Поиск на сайте

Война глазами её участников

Продолжение. Начало в №№ 21–23.

Великая Отечественная война до сих пор хранит множество тайн. Мы уже  знаем, почему Гитлер напал на СССР именно 22 июня. Имеется множество документов об этом дне.
Обратимся к свидетельствам непосредственных участников событий того рокового воскресенья – к их дневникам и воспоминаниям. Интересно, как они воспринимали события, что думали и чувствовали…

 

Смотрим глазами немецких генералов

Франц  Гальдер  22 июня  с прямотой солдата, который не заморачивается какими-либо моральными соображениями,  с явным удовольствием отмечает в дневнике, что нападение явилось для противника «полной тактической внезапностью». И далее

«Пограничные мосты через Буг и другие реки всюду захвачены нашими войсками без боя и в полной сохранности. О полной неожиданности нашего наступления для противника свидетельствует тот факт, что части были захвачены врасплох в казарменном расположении, самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать».

Фактор внезапности не долог: «После первоначального «столбняка», вызванного внезапностью нападения, противник перешел к активным действиям».  Однако атаки отбиваются и наступающие немецкие дивизии, по словам Гальдера, «продвинулись с боями на глубину до 20 км».

У Гальдера много критических замечаний по поводу советского командования: «Ряд командных инстанций противника, как, например, в Белостоке, полностью не знал обстановки, и поэтому на ряде участков фронта почти отсутствовало руководство действиями войск со стороны высших штабов».

И далее: «Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению».

Наиболее крупный успех достигнут севернее Белостока, где «танковая группа рассеяла части восьми дивизий противника» и обеспечила себе свободу действий. Это означает, что началось окружение войск Западного фронта.

Командующий самой мощной группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок также вел дневник. Вот что он записал 22 июня:

«Поначалу сопротивление противника было довольно вялым.

Вопрос, осуществляют ли русские планомерный отход, пока остается открытым. В настоящее время предостаточно свидетельств как «за», так и «против» этого. Удивляет то, что нигде не заметно сколько-нибудь значительной работы их артиллерии. Сильный артиллерийский огонь ведется только на северо-западе от Гродно, где наступает VIII армейский корпус.

Судя по всему, наши военно-воздушные силы имеют подавляющее превосходство над русской авиацией».

Генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн в книге с характерным названием «Утерянные победы» вспоминает о первом дне войны: «Один из наших разведывательных дозоров, отрезанный врагом, был потом найден нашими войсками, он был вырезан и зверски искалечен».

По этому скупому описанию можно представить, что же произошло. Видимо, наш разведдозор внезапно столкнулся с немецким.

Наши, чтобы не шуметь, в жестокой рукопашной уничтожили его. Естественно, немцам сильно досталось. От увиденного Манштейн пришел в ужас и поклялся живым к врагу не попадать.

Талантливый полководец, Манштейн долгое время одерживал победы одна за другой, но мистический ужас перед противником, выплеснувшийся после войны в воспоминаниях, постоянно преследовал его.

Этот ужас усилила гибель 19-летнего старшего сына Геро, офицера по поручениям, от взрыва советской авиабомбы под Ленинградом осенью 1942 года. Он был похоронен на берегу озера Ильмень. Целых две страницы воспоминаний Манштейн посвятил своему любимому сыну, так велика его горечь от утраты…

Командир 8-го механизированного корпуса генерал-лейтенант Д.И. Рябышев.

Смотрим глазами наших командиров

22 июня в 10.00 в небольшом приграничном западноукраинском городке Дрогобыч командир 8-го механизированного корпуса  (одного из наиболее мощных в Красной армии; Жуков: «Мы возлагали большие надежды на этот корпус. Он был лучше других укомплектован новейшей танковой техникой и неплохо обучен») генерал-лейтенант Дмитрий Рябышев получил приказ: корпус к исходу дня должен сосредоточиться в лесу западнее Самбора. Это означало – предстоит 70–80-километровый марш.

Приказ есть приказ, приступили к его выполнению. Дмитрий Иванович отдал необходимые распоряжения. Он вспоминал: «От штаба помчались мотоциклы и бронемашины со связными». Использовалось и радио. Офицеры штаба были направлены в войска для контроля за выполнением приказа.

Заместитель командира по политической части бригадный комиссар Николай Попель приезжает в одну из дивизий. Он устно передает приказ, а потом едет к своим «любимчикам» (в мемуарах Попель кается в том, что и в армии есть наиболее близкие части, которых по уставу вроде бы не должно быть) – в батальон майора Сытника.

Попель – человек наблюдательный. Воссозданная в его воспоминаниях картина помогает многое понять в реалиях того дня:

«Первое, что бросилось в глаза,– надписи на машинах. Никто не давал команды, более того – на броне не полагалось писать. Однако борта укрытых ветками танков были расписаны мелом.

