Крепкое словцо, брошенное в сердцах, русского человека бодрит, помогает выпустить пар, преодолеть тяжкие обстоятельства. Но за языком надо следить и во всем знать меру.
Сообщение на одном из украинских информационных порталов о том, что Институт русского языка имени В.В. Виноградова РАН исключил из обихода народное ругательство из трех букв, не на шутку возмутило блогосферу. Чтобы читатель не мучился в догадках, пояснить стоит сразу: речь идет о слове «х..».
Новость в Рунете молниеносно подхватила российская пресса, цитируя некоего ведущего научного сотрудника института Наталию Вавилову: мол, на сегодняшний день неприличная морфема с точки зрения лингвистики является «словом-паразитом», то есть употребляется без связи с контекстом и зачастую машинально.
«Такая единица языка в разговорной речи, как правило, несет не смысловую нагрузку, а эмоционально-экспрессивную, - дружно растиражировали масс-медиа комментарий Вавиловой. - Надобность в употреблении данной номинативной единицы в современном русском языке не наблюдается. Для выражения эмоций существует немалое количество эвфемизмов. Для обозначения мужского полового органа также наличествует своя терминология, которая варьируется в зависимости от диалекта».
Сотрудница академии, как пишут газеты, добавила, что вместе с изъятием из оборота скандального слова устраняется вся парадигма. То есть, говоря по-русски, вне закона оказалось не только само неприличное слово, но и все однокоренные с ним.
Однако скоро выяснилось, что никакая Наталия Вавилова в институте РАН не работает, а утку в Сети запустил какой-то шутник. У россиян как от сердца отлегло: а то куда бы посылать пришлось, если не на три буквы?..
О том, что так встревожило публику, могут ли на самом деле академики запрещать слова и какой заряд несет в себе бранное слово, с корреспондентом «Открытой» поделилась доктор филологических наук, профессор Ставропольского государственного университета Клара Штайн.
Будет вам ерондер пуп!
- Клара Эрновна, почему эта в общем-то специфическая тема вызвала такую оживленную дискуссию?
- Нецензурная лексика у наших сограждан всегда вызывала определенный интерес. Для подростков - с целью «разнообразить» собственную речь, для ученых - понять экспрессивность, образность ненормативной лексики, заметьте, имеющей большой номинативный набор.
К тому же, как известно, запретный плод сладок, а в столь деликатном вопросе - особенно. В толковом словаре, выпущенном Оксфордским университетом, можно найти любое интересующее вас слово, в том числе из разряда ненормативной лексики, только с пометой «грубое». А у нас вульгаризмы вынесли в отдельные словники, в свободной продаже появившиеся только в начале 90-х.
- А что, академики и впрямь могли отменить такое популярное в народе слово во всех его вариациях?
- Нет, конечно. Можно исключить лексему из словарей, но вычеркнуть из разговорного языка, наверное, невозможно.
В придуманном блоггерами комментарии ученая дама даже похвалила читателей портала: мол, изъятие из употребления ругательного слова может стать важным и знаковым этапом в развитии нашего великого языка! Но будь эта история самой что ни на есть настоящей, не думаю, что найдется аудитория, готовая по рекомендации ученых отказаться от столь обиходного словечка. Понятно, я говорю о тех, для кого ненормативная лексика - часть разговорной речи.
Существует легенда, что Лев Николаевич Толстой запомнился на Кавказе любителем крепкого словца. На самом деле граф хотел отучить солдат ругаться, предлагая заменять мат на абстрактные конструкции вроде «ерондер пуп». Только вот солдаты его стараний не поняли и не оценили.
Если это было на самом деле, думаю, за последние полтора столетия мало что изменилось.
- Ругаться матерно скверно - это засоряет язык, мысль делает примитивной и развращает сознание.
А вот один мой знакомый, большой чиновник, человек прогрессивный и образованный, как-то признался: есть, мол, ситуации, когда без ненормативной лексики ну просто никак! Сто раз одно и то же талдычишь подчиненному - не понимает! А две короткие фразы, правда, оч-чень насыщенные, делают невероятное - даже отпетый лентяй становится стахановцем...
