиться: акулы пера – вовсе не зубастые, если есть искреннее желание с ними сотрудничать на равных, дружить. Причем в вашем суде на высоте не только работа с прессой, вы еще и активно осваиваете интернет-пространство.
– Да, по итогам прошлого года наш сайт признан лучшим на Юге России. Сегодня именно сайт – это основной источник информации о суде. Поэтому мы стараемся максимально насытить его полезной информацией, там есть калькулятор госпошлины, список краевых третейских судов и организаций арбитражных управляющих…
Сегодня в Интернете можно прочесть любое решение нашего суда. Достаточно зайти в «Картотеку арбитражных дел» по адресу www.kad.arbitr.ru, где размещены судебные акты всех 112 судов страны, начиная с 2005 года. Сейчас там уже информация почти по пяти миллионам дел, каждый день добавляется примерно 10 тысяч документов. Смотрите, читайте, критикуйте…
– Часто пользуюсь этой поисковой системой и могу сказать, что она не очень удобная. Например, нельзя искать дела по категории спора, хотя именно это чаще всего и неужно специалистам.
– Мы тоже эти минусы видим. Да, система пока сыровата, но она совершенствуется. Арбитражные суды России сегодня стоят на пороге цифровой революции. В ближайшее время мы полностью перейдем на электронный документооборот. Граждане смогут подавать иски по e-mail – правда, сделать это можно будет только с использованием электронной подписи в специально оборудованных пунктах либо через сайт суда. Заседания по самым интересным делам будем транслировать через Интернет в режиме on-line, по видеоконференцсвязи сможем проводить допросы свидетелей из удаленных уголков страны и даже из-за рубежа.
Мы не прячемся за цифрами
– Александр Иванович, на ваших судей часто жалуются?
– За прошлый год было 60 жалоб, годом ранее 46. Цифра выросла в силу объективных причин. Сегодня у нас трудится 40 судей, на каждого ежемесячно приходится по 65 дел (при нормативе 15). Объемы сумасшедшие, люди порой работают на пределе возможностей, отсюда и неизбежные огрехи.
Вместе с тем, с нарушением сроков у нас рассматривается менее 7% дел. При такой загруженности судей это очень хороший показатель. Еще один критерий высокого качества судейской работы: вышестоящие инстанции отменяют менее 2% наших решений. Конечно, мы не пытаемся прятаться за цифрами, видим все ошибки, и если необходимо, наказываем конкретных нарушителей.
– А исправляться даете?
– Конечно. Правосудие – тонкий механизм, который нужно постоянно настраивать. Полтора года назад был назначен новый председатель Федерального арбитражного суда Северо-Кавказского округа Григорий Мантул, и он сразу взял курс на обмен опытом между судами и судьями. Под эгидой кассационного суда постоянно проводятся совещания, семинары, методические и научно-практические конференции.
Сегодня нам очень важно добиться единообразия судебной практики. И вот почему. Вы, наверное, знаете, что еще в Средние века в мире сформировались две разные правовые системы. В России прижилось континентальное право: надо издавать законы, которые регулируют максимально широкий спектр вопросов.
А, скажем, в Англии действует прецедентное право, в основе которого лежат не законы, а судебные акты, толкующие закон применительно к конкретным ситуациям (по-английски оно называется judge-made law, или «право, создаваемое судьей»).
Сейчас эти системы сближаются. Председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов всегда выступал «за» внедрение в России прецедентного толкования законов – в виде постановлений пленума и президиума ВАС по конкретным делам. Причем сейчас речь идет о проведении совместных пленумов ВАС и Верховного суда РФ, которые могут рассматривать максимально широкий спектр правовых тем. – В 2008 году на Всероссийском съезде судей президент Медведев заявил, что скоро в арбитражи будут полностью переданы из судов общей юрисдикции все категории гражданских дел по экономическим спорам (налоговых, таможенных, антимонопольных, а также связанных с ценными бумагами и инвестициями). Заметно прибавится работы?
– Думаю, это перспектива не завтрашнего дня. Ведь сейчас судебная система и так переживает серьезную перестройку: в судах общей юрисдикции создаются апелляционные инстанции, и никто не захочет распылять силы на иные реформы.