«В бой за Родину!», «Смерть фашизму!», «Даешь Берлин!», «Да здравствует коммунизм!», «Водрузим над землею красное знамя труда!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – читал я, переходя от машины к машине.

– Сочиняли вместе с замполитом Боярским, – деловито доложил Сытник.– Под этими лозунгами прикончим  Гитлера и пройдем по главной берлинской магистрали, которая, как установлено, называется Унтер-ден-Линден.

Последнее слово далось комбату нелегко, но он со второго или третьего захода при помощи старшего политрука Боярского все-таки осилил его.

Люди были возбуждены и нетерпеливы. Они испытывали потребность говорить, делиться тем, что горело в сердце.

– Почему ждем, теряем время?

– Скорее бы...

В каждом слове – искренний порыв, готовность к подвигу.

Когда узнали, что предстоит марш к Самбору, закричали «ура». Понимали: это в бой.

Спрашивали о положении на границе, о бомбежках, о нашей авиации. Один из танкистов поинтересовался германским пролетариатом – не восстал ли он против фашизма. Горячо спорили о сроках войны. Над тем, кто сказал «полгода», посмеялись, обозвали маловером».

О скорой победе над Германией, о взятии Берлина, о прогулке по главной улице этого города – вот о чем в первый день войны думали и говорили наши бойцы и командиры: их так учили, к этому готовили.

Им грезился «поход» на Запад, который предвещали хорошо  известные и любимые фильмы и песни.

В их головах – набор идеологических клише, господствующих в то время в СССР: о коммунизме, о единстве пролетариата всего мира, о возможном восстании рабочего класса Германии (им  невдомек, что пули и снаряды от оболваненных Гитлером «братьев по классу» уже убивают советских воинов и мирных граждан).

Если бы кто-нибудь сказал, что до Победы еще  1418 дней, и многие из них до нее не доживут – ни за что бы не поверили…

В первый же день войны в воздухе и на земле было уничтожено 1200 советских самолетов. Большинство – на аэродромах, слишком близко расположенных к границе. Самолеты не рассредоточили и не замаскировали, то есть они представляли легкую добычу для немецких истребителей. Сказалось также то, что большая часть самолетов была устаревших конструкций. Не на высоте оказалась и подготовка летного состава.

В дневнике Гальдера встречается зарисовка трагичных боев в воздухе 22 июня: «…целые эскадрильи бомбардировщиков, которые, поднявшись в воздух без прикрытия истребителей, были атакованы нашими истребителями и уничтожены». Приказ об использовании бомбардировщиков без прикрытия истребителей отдал командующий ВВС Западного фронта генерал-майор авиации Иван Копец, фигура трагическая.

Ему 32 года, он Герой Советского Союза (за воздушные бои в Испании), и уже занимает ответственнейшую должность. Карьера его продолжалась бы столь же успешно, если бы… не роковое 22 июня.

Именно на Западном фронте наша авиация в первый же день войны потеряла больше всего – 738 – самолетов. В ответе за это прежде всего Копец. Личной ответственности пока никто не отменял.

Иван Копец не дожил до конца 22 июня. Во второй половине дня он облетел на самолете несколько аэродромов, увидел страшный погром… И стал жертвой  «психологического  паралича», волю его парализовало (на что и рассчитывали немецкие стратеги). Примерно в 18.00 он зашел в свой кабинет в Минске и застрелился (эта сцена воспроизведена в киноэпопее Юрия Озерова «Битва за Москву» (1985 год).

К сожалению, такой выход из тяжелейшей ситуации в первые дни войны предпочли многие советские командиры.

Непосредственный начальник Копца – командующий Западным фронтом генерал армии Дмитрий Павлов (тоже Герой Советского Союза и тоже за Испанию) назвал его «трусом». Не будем спешить со столь категоричными оценками. Быть может, он предчувствовал, что его расстреляют, и решил «расстрелять» себя сам…

Н.К. Попель в начале Великой Отечественной войны занимал должность заместителя командира 8-го мехкорпуса по политической части.

Сталин посылает Жукова на фронт

22 июня, вторая половина дня. Сталин посылает Жукова на Юго-Западный фронт. В конце дня Жуков прилетает в Киев, и вместе с первым секретарем ЦК КП(б)У Хрущевым на машине выезжает в Тернополь, где находился командный пункт  командующего Юго-Западным фронтом. На место прибыли поздно вечером.

Сразу Жуков связывается по ВЧ (закрытая система телефонной связи, основанная на использовании высоких частот. – Авт.)  с Генеральным штабом, где его обязанности временно исполнял Ватутин. Последний сообщил, что Сталин одобрил проект директивы №3 и приказал поставить подпись Жукова.