- Ваш пример, скорее, характеризует самого начальника и его управленческую стратегию - чтобы подчиненный сдвинулся с места, надо обругать его. Хотя в некоторых профессиях крепкое словцо, наверное, помогает.
Помните, может, раньше популярной была такая фраза: «Как шофер ругается?» Представление о водителях как умелых матерщинниках сложилось не случайно - на дороге бывают такие ситуации, когда и профессор-интеллектуал, будучи за рулем, не в силах сдержать эмоций и такое выдает!.. Сама не раз была свидетелем некоторых сцен.
А до Пушкина дорасти надо
- Сегодня что ни профессия, то непременно сопряжена с риском. Взять, скажем, предпринимателя: с одной стороны, инфляция и кризис достают, с другой - чиновники и милиция обирают... А уж от того, что вытворяют новые русские на дорогах, тут кто хочешь ругаться начнет...
- В советское время вульгаризмы имели социальную прикрепленность, то есть были характерны для речи деклассированных элементов и служили своего рода кодом или паролем. Хотя, конечно, имели хождения во всех слоях социума.
В постперестроечные годы ненормативная лексика стала достоянием практически всех, и у этого есть свои причины. Страна приобрела колоссальную историческую усталость, люди замордованы бесконечными реформами «в никуда», то и дело испытывают, как говорят психиатры, микротравмы - нахамили в троллейбусе, отказали в социальном пособии, продукты подорожали... А выругался человек - и вроде на душе полегчало.
Японцы снимают стресс тем, что в специальных клубах до изнеможения лупят чучело своих начальников. А в России противостоять неурядицам, выпустить пар, можно сказать, поддерживать в тонусе иммунную систему помогает крепкое слово. Бывает, правда, наш человек и напьется еще, но это тема отдельная.
- Так, может, ничего предосудительного в сквернословии и нет?
- Мое мнение такое: ханжой в этом вопросе быть не стоит. Я не отношу себя к тем филологам, которые считают, что вульгарной лексике в языке не место.
Как-то моя знакомая с гордостью похвасталась, что ни разу в жизни не вымолвила нецензурного слова и никогда этого не сделает, хоть бы под угрозой пытки! Об этом я при случае обмолвилась в разговоре со своим товарищем - русистом, культурологом, историком, который глубоко задумался и вынес свой вердикт: «А ведь такая и убить может...»
Конечно, дословно понимать это не стоит. Но суть в том, что нельзя быть ханжой, бесповоротно отвергать то, что существует, притворяться жертвой там, где обстоятельства этого совсем не требуют.
Величайший ценитель русского языка Владимир Иванович Даль интересовался ненормативной лексикой, аккуратно фиксировал все ее толкования. В его коллекции есть даже пословицы и поговорки, в которых фигурируют самые неприличные слова. Гоголь составлял словари малороссийской лексики, Островский - купеческой, и от вульгаризмов никто из них не бежал, как от проказы.
- По слухам, Пушкин обучил непристойностям сороку, и бедняжку пришлось держать в клетке на заднем дворе, чтобы не смущать гостей. Как думаете, можно в это верить? Мне кажется, вполне, особенно, прочитав сборник нецензурных четверостиший поэта.
- Хочу заметить, что у филологов до сих пор нет неопровержимых доказательств того, что Пушкин писал стихи, используя нецензурные слова. Его перу, например, часто приписывают поэму «Лука Мудищев», но вопрос авторства остается открытым.
Но если даже поэт и впрямь позволял себе нецензурные отступления и вкрапления в дружеских эпиграммах, стихах о вольных похождениях в младые годы, сатирических произведениях, винить в этом его нельзя.
Гений Пушкина, отчасти, в том и состоял, что он мастерски владел всеми регистрами русского языка - от аристократического до просторечного и вульгарного. В конце концов, ненормативные элементы ничуть не умаляют роли и заслуг русского классика перед мировой литературой.
Иное дело, насколько сам поэт был причастен к публичному распространению собственных нецензурных строк. Убеждена, что они адресовались в письмах друзьям, а Пушкин скандальной славы не желал.
Именно поэтому уж совсем нелепо и глупо выглядят попытки наших современников собирать и публиковать пушкинские строки такого рода отдельными сборниками.
Хороший русский в дефиците
- В отечественную литературу нецензурная лексика проникла лишь в постсоветское время, что в общем-то понятно - до этого чистота языка регламентировалась постановлениями партии. Всегда ли оправданы матерные словечки в современной художественной литературе?
- Время перестройки - это период активного формирования культуры постмодерна с присущей ему языковой маргинальностью. Барьеры были устранены, запреты сняты, к нецензурной лексике прибегли Василий Аксенов, Виктор Ерофеев, Юз Алешковский...
Но тут надо понимать, что язык антиномичен, в нем есть и высокие, торжественные слова, и низкие. И те и другие имеют право на существование и использование в художественных текстах. Только одни писатели вульгарной лексикой распоряжаются умело, присутствие ее дозировано и оправдано, а другие перемежают реплики своих героев нецензурщиной без всякой меры.
В бессмертной поэме Венедикта Ерофееева «Москва - Петушки» о трагедии русского человека с чистой душой, который страдал и пьянствовал, без вульгаризмов было не обойтись. Можно только восторгаться тем, как художник искусно владеет лексикой, формой, стилем. А, скажем, у Лимонова в книге «Это я, Эдичка» от ругательств просто скулы сводит.
Как-то в Кисловодске я купила сборник стихов и прозы «ЁПС!». Надо понимать, название пошло от начальных букв фамилий авторов - Ерофеев, Пригов, Сорокин. С неимоверным трудом продиралась сквозь вязкие от вульгарности тексты, а добравшись до сорокинского «Памятника», явственно ощутила: это даже не грязь, в этом есть что-то бесовское.
- Говорят, во времена царствования Алексея Михайловича за ругань и сквернословие били кнутом и секли розгами...
- Подтвердить не могу, но иногда кажется, надо прибегать и к таким мерам.
Помню, в Ростове в поезд сели солдаты, старослужащие, и ночь напролет изъяснялись на таком языке, какого я сроду не слышала, хотя и выросла на улице Партизанской в Ставрополе, где приходилось сталкиваться с разными людьми, из разных социальных слоев. Было такое ощущение, что меня долго били головой о стену, я чуть с ума не сошла!
- За последние пару десятилетий появились новые переводы зарубежных классиков, например, «Контрапункт» Хаксли, «1984» Оруэлла, «Беги, Кролик!» Апдайка. Авторы переводов разные, но у всех книг одна общая черта – широкое использование русской разговорной лексики, просторечия, жаргонизмов. Для чего?
- Думаю, многие преследовали цель эпатировать читателя. Я, например, была поражена, когда мы с аспирантами сравнили два перевода Сэлинджера «Над пропастью во ржи», выполненные Ритой Райт-Ковалевой в 1965 году и Сергеем Маховым в 1998-м. Такое ощущение, что это две разные книги, хотя и с одним сюжетом.
На первой лежит печать строгой идеологической выдержанности, элитарной языковой культуры, нацеленности на высокие стандарты в выборе слова, на второй - «низовых» сторон в искусстве, свойственных постмодерну. Впрочем, это мое личное мнение - читайте, сравнивайте.
- Клара Эрновна, у Блока есть такая фраза: «В нашем доме царили хороший русский и несколько иностранных языков». Ну, с иностранными понятно, а что такое хороший русский?
- На этот вопрос в русле нашей беседы я бы так ответила: хороший русский - это установка на норму литературного языка, умелое владение им. Что, впрочем, не исключает знание ненормативной лексики.
К использованию вульгаризмов культурный человек должен подходить предельно аккуратно. Сфера эта очень тонкая, деликатная, все зависит от обстоятельств и задач, если это, например, художественное произведение. В подлинном произведении искусства все должно быть эстетически мотивированным.
Вот о чем надо размышлять. Больше говорить о прекрасном и меньше грустить о запрете слова из трех букв, так живо всколыхнувшем всех российских блоггеров.
Беседовал
Олег ПАРФЕНОВ
Версия для печати
Добавить комментарий