Куда больше работы нам прибавит закон о банкротстве физлиц. Уже год он рассматривается Госдумой РФ, и будет принят в ближайшее время. Скажем, в США ежегодно арбитражные суды рассматривают примерно пять миллионов дел, из них миллион – по банкротству физлиц. Так что можете представить, какой вал исков нас ждет.
Впрочем, закон предусматривает двухлетний переходный период. За это время мы должны создать выездные судебные присутствия, где будут разрешаться именно дела по банкротству физлиц. Арбитражный суд ведь всегда «ругали» за то, что он якобы далек от народа, вот этот минус и будем исправлять.
– Зато в арбитражном суде есть другой несомненный плюс – специализация.
– Специализация – это фундамент нашей работы. Понятно, что судья, постоянно занимающийся банкротствами, вдруг переключиться на налоговую или таможенную тематику не в силах. Впрочем, правоотношения в экономике постоянно усложняются, и специализация в нашем суде только углубляется.
В прошлом году мы создали новый, седьмой, судебный состав по земельным спорам, его возглавила судья Маргарита Кузьмина. Раньше при рассмотрении таких споров возникали процессуальные проблемы. Допустим, оспаривается выделение земельного участка бизнесмену. Обжалование самого постановления о выделении земли – это административный спор, его разрешал один судебный состав. А спор с собственниками земли – гражданский, это уже прерогатива другого судебного состава.
Вот и получалось, оба судьи ждали, пока другой разрешит спор, и дело «зависало». А сейчас такие дела разбирает единый судейский состав, они рассматриваются быстрее и качественнее. В случае земельных споров это очень важно, потому что они неизменно в фокусе общественного внимания.
– Наверное, большая часть таких споров – по точечной застройке?
– Да, и в основном по Ставрополю. Как только «земельный» судебный состав заработал, на него обрушился вал исков от мэрии, которая требовала отмены разрешений на землю и строительство, выданных прежними «отцами» города.
Вот пример. Совсем недавно мы рассмотрели спор по скверу возле завода «Нептун» на проспекте Кулакова. Несколько лет назад мэрия предоставила здесь участок для строительства кафе, потом постановление о выделении земли было отменено. Бизнесмен оспорил эту отмену в суде, однако в удовлетворении требований мы ему отказали. Благодаря прежним застройщикам этот сквер и так съежился с 17 до 7 гектаров, еще одного строительства он бы просто не пережил.
– А какой земельный процесс был самым серьезным?
– Наибольшее внимание привлек спор между парком Победы и мэрией Ставрополя, которая оспаривала его право бессрочного пользования участком почти в двести гектаров. Мы тогда однозначно встали на сторону владельцев парка. С начала 90-х он развивался: да, с некоторыми перекосами, но в целом на благо горожан. А если бы новым владельцем стал муниципалитет, развитие парка вообще могло затормозиться: как показывает практика, самые неэффективные собственники – это именно МУПы.
Резонансным было дело по застройке территории бывшего Пионерского пруда тоже в Ставрополе. Там при выделении земли была масса нарушений, на чиновников мэрии даже заводили уголовные дела.
Переехав из Краснодара в Ставрополь, я понял, что главное достоинство вашего города – это зеленые зоны. В каком еще южном городе есть лес в самом центре? И печально было видеть, как последние годы эта зелень методично уничтожалась. Поэтому при вынесении решений по земельным спорам мы принимаем во внимание, что точечная застройка отнимает у горожан право на здоровую окружающую среду и чистый воздух.
Барометр или регулятор?
– Первый председатель Высшего арбитражного суда Вениамин Яковлев называл арбитражное правосудие «зеркалом экономики». А как повлиял экономический кризис на структуру рассматриваемых вами дел?
– Отразился заметно. С началом кризиса (это примерно осень 2008-го) резко выросло количество исков по невозврату кредитов, неисполнению договоров купли-продажи, подряда, страхования. Причем чаще всего это было в сфере строительства и поставок сельхозпродукции.
Еще в начале прошлого года частой была такая ситуация: бизнесмен просто выбрасывает перед контрагентами белое полотенце с надписью «кризис». Мол, у меня денег нет платить по договорам. Но сейчас, когда кризис постепенно отступает, такая отговорка уже не проходит. И мы видим это по снижению количества неисполненных договоров.
