За могилой автора первого советского Гражданского и Уголовного кодексов в Железноводске никто не ухаживает
В светлые пасхальные дни наполняющие их великой радостью душу, думы о вечном приобретают новый смысл. Вот и я поневоле задумалась о быстротечности человеческого бытия, о недолговечности власти, ненадежности нажитого состояния, когда по просьбе своего московского знакомого на днях в Железноводске искала могилу Петра Красикова.
Знакомый – Михаил Иванович Одинцов, доктор исторических наук, профессор, занимается историческим религиоведением. В настоящее время пишет книгу из серии «Жизнь замечательных людей (ЖЗЛ)» о Петре Ананьевиче Красикове.
Петр Ананьевич Красиков родом из Красноярского края, ушел из жизни в 1939 году в Железноводске, здесь же и похоронен. Последние шесть лет жизни занимал должность заместителя председателя Верховного суда СССР. С 1924 года был прокурором Верховного суда.
Сразу после Октябрьской революции боролся с контрреволюцией и спекуляцией в ВРК в Петрограде. То есть все страшные годы большевистского террора и сталинских репрессий был на самых передовых рубежах этой борьбы. Не трудно догадаться, что при жизни человеку всего хватало. Наверное, хватало и страха.
Автор будущей книги Одинцов, несмотря на все официальные биографические данные Красикова, считает, что Красиков был замечательным человеком. Потому что во второй половине 1930-х годов был одним из немногих в партийно-советском аппарате, кто протестовал против гонений и репрессий.
С ноября 1917 года Петр Красиков – член коллегии Наркомата юстиции, председатель кассационного трибунала при ВЦИК, участвовал в разработке первых советских кодексов – гражданского и уголовного, сотрудничал в комиссии по отделению церкви от государства. Редактировал журналы «Революция и церковь», «Воинствующий атеизм».
Несмотря на все это, Красиков всегда защищал верующих, призывал партийные и советские органы безусловно и в полном объеме соблюдать законодательство о свободе совести, указывая, что в стране уже сложилось «катастрофическое положение в религиозном вопросе» и всякое «административное давление» неминуемо приведет к социальному взрыву.
Ему даже удавалось останавливать отдельных зарвавшихся местных партийно-советских чиновников, грубо попиравших тогдашний закон -постановление ВЦИК и СНК «О религиозных объединениях».
И тогда верующим возвращались насильственно отобранные культовые здания, служители культа освобождались от несправедливой уголовной и административной ответственности, а религиозные общины – от непомерных налогов.
Он на самом высоком официальном уровне, самому Сталину, писал письма в защиту сектантов, напоминая тому, что сектанты были «попутчиками» большевиков в борьбе с самодержавием.
Считал, что «левачество, перегибы, неправильное применение закона, вредительское форсирование ликвидации религии» неизбежно приведут к дестабилизации обстановки в стране.
Однако официальная политическая оценка религии была другой. Религиозные организации признавались противниками социализма и советского строя, а священники были объявлены кто явной, кто скрытой контрреволюционной силой.
Как результат – обычным явлением стали судебные процессы над священнослужителями, которые обвинялись во «вредительско-шпионской и контрреволюционной деятельности, в связях со спецслужбами иностранных государств».
Важнейшее место в деятельности прокурора Верховного суда СССР Петра Красикова занимал общий надзор за законностью в стране, за соответствием решений народных комиссариатов и ведомств СССР, постановлений органов власти и управления союзных республик Конституции СССР.
В архивном фонде Прокуратуры Союза ССР сохранилось значительное количество представлений и протестов Петра Красикова, направленных им в Президиум ЦИК СССР, Верховный суд СССР, в которых он настаивал на отмене противоречащих Конституции СССР незаконных правовых актов. Часто он добивался устранения выявленных нарушений.
Говорят, Сталин очень не любил Красикова. А родственники Петра Ананьевича, с которыми общался Одинцов в процессе написания книги, до сих пор уверены, что в Железноводске Красикова просто отравили по команде вождя. Такая вот семейная легенда передается из поколения в поколение. До истины сегодня уже не докопается никто.
Вот строчки из будущей книги о Красикове: «До 1934 года он регулярно выезжал для лечения за границу. Но затем без объяснения причин выезды запретили, и ему рекомендовали ездить на курорты Северного Кавказа. Вот и в этот раз, во второй половине августа 1939 года, Красиков вместе с семьей выехал на лечение и в отпуск в Железноводск.
На платформе именитого московского гостя встретили местные руководители и отвезли на выделенную для него дачу. Предложили с дороги перекусить, а затем немного отдохнуть. Спустя совсем малое время после завтрака у Красикова началась беспрестанная рвота. Ему становилось все хуже и хуже. Ничто не помогало, хотя приехал вызванный врач.
Вскоре была констатирована смерть. В семье Красикова, среди его коллег, да и в партийной среде упорно ходили слухи о его насильственной смерти. Но даже если это и так, то тогда никто не мог отважиться заявить об этом публично и потребовать расследования, а сегодня это ни подтвердить, ни опровергнуть нельзя».
Да какая еще могла быть веская причина, чтобы после смерти родственникам не забрать тело Красикова и не похоронить его в Москве, где жила вся его семья? Ведь даже в далекие годы XIX века, при полном отсутствии жедезнодорожного транспорта, бабушка погибшего в Пятигорске Михаила Юрьевича Лермонтова перевезла тело поэта поближе к родным местам. Что мешало перевезти Красикова?
Могилу я все-таки нашла. Старое дореволюционное кладбище напротив современной Железноводской грязелечебницы практически сравняли с землей. Остались только кладбищенские деревья среди разбросанных, наполовину покрытых землей дореволюционных каменных надгробий.
Поверх торчащих из земли надгробий положена в виде дорожки тротуарная плитка. Вдоль дорожки расставлены бетонные тумбы с алфавитными списками железноводчан, погибших в Великой Отечественной войне. В самом конце длинной аллеи – Вечный огонь и памятник скорби.
И название – Аллея памяти. Какая-то странная память – увековечили имена одних на костях других, предыдущих поколений. Проехались бульдозером, выравнивая территорию для аллеи, но не потрудились убрать старые надгробия.
Перенос и ликвидация старых кладбищ, уничтожение кладбищенских и церковных архивов, элементарное небрежение к родословным делают невозможным восстановление имен большинства людей, похороненных на русских кладбищах всего сто лет назад.
И это одинаково несправедливо и по отношению к погибшим во Время Великой Отечественной войны, и к бывшим знатным городским фамилиям, и к памяти рядовых горожан, чьи потомки массового переселялись из родных мест из-за безденежья или по каким-то другим причинам.
О том, что могила Красникова должна быть именно здесь, я узнала в городском музее, сотрудники которого помнили какую-то могилу, стоящую за Вечным огнем. О Красикове не знали ничего, предположили даже, что это герой Гражданской войны.
Единственный каким-то чудом уцелевший надгробный памятник стоял действительно над могилой Петра Ананьевича Красикова.
Памятник – не оригинал, установленный при захоронении, а поставлен где-то в 70-х годах прошлого века, во время ликвидации кладбища, с уже отвалившимися плитками и скромной латунной табличкой, сообщающей о датах жизни покоившегося под монументом человека.
Ни звания тебе, ни прошлых заслуг и должностей. Перед Высшим Судом все равны.
Нет мест более печальных и, в полном смысле этого слова, сиротских, чем старые, полузаброшенные или совсем заброшенные кладбища. Даже если они находятся на «памятной» территории. Обидно, но все еще можно исправить.
Елена СУСЛОВА
Версия для печати
Добавить комментарий