Поиск на сайте

Это вам не заграница, это – Ставропольский край!

 

В 80-е годы население Советского Союза ощутило ветры грядущих перемен. В свет начали выходить книги известных  диссидентов. Но в Ставропольском крае партийная цензура действовала неумолимо. Об этом периоде - письмо журналиста Евгения Панаско писателю Александру Солженицыну.

 

В 1989 году в Ставропольском книжном издательстве вышла знаменитая книга Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Вслед за ней планировалось - еще до выхода «Архипелага ГУЛАГ» в «Новом мире» - издание книги Александра Солженицына «Август 14-го». И это в то время, когда партийно-советское чиновничество крепко держало в руках поводки писательских упряжек!
Разразился скандал. «Возмутитель спокойствия», заместитель главного редактора книжного издательства Евгений Панаско, потерял работу.
Изгнанный, но не сломленный журналист пишет Александру Солженицыну полное горькой иронии письмо, которое до адресата не доходит.
Много лет спустя мне в руки попала копия того послания. Думается, что история, рассказанная опальным журналистом, актуальна и сегодня - как документ нашего недалекого прошлого, когда подавлялась всякая неугодная власти творческая инициатива. И как память об одном из порядочных и талантливых наших земляков,  Евгении Викторовиче Панаско.

 

Герман БЕЛИКОВ, 
член Союза писателей России

 