– Банкротств тоже стало больше?
– Конечно. Вот динамика: если в 2007 и 2008 годы в наш суд поступило примерно по 500 заявлений о банкротстве, то в прошлом – уже 720. До кризиса банкротили в основном фирмы-«пустышки» (созданные для совершения единичной финансовой операции). А сейчас все чаще дело касается реально действующих компаний. Например, снижение платежеспособного спроса и потеря ликвидности подкосили многие строительные и торгово-закупочные предприятия.
– Экономический кризис – это борьба за выживание: слабые гибнут, выживают сильнейшие…
– Я бы не стал так упрощать. Вот смотрите, сейчас власти стремятся к максимально широкому вовлечению населения в предпринимательство, устраняют административные барьеры. Размер уставного капитала при создании ООО снижен до 10 тысяч рублей, это один из самых низких показателей в Европе.
А теперь представьте: идет банкротство некоего ООО, активов у него нет, и кредиторы могут лишь взыскать с учредителей сумму уставного капитала – те самые 10 тысяч рублей. Сумма, которая порой не покрывает даже судебные издержки.
– То есть вы предлагаете повышать входной «порог» для бизнесменов?
– Одними запретительными мерами многого не добьешься. Дело в том, что еще с начала 90-х в общественном сознании сформировался вредный стереотип: рыночная экономика – это вседозволенность, когда любой желающий может хоть сотню фирм открыть... Ну не понимают пока российские предприниматели, что бизнес – это не только права, а прежде всего ответственность. И не только лично за себя, но и за своих сотрудников, клиентов, потребителей продукции!
А теперь оценить опыт Евросоюза. Хочешь открыть свой бизнес – пройди сначала «Школу молодого предпринимателя». И уже на этом этапе отсеиваются все «идеалисты», понявшие, что вести собственное дело им будет не по плечу. Зато в бизнесе остаются самые толковые и пробивные, с базовыми юридическими и экономическими знаниями, которые легко развить уже на практике. Думаю, именно такой западный опыт предпринимательского всеобуча было бы полезно внедрять и в России.
– В конце 2008-го был принят целый пакет поправок к закону «О банкротстве», которые расширили права кредиторов. Как это на вашей работе отразилось?
– Я бы не сказал, что поправки расширили права кредиторов. Вот пример. Раньше кредитор мог требовать через суд признания должника банкротом только после обращения в службу судебных приставов, а теперь это необязательно, достаточно лишь иметь вступившее в законную силу решение о взыскании задолженности.
Многие кредиторы спешат с иском, а потом жалеют о своем решении. Ведь в судебном процессе «всплывают» и другие кредиторы, которые тоже претендуют на часть активов должника. Приплюсуйте сюда расходы на конкурсное производство, все обязательные выплаты работникам предприятия…
В итоге инициатор банкротства получает копейки. Отсюда вывод: нужно предварительно хорошенько подумать, а стоит ли «топить» действующее предприятие для продажи с молотка или лучше дать ему время для погашения долга.
– Но ведь есть и третий вариант: ввести на проблемном предприятии процедуру финансового оздоровления.
– Финансовое оздоровление – это лишь одна из процедур банкротства. По сути, это мораторий на выплату долгов работающим предприятием. Мера исключительная, и стороны процесса должны очень хорошо постараться, чтобы убедить суд в необходимости ее использования.
На моей памяти только однажды на предприятии было введено финансовое оздоровление. Причем такое решение мы вынесли совсем недавно, 25 марта, в отношении компании «Инжгео-СК». Это строительная фирма, которая привлекала деньги дольщиков. У нее возникли проблемы с ликвидностью, по заявлению дольщиков в отношении директора возбудили уголовное дело по статье «Мошенничество».
Думаю, именно возбуждение дела и стало толчком к тому, чтобы «Инжгео» ходатайствовал о своем финансовом оздоровлении. Мы с доводами его юристов согласились. И, как показало время, не зря: некоторые дольщики уже получили квартиры, однако до полной расплаты «Инжгео» по долгам еще далеко.
– Какие банкротные дела были за последнее время самыми громкими?
– Из крупных предприятий в прошлом году банкротами были признаны компании «Ставкоопстрой», «Ставропольпроектстрой», «Ставропольрегионавто», «Ставропольская металлургическая компания».
Сейчас суд рассматривает дела о банкротстве «Рокадовских минеральных вод», сельхозпредприятий «Ставрополец» и «Правоегорлыкское», «КМВ-Агро», троллейбусного парка Ставрополя, консервного завода «Ставропольский», «Кавминкурортрозлив», футбольного клуба «Ставрополь», Минераловодского мясокомбината, Ипатовского птицекомбината, Первого кирпичного завода. Так что на подходе новые громкие решения.
Судебный этикет
– В последнее время руководство страны много говорит о защите прав малого бизнеса. Каким образом такую «защитную» функцию может выполнять арбитражный суд?
– Через объективное разрешение споров малого бизнеса и государства. А сейчас количество таких споров растет, что говорит о кредите доверия предпринимателей к нашей судебной системе. Причем законодатель рассудил очень правильно: в подобных спорах свою правоту должен доказывать не бизнесмен, а вменивший ему нарушение госорган.
Основная масса таких дел касается налоговых недоимок «малышей», и в двух третях случаев мы отказываем налоговикам в их требованиях. Кстати, с нового года упрощен сам порядок разрешения налоговых споров: и юрлица, и граждане теперь могут оспаривать ненормативные акты налоговиков (требования, решения, постановления, письма и т.д.) в досудебном, административном порядке. И только если не удается решить вопрос миром, стороны должны идти в суд.
– В прошлом году, пожалуй, самым громким процессом в вашем суде было дело об увольнении топ-менеджеров в генерирующей компании №2 (ОГК-2). В конце 2007 года после смены собственника 16 членов правления компании уволились, назначив самим себе «отступных» бонусов (так называемых «золотых парашютов») почти на полмиллиарда рублей.
Ваш суд посчитал это законным, однако апелляционная инстанция решение отменила, а вот кассация вернула дело на повторное рассмотрение. Почему такой разнобой мнений?
– Не буду комментировать постановление апелляционного и кассационного судов. Что касается нашего решения, то мы отказали акционерам ОГК-2, потому что они не смогли доказать ряд принципиальных позиций. Не секрет, что «золотые парашюты» практикуются во всех компаниях, вышедших из РАО ЕЭС; такая система выплат закреплена в их уставе. По этому поводу уже были процессы в судах общей юрисдикции, которые признавали бонусы законными.
Вопрос лежит скорее в плоскости морали, а не права. Бонусы топ-менеджеров должны быть жестко увязаны с конкретными результатами их работы, и размеры выплат – разумными. Например, уволившийся гендиректор ОГК-2 Михаил Кузичев назначил себе «золотой парашют» в размере 36 месячных окладов. Это 60 миллионов рублей. Соизмерима ли сумма этого бонуса с итогами работы возглавляемой Кузичевым компании?
Деятельность топ-менеджеров естественных монополий должна постоянно находиться под жестким гражданским контролем. А в самом бизнес-сообществе необходимо создавать такой климат, когда для топ-менеджера считалось бы позорным назначить себе неоправданно большие бонусы. Но формирование такой моральной среды в обществе и бизнесе – дело нескольких десятилетий, и Россия только в середине этого пути.
– Неразвитость делового этикета сказывается на поведении спорящих сторон в суде?
– Конечно, ведь судебный этикет в России только формируется. Хотя в арбитражном процессе участвуют профессионалы, часто они даже не утруждают себя подготовкой к судебному заседанию: «забывают» необходимые документы, имеют бледный вид при доказывании доводов…
Это лишнее свидетельство тому, что арбитражная система перегружена за счет огромного числа мелких споров, которые можно разрешить в досудебном порядке (например, по неисполнению договоров поставки). Причем, думаю, скоро эта проблема будет решена.
Месяц назад президент внес в Госдуму проект закона «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника». После его принятия в судах (в том числе в арбитражных) появятся специальные посредники, которые станут мирить спорящие стороны. Такими посредниками будут опытные, уважаемые юристы (например, судьи в отставке). Ведь в конечном итоге высшая миссия судебной системы – сделать российское общество более терпимым.
Беседовал
Антон ЧАБЛИН
Версия для печати
Добавить комментарий