Из воспоминаний  Георгия Константиновича

«– Что это за директива? – спросил я.

– Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главнейших направлениях, притом с выходом на территорию противника.

– Но мы еще точно не знаем, где и какими силами противник наносит свои удары, – возразил я. – Не лучше ли до утра разобраться в том, что происходит на фронте, и уж тогда принять нужное решение.

– Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное.

– Хорошо, – сказал я, – ставьте мою подпись».

Около 24.00 эта директива поступила к командующему Юго-Западным фронтом. И началась работа по её выполнению…  О сне Жуков не упоминает, это его вторая бессонная ночь.

23 июня в 9.00 Жуков с офицерами штаба прибыл на командный пункт командира 8-го мехкорпуса Дмитрия Рябышева. Мехкорпус совершил 500- километровый марш из района Дрогобыча в район Броды. И тут («глядя на Д.И. Рябышева и командиров штаба») впервые с начала войны Жуков вспоминает о Халхин-Голе, о событиях почти двухлетней давности. И это не случайно.

На реке Халхин-Гол летом 1939 года советские войска под командованием Жукова разгромили крупную японскую группировку. Именно тогда на советском военном небосклоне вспыхнула новая яркая звезда.

Личный вклад Жукова в победу бесспорен. Эта операция и по сей день изучается в военных академиях многих стран мира как образец стремительного и успешного наступления. За эту победу Жуков получил свою первую звезду Героя Советского Союза.

Он сразу же вошел в советскую военную элиту. Его заметил Сталин, который выдвигал на руководящие посты только тех военных, кто «нюхнул пороху», кто добился успеха в реальных сражениях.

Жуков приехал на фронт с мыслью повторить победный  Халхин-Гол в войне с немцами. Именно для этого послал его сюда Сталин.

Но Халхин-Гол летом 1941 года не получился. Красная армия терпела поражение за поражением. Почему? Сам Жуков считал, что неудачи не были фатальны. Война не природный катаклизм, не стихийное бедствие, здесь действуют люди, и часто они ошибаются.

Серьёзные ошибки, допущенные Жуковым

В мемуарах Жуков самокритичен, он признается, что совершил много ошибок, и особенно в начальный период войны. И называет некоторые из них.

Первая: «Внезапный переход в наступление в таких масштабах, притом сразу всеми имеющимися и заранее развернутыми на важнейших стратегических направлениях силами, то есть характер самого удара, во всем объеме нами не был предусмотрен.

Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М. Шапошников, К.А. Мерецков и руководящий состав Генерального штаба не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день мощными компактными группировками на всех стратегических направлениях с целью нанесения сокрушительных рассекающих ударов».

Эта ошибка обусловлена тем, что руководство Красной армии жило в плену иллюзий о собственном превосходстве, опыт боевых действий вермахта на Западе должным образом не изучался (нарком обороны Тимошенко заявил на совещании высшего командного состава Красной армии в декабре 1940 года: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового» – и это за полгода до войны!), войска к реальным боям с сильным противником не готовились. Действия при отступлении и  окружении (основные для Красной армии в 1941 году) вообще не изучались.

 Существенную роль сыграла ошибка в определении главного удара: думали, что он будет направлен на юг, на Киев (и соответственно здесь было сосредоточено больше всего войск), но немцы избрали направление на Минск – отсюда было ближе всего до Москвы.

Наши генералы к современной войне не были готовы. Нельзя не согласиться с позицией историка Юрия Рубцова: «Отставание в области военного искусства было одной из главных причин неудач и поражений Красной армии в первом периоде войны».

Не случайно 1941 – 1942 годы некоторые историки называют «учебными». И «учеба» наших полководцев, к сожалению, шла на обильной солдатской крови…

Вторая. Значительная часть войск Западного фронта находилась в Белостокском выступе и была в первые же дни войны окружена вермахтом (это было первое окружение – «Белостокский котел»).

Надо было отвести эти войска из-под угрозы окружения «на тыловые рубежи – на угрожаемые участки, где они могли значительно усилить сопротивляемость действующих там соединений».

Третья. Нельзя было принимать директиву №3 о контрнаступлении Красной армии. Жуков: «В своем решении Главное Командование исходило не из анализа реальной обстановки и обоснованных расчетов, а из интуиции и стремления к активности без учета возможностей войск, чего ни в коем случае нельзя делать в ответственные моменты вооруженной борьбы».

Контрудары «в большинстве своем были организованы плохо, без надлежащего взаимодействия, а потому и не достигли цели».

Об этих ошибках умудренный опытом полководец скажет в своих мемуарах через много лет после войны. А тогда, в июне 1941 года Жуков, как, впрочем, и все командиры и солдаты, уверен в скорой победе Красной армии…

Геннадий БАРСУКОВ
(Продолжение следует)
 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях