Ферменты свободы

Как построить в России гражданское общество

В конце мая в Москве состоялся XXVI Всемирный конгресс Международной федерации журналистов (между прочим, впервые в России), собравший более тысячи «акул пера» со всех концов планеты. Проходил он под лозунгом «Готовить новости для демократии». Впрочем, общая тональность выступлений была далеко не мажорной: открывая конгресс, президент Международной федерации журналистов (МФЖ) Кристофер Уоррен заявил, что лицо современной журналистики определяют три кризиса – работы (речь о давлении бизнеса на журналиста), безопасности и свободы слова.
Удивительно, что на столь представительном форуме не появился ни один из высших чинов России. Между прочим, это единственный случай в истории проведения мероприятий такого уровня, когда глава государства не был на его открытии и даже не направил приветственный адрес. Не оказалось в зале даже заявленных в программе мэра Лужкова и «справедливого» спикера Миронова. Откровенно проигнорировали мероприятие все крупнейшие федеральные СМИ.
Как язвительно написали по этому поводу «Новые известия»: «Все, что организуется помимо властной вертикали, вызывает подозрения. Если международная организация, пусть и ассоциированная с ООН и ЮНЕСКО, устраивает свой конгресс в России… значит, она что-то против российских властей замышляет». Увы, прискорбная правда.
О том, какие процессы происходят сегодня в обществе России и планеты, корреспонденту «Открытой» рассказал генеральный секретарь Союза журналистов России, директор Института «Общественная экспертиза», доктор философских наук, профессор Игорь ЯКОВЕНКО.