Ставропольское книжное издательство, в  котором я проработал несколько лет, с трудом вырвавшись из газетной лямки, было и есть издательство, ничем не выдающееся, провинциальное, находившееся тогда под пятой Госкомиздата РСФСР, ну и, конечно, крайкома партии. 
Подписывая мое заявление об уходе из газеты, тогдашний редактор «Ставропольской правды» Иван Михайлович Зубенко напутствовал меня так:
- Ты подумай еще, подумай, куда ты идешь. Ведь там же пьянь одна, в этом издательстве, туда идут те, кому идти уже некуда, несостоявшиеся люди, это же кладбище журналистов, отбросы общества! (Года через два сам он, вывалянный в грязи очередным «первым», выброшен будет из «Ставрополки» на это самое кладбище и станет моим третьим директором. Но мы оба этого еще не знали.)
Все же мне показалось вначале, после газетчины, что в издательстве - свободнее, спокойнее, что не достают там так, как в той же «Ставрополке».
Как раз повеяло чуть каким-то ветерком - земляк наш провозгласил перестройку. И мы в издательстве, преодолевая не только госкомиздатовское самодурство, но и местную инерцию, тоже начали перестраиваться.
Это означало некоторый поворот к общественному, так сказать, мнению, к формированию издательского плана с учетом того, чего хочет читатель...
Читатель выбрал знаменитый в то время роман «Дети Арбата» Анатолия Рыбакова. Vox pоpuli vox Dеi! (лат. «Глас народа - глас Божий» - Ред.). Так что рассказ о том, почему не вышел в Ставрополе «Август 14-го», начинается с «Детей Арбата».
Проблема была - протащить Рыбакова в план в обход Госкомиздата. Было совершенно очевидно, что реакционный российский комитет вырубит «Детей Арбата», и вырубит с треском. Пошли на хитрость.
Чтобы не подставлять директора (второго, по моему счету), я от своего имени, оставшись «на хозяйстве», написал письмо в «большой» госком, союзный, и моментально оттуда разрешение получил. Тотчас заключили договор с Рыбаковым, «наш» комитет был поставлен перед фактом.
...После нашего финта с «Детьми Арбата» приезжаю в Москву - в кабинете главного редактора новый хозяин, некто Владимирский. Я - решать обычные вопросы, он же сразу набрасывается: почему через голову получили разрешение на Рыбакова? Как договаривались, отбрехиваюсь неопытностью. 
«Ладно, - говорит, - мы запретить уже не можем, но все же очень рекомендуем снять, снять Рыбакова». - «Да вот, понимаете, читатели высказались, просят... мнение масс...» - бормочу я. Владимирский наседает: «Вы не подумайте, что здесь какая-то политика, просто очень слабый роман!» - «Да? Это, - говорю, - совсем другое дело. Я хотел бы вас послушать, набраться опыта». - «А я, - говорит он, - не читал. Но есть такое общее мнение. Вы к куратору своему подойдите, к Елене Михайловне, она вам объяснит». 
Ну, так и так мне идти к куратору, по своим рабочим вопросам. Разговариваем с ней о книжках местных авторов; мало издать, их и потом еще защитить надо.
Вдруг - с внезапным оживлением, куда и лед делся, не закончив фразы:
- Да!.. Зачем вы «Детей Арбата» издать-то хотите? Это ведь очень, очень художественно слабый роман!
Я не спорю, спрашиваю: чем именно?
- Да я, - говорит, - не читала, но это же все знают!
Дословно!
Конечно же, этим не кончается. Вдруг оживает крайком партии. Директора - на ковер. Рыбакова - снять!
- Нельзя, - говорю я директору, - снимать Рыбакова. Стыдно будет. Надо бороться! Да что, в конце концов, это Солженицын, что ли?! Роман напечатан в журнале, издан в центральном издательстве, за рубежом чуть не в каждой стране издан!
- А мне в крайкоме знаешь что сказали? Вот за рубежом, говорят, пусть и издается, а у нас тут - Ставропольский край.
Недели две выматывающей обработки. Директор ходит в крайком - стоять там навытяжку перед секретарями, а мне, на моем, так сказать, уровне, по телефону «вставляет дыню» завсектором печати Иван Шляхтин (в последние годы он возглавлял ВГТРК - Ред.). 
Наконец начальство мое сдается. 
- Ну, все, - говорит директор, - надо снимать. 
- Да ведь набор уже готов! И по договору - все равно платить! Значит, план не выполнен, весь коллектив - без премий. А престиж издательства? Ну ладно, тогда позвоню Рыбакову, надо же и автору сказать.
- А вот Рыбакову, - говорит директор, - звонить не велено. Сам узнает. Со временем.
Потом все-таки договариваемся сообщить автору о судьбе издания - остатки приличия требуют.
Звоню. Рыбаков ничуть не удивляется. Реагирует совершенно спокойно. 
- Это, - говорит, - происки сталинистов. Уже седьмой случай. Но вы передайте вашему секретарю обкома, что я всемирно известный писатель, скандал подниму на весь свет, весь мир узнает, что ваш обком... крайком?.. что ваш крайком противодействует политике перестройки, запрещая издание романа, одобренного политбюро ЦК КПСС.
А все же задело. Минут через двадцать сам звонит из Переделкина.
- Вы знаете, - говорит, - побеседовал я со Скляровым... то есть как кто? Это заведующий отделом пропаганды ЦК... Он будет звонить вашему «первому».
На другой день с утра:  директора в крайком! Ушел. Через часок по селектору: ну-ка зайди! И неси все документы по Рыбакову.
Открываю дверь в кабинет Зубенко. Сидят вдвоем с завсектором печати. Понятно - все с тем же Шляхтиным. 
- Ну, заходи, - весело говорит крайкомовский гость, - сейчас мы твое персональное дело рассматривать будем. 
Шутил, шутил завсектором, но я-то этого наверняка не знал.
- Ах вот как! - говорю. - Персональное дело! А не ваше ли? Не вы ли, Иван Иванович, противодействуете политике перестройки, запрещая к изданию роман, одобренный ЦК КПСС?
Эх, хороша была фраза! Сейчас так не скажешь...
- Ну, не кипятись, не кипятись... Это что, договор? Давай посмотрим, какая тут ставка... А почему максимальная?
Тут я почему-то смутился. 
- Да вот, - говорю, - как-то так... сложилось так, что ли. Если уж писатель лауреат Госпремии...
- А он разве лауреат? - вырвалось тут у Ивана Иваныча.
Сошло с меня смущение. Утрись, думаю, Ваня. Он - дважды лауреат...
Короче, наказали нас за то, что мы неоправданно долго тянули с выпуском в свет романа всемирно известного автора, дважды лауреата, романа, одобренного политбюро ЦК КПСС.
Ободренные успехом  этой борьбы, на следующий год мы ведем себя, по прежним понятиям, просто нагло. Еще только готовится к публикации в «Новом мире» «Архипелаг ГУЛАГ», а мы уже читателя опросили, а мы уже заключаем договор на издание «Августа 14-го». Будем печатать Солженицына!
Кричим об этом на всех углах: в печати, в публичных выступлениях. Краевой бибколлектор тут же сгоряча, на подвернувшейся выездной ярмарке, оптом продал чуть не весь тираж.
И точно так же, как год назад с уже вполне безобидным романом Рыбакова, грянул звонок.
История повторялась почти с зеркальной точностью. За исключением нюансов. Когда пришла пора звонить, мы позвонили в Москву Борисову - представителю Солженицына. И тут уж пошел разнобой с прошлогодней историей. Куда мог позвонить сам Борисов? В ЦК?
Стало ясно: крайкома не переломить. Это вам, братцы, не заграница, это - Ставропольский край.
Опять я говорю Зубенко:
- Нельзя отступать. Стыдно будет!
- Да, старик... Да.
...По смешному и дикому случаю вдруг попадаю в больницу. Промедол, баралгин, недели две полной отключки. Но в гипсе еще правая рука, а я мчусь на работу.
Солженицын - снят.
Влетаю в кабинет директора.
- Старик... - говорит Зубенко, глядя в сторону. - Бумаги, понимаешь, все равно нет.
Да... была такая проблема. С бумагой всегда была напряженка.
Ну ничего. Листочек найдется.
Корявым, не своим почерком, левой рукой пишу заявление об уходе.
...Из-за вас, Александр Исаевич, я лишился всего лишь работы. 
И поэтому... простите меня!

 

Евгений ПАНАСКО,
1989 год

 

Наша справка

Евгений Викторович Панаско (1946-2003 гг.) - русский советский писатель-фантаст, переводчик с украинского, талантливый литературный редактор, издатель, журналист. Работал в редакциях ставропольских газет.
Одним из первых в стране основал инициативное издательство («Кавказская библиотека»), возвратив читателям множество звездных и забытых имен века девятнадцатого и подарив неизвестных авторов века двадцатого. 
В последние годы жизни работал в Ставропольском государственном университете.

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях