Поиск на сайте

Пострадавшие от «презумпции всеобщей виновности» ждут реабилитации

 

В станице Георгиевской 23 марта 2006 года был обнаружен труп местной жительницы. Осмотр места происшествия показал, что старушку убивали – сначала по голове вафельницей, затем ножом. В кухне, на месте преступления, были следы пьяного застолья.
Баба Шура, как ее звали соседи, жила одна, любила «принять на грудь», и местные алкаши этим пользовались. То ли круг подозреваемых был широк, то ли убийца был искусен, но следствие топталось на месте аж четыре года и только в 2010-м определилось с подозреваемым.
Им оказался Сергей Гребенюков, проживающий в городе Георгиевске. Вышли на него не случайно: как раз в 2010 году он засветился двумя драками, причем одна из них была с милиционерами. В результате его осудили «за насилие, не опасное для жизни и здоровья в отношении инспектора ППС».
Но отправиться отбывать срок он не успел, сидел, тепленький, в следственном изоляторе, в одном здании с отделом ОВД... Стали его проверять на возможную причастность к этому, четырехлетней давности, убийству…
Выяснилось: он квартировал у этой бабы Шуры – правда, за пять месяцев до ее убийства съехал, перебрался вместе с женой в районный центр Георгиевск.
Подозреваемый написал явку с повинной. «Царица доказательств», отпечатки его пальцев на кухонной посуде убитой, плюс проверка на полиграфе стали главными обвинениями в деле, которое вел следователь Георгиевского МСО Георгий Келасов.
Еще в ходе следствия, а потом и на суде обвиняемый от своей вины открестился, сказав, что явку с повинной написал под давлением. Своим родственникам на свидании описал тех, кто выбивал признания. У одного милиционера рука была в гипсе, он этим гипсом бил его по голове.
Сотрудница ОВД, испытывающая его на полиграфе, так задавала вопросы, что он не просто вздрагивал, а подпрыгивал от каждого ее окрика. Отпечатки на посуде были старые – ведь он там раньше жил с семьей, на этой кухне они готовили!
Почему-то не был проведен следственный эксперимент с выездом на место происшествия, не была назначена генетическая экспертиза биологических следов, найденных на одежде убитой и на ручке вафельницы…
Что касается мотива убийства, то ни следователя, ни прокурора, ни судью, похоже, такая мелочь вообще не интересовала.
За что? С каких щей приехал из районного центра, где жил, к бабке, у которой пять месяцев назад снимал квартиру? Чтобы просто выпить? А потом на почве внезапно вспыхнувших «неприязненных отношений» зверски убить? А может, с целью ограбления?
У бабки, говорят свидетели, пропали куртка и слуховой аппарат. Почему следователь не поинтересовался, куда они делись? Обнаружены ли они у подозреваемого? И где нож, которым убивал? Выбросил? Куда? Его там искали?
Видел ли кто-нибудь его в этот день в станице? Опрошены ли водители микроавтобусов, курсирующих между районным центром и станицей? Водители там постоянные и прекрасно знают местных жителей, если не по именам, то по внешности.
На суде выяснилась поразительная вещь, которая, впрочем, не оказала никакого влияния на судью и прокурора, – подсудимый не мог самолично написать явку с повинной по безграмотности. Он ни одного дня не учился в школе! Ее попросту не было в таежном иркутском поселке, где прошло его детство. Читать по слогам он научился сам, а вот с письмом были проблемы. Писал, как слышал, без пропусков между словами… Каракули его, сохранившиеся в деле, производят сильное впечатление. Ясней ясного, что не может их автор оформить письменно ни одну логическую мысль.
– Вы диктовали ему текст явки с повинной? – спрашивала оперативника адвокат Сергея на суде.
– Не диктовал, а направлял, – отвечал оперативник.
У Сергея и справка была о легкой степени дебильности, хотя последняя, можно предположить, была не врожденной, а приобретенной – вследствие невежественности и социальной неадаптированности. Зато все свидетели в суде утверждали, что он добрый, непьющий, работящий.
Добрый! А как же две драки, за которые был осужден?
С олигофренами это бывает. Не врубаются в ситуацию. Вот, например, случай с «насилием, не опасным для жизни и здоровья». Сергей случайно оказался в том месте, где проходила милицейская облава, был скручен, стал отбиваться. Словом, «тормоз» (на сленге молодых). Вот и получил.
Руководитель ООО, в котором он трудился разнорабочим, дал ему прекрасную характеристику. И пресвитер георгиевской Церкви евангелистских христиан вспомнил только хорошее: прихожанин Сергей участвовал в ремонте церкви, помогал и в других работах… Да что там! Все мы знаем, как относятся баптисты к тому, чтобы взять в руки оружие.
Слава Богу, что сейчас есть альтернативная служба, а раньше некоторые представители этой конфессии, «несовместимой с агрессией», даже предпочитали отсидеть срок за уклонение от армии, чем поступиться принципами. А тут старушку – вафельницей, а потом ножом!
Теперь забудьте все, что вы только что прочли. Все это белые нитки, коими сшито дело. Лишняя информация! Вполне достаточно того, что я скажу ниже.
У Сергея было алиби. Он заявил, что в день убийства был у себя дома, и это могут подтвердить свидетели.
Алиби – самый первый, ключевой, главный аргумент любого расследования. Есть алиби – нет дела. Нет алиби – ты потенциальный подозреваемый