– Игорь Александрович, как и президент МФЖ господин Уоррен, в своем выступлении на конгрессе вы говорили, что современная журналистика переживает серьезный кризис – кризис доверия. С чем это связано?
– Наш Институт «Общественная экспертиза» недавно провел глобальное исследование всего информационного поля планеты. Использовали мы как собственные данные, так и результаты международных исследовательских структур – института Gallup International, фондов «Freedom House» и «Reporters without borders».
Мы выявили такое явление, как «медийный крест». Если расположить регионы мира по уровню свободы СМИ, то получится следующий ряд: Африка – Азия – Восточная Европа (в том числе и Россия) – Латинская Америка – Западная Европа. Но если в этом ряду оценить степень доверия граждан к журналистике, то она, напротив, падает. Проще говоря, чем свободнее журналистика, тем меньше ей доверяет население.
– Так и хочется воскликнуть вслед Станиславскому: «Не верю!» Закономерность парадоксальная!
– Действительно, результат, казалось бы, парадоксальный. Но у этого явления есть вполне конкретные социальные причины. Вспомните советское время, когда журналист воспринимался всеми как представитель власти. Не абстрактной «четвертой власти», а всей партийно-государственной «вертикали», включая аппарат насилия и пропаганды. И доверие к советскому журналисту у народа было соответствующее: «Не зря ведь поставили на ответственный участок, того, кто не стоит, в прессу не взяли бы».
И когда корреспондент «Правды» или «Известий» приезжал в далекий колхоз, то и видели в нем не журналиста, а чиновника-контролера. Потому и все двери были открыты перед ним, на все запросы СМИ чиновники исправно отвечали, и публикация в газете всегда вела к устранению недостатков и наказанию виновных. Причина такой «действенности» опять-таки в том, что за журналистом стояла вся «вертикаль власти», и нередко решение о наказании принималось еще до публикации.
– Что же в таком случае принесла нам демократическая журналистика?
– Дело в том, что доверяют журналистам в разных обществах по разным причинам. В авторитарных государствах (каким был Советский Союз) это так называемое «патерналистское доверие» – оно как бы «спускается», «стекает» сверху, от причастности к власти. В условиях демократии существует «репутационное доверие», которое «растет» снизу, от прямого взаимодействия журналиста с аудиторией. И его заслужить намного труднее.
– Увы, многими журналистами демократия нередко воспринимается как вседозволенность. Я уже не говорю о случаях клеветы, но ведь некоторые авторы откровенно манипулируют массовым сознанием. Вспомните недавнюю ситуацию на Юге России, когда ряд СМИ растиражировал слух о якобы взрыве на атомной станции. Это привело к всеобщей панике.
– На конгрессе известный болгарский социолог, представитель института Gallup International Андрей Райчев затронул проблему так называемых «глобальных паник». Так, двадцать лет назад в Америке была тотальная «эпидемия» отказа от курения – под массированным воздействием СМИ люди стали верить, что оно приводит к раку легких. Но статистики выяснили, что даже после массового отказа от сигарет заболеваемость раком в стране не снизилась. То есть генетический фактор имеет большее значение, нежели курение.
Затем была глобальная паника по поводу «проблемы тысячелетия» – мол, в Новый, 2000-й год все компьютеры на Земле вдруг перестанут работать. Была паника по поводу коровьего бешенства, птичьего гриппа, атипичной пневмонии. Сейчас в нашей стране истерия вокруг «проблемы-2008» – мол, что же будет со страной после ухода Путина. Вы только представьте, 143 миллиона человек искренне переживают из-за возможного ухода одного человека, как будто они вмиг осиротеют. Рационально это объяснить невозможно, это феномен массового сознания, которому рассудочность чужда. И приведенный вами пример со «взрывом» на атомной станции – из того же ряда.
– Получается, журналист, тиражирующий слухи или подогревающий массовую истерию, ни в чем не виноват?
– «Глобальная паника» – бессубъектный, неуправляемый процесс. Его нельзя контролировать, его нельзя искусственно вызвать (по крайней мере, пока не научились). Можно лишь научиться использовать его в своих интересах. Фармкомпании получили миллиардные прибыли на фоне паники по поводу атипичной пневмонии. Наверняка кто-то «поимел» хорошие дивиденды на истерии вокруг птичьего гриппа. То же самое с коровьим бешенством, из-за которого были уничтожены миллионы коров по всему миру и разорена экономика ряда животноводческих регионов (например, Аргентины).
– Игорь Александрович, вы только что говорили о доверии и репутации журналистов. А в одном из недавних интервью вы упомянули, что институт репутации практически утрачен и в современной российской политике.
– Причина хронической неэффективности нашей власти, нашей элиты – как раз в полном отсутствии такого понятия, как «репутация». Я только несколько примеров приведу. Первым губернатором, назначенным Путиным, в 2004-м стал глава Приморского края бизнесмен Сергей Дарькин. До того как он стал губернатором было известно лишь, что в определенных кругах Дарькин имел кличку «Серега Шепелявый». Ну, о чем-то это говорит.
Другой пример. Назначение Антона Иванова на пост председателя Высшего арбитражного суда (ВАС). По сути, это один из важнейших постов в государстве – поскольку именно ВАС занимается перераспределением собственности в масштабах страны. Заметьте: Иванов ни одной минуты не работал судьей. Кстати, все рассказы о массированном вступлении во власть «питерских» – из того же разряда.
Еще. Недавно был отстранен от должности амурский губернатор Коротков, на которого было заведено четыре уголовных дела по «экономическим» статьям – а вместо него главой региона назначили какого-то рядового коммерсанта из Казани. Как объяснить логику этого назначения? Вряд ли новый губернатор такой уж ультрапрофессионал и прекрасно знает проблемы неродного для себя региона. Скорее всего, сыграла роль личная дружба с полпредом в Дальневосточном округе, бывшим мэром Казани Искаховым.
– Вы всерьез думаете, что институт репутации в российской политике можно возродить?
– Увы, cегодня в «социальных лифтах» оказались перепутанными все кнопки: вор и бездельник может годами занимать властное кресло и потом еще и идти на повышение, а толковый управленец будет прозябать полуголодным.
Между тем репутационные технологии давно известны и обкатаны – они основаны на общественных оценках деятельности каждого политика или чиновника. Наш Институт «Общественная экспертиза» пытается внедрить эти технологии и в российское общество – чтобы «социальный лифт» у нас работал от «кнопок»: честность, порядочность, талант.
Так, недавно мы запустили проект «Черная книга России». Был создан экспертный совет из известных и уважаемых людей, среди которых президент Московской Хельсинкской группы Людмила Алексеева, писатель Борис Стругацкий, филолог-правозащитник Мариэтта Чудакова… Они и пишут «Черную книгу» – позорный список людей, чьи поступки наносят ощутимый вред стране, кто разрушает нравственную и правовую ткань общества. Там есть разные номинации: «Черная Фемида», «Черный политик», «Черный чиновник». Например, попали в «Черную книгу» 20 депутатов Госдумы РФ, подписавшие в 2005-м печально известное обращение «Еврейское счастье, русские слезы…». Или бывший министр внутренних дел, а ныне главный единоросс Борис Грызлов. В 2002-м он подписал ужасный 870-й приказ, который, по сути, разрешает милиционерам создавать фильтрационные лагеря, совершать массовые бессудные аресты, избиения...
– Вы упомянули уже о нескольких проектах вашего Института «Общественная экспертиза». На ваш взгляд, существует ли сегодня в России потребность в такого рода анализе, ведь у нас и гражданское общество толком не сформировано?
– Суть общественной экспертизы – в независимом анализе и контроле над процессами, происходящими в государстве. В других странах такой контроль существует на более фундаментальном уровне: есть непреложные принципы разделения властей (когда законодатель контролирует исполнителя и наоборот), разделения бизнеса и власти, есть сильная, независимая судебная власть, профсоюзы, свободные СМИ, некоммерческие организации…
Увы, в России все это пока только нарождается. Говоря «кремлевским» сленгом, у нас нет обычной системы сдержек и противовесов. Поэтому и возникает запрос на общественную экспертизу – как на единственно возможную сегодня форму контроля над властью.
– Существует какой-то универсальный алгоритм общественной экспертизы?
– Конечно. Первый наш базовый принцип – это открытость и публичность всех исследований. Второе – это системность. То есть мы стараемся выйти за рамки одного узкого критерия. Например, при изучении мирового информационного поля мы проанализировали и сравнили десятки критериев: уровня свободы, доверия, экономической независимости, безопасности журналистов и так далее. Только сопоставив их, мы смогли нарисовать выпуклую, целостную картину.
Третий критерий – это верифицируемость, то есть проверяемость. То есть мы пользуемся не только мнением экспертов (которое всегда субъективно), а в первую очередь объективными данными, скажем, результатами статистического анализа. Скажу, что у нас к интерпретации результатов привлечены такие известные люди науки, как эксперт Института прав человека Лев Левинсон, президент фонда «Индем» Георгий Сатаров, руководитель «Меркатора» Дмитрий Орешкин. Планируем задействовать и всемирно известных исследователей, таких, как американский философ Самюэль Хантингтон, болгарский социолог Андрей Райчев.
– Пожалуй, самый известный совместный проект Союза журналистов и «Общественной экспертизы» – это «Демократический аудит России». Насколько я знаю, вы реализуете его уже четвертый год.
– Да, это огромный проект, который включает в себя демократический аудит правительства, судебной власти, регионов, СМИ, профсоюзов, политических партий и правозащитного движения. Мы уже закончили анализ российского парламентаризма и пришли к неутешительным выводам.
У нас сегодня, фактически, однопартийный парламент – у «Единой России» и голосующей ей вслед ЛДПР конституционное большинство, около 340 мест. При этом нарушается основной демократический принцип: «один человек – один голос». За «Единую Россию» проголосовали 37% российских граждан, а в парламенте она получила 67% мест за счет «перетока» одномандатников. Таким образом, каждый депутат от «Единой России» получил по два голоса, то есть 2/3 граждан имели меньше одного голоса. Это можно оценить только как лишение людей их политических прав.
Если в первых двух парламентах России преобладали депутаты-политики и депутаты-лоббисты, то в нынешней Госдуме господствуют депутат-чиновник, депутат-статист и депутат-призрак. В такую же структуру превратился и Совет Федерации. По сути, как представительный орган он уже нелегитимен – половину сенаторов назначают губернаторы, которых в свою очередь назначает президент.
– Проводя это исследование, вы ставили перед собой политические задачи?
– Мы ученые, а не политики. Да, идеологи могут пользоваться нашими результатами – но точно так же, как географическим атласом или словарем.
– Есть ли практический эффект от деятельности «Общественной экспертизы»?
– Да. В 1999-2000 годы мы провели всероссийское исследование «Анатомия свободы слова». Выявили, что в большинстве субъектов Федерации местные нормативные акты о СМИ (например, порядок аккредитации журналистов при губернаторе или заксобрании) противоречит федеральному законодательству. После публикации «Анатомии…» власти 46 регионов внесли коррективы в свое законодательство.
– Вы активно работаете с регионами?
– Активно, но не так плотно, как хотелось бы в идеале. У нас есть несколько региональных представительств, помогаем местным инициативам. В Ставропольском крае при вашей «Открытой» газете тоже недавно создана экспертная площадка «Общественная экспертиза». Обещаю, что наш институт возьмет ее под свое крыло, будет оказывать ей всемерное содействие.
– Игорь Александрович, самый, пожалуй, болезненный вопрос. Вы искренне верите, что усилиями «Общественной экспертизы» в стране можно возродить гражданское общество?

– Знаете, мое жизненное кредо простое: «Делай, что должен – и будь, что будет». Конечно, Россия – самая непредсказуемая страна в мире. Ну кто из нас в середине 80-х мог представить, что через каких-то пять лет советская империя канет в Лету? Или в середине 90-х кто мог помыслить, что новым президентом страны станет полковник КГБ? Поэтому, увы, делать прогнозы в нашей стране дело неблагодарное.
Но все же я верю в лучшее. В человеческом организме ферменты занимают ничтожную массовую долю, но именно они катализируют все процессы! Я сравниваю свою работу с работой этих ферментов. Уже сегодня – пока постепенно, потихонечку – люди начинают понимать, что ориентироваться надо не только на мнение начальства, но и на мнение социума. И так создается гражданское общество.

Беседовал
Антон ЧАБЛИН

Стоит задуматься

По данным института Gallup International, Россия занимает 10-е место из 30 возможных в общемировом антирейтинге «Индекс недоверия журналистам». 58% опрошенных россиян не доверяют СМИ, потому что, по мнению людей, они не говорят правды (кстати, по этому показателю в одном ряду с нашей страной стоит вполне благополучная Франция).
В международном рейтинге «Свобода СМИ-2007», опубликованном организацией «Freedom house», Россия занимает 58-е место в мире из 71. В одну группу с нами попал Азербайджан, а «обошли» нас такие страны, как Колумбия, Ливан, Непал, Пакистан, Молдова, Ирак.
По данным Международного института безопасности, за последние 10 лет в России было убито 88 журналистов (больше только в Ираке – 138). Всего же на планете за это время погибло более тысячи журналистов.
По данным Gallup International, по уровню доверия к СМИ Россия находится на 15-м месте в мире из 29 возможных. Утверждение «Я доверяю СМИ, мнение которых схоже с моим» разделяют лишь 34% опрошенных. С утверждением «СМИ служат делу добра в мире» согласны 60% россиян (для сравнения: в Грузии – лишь 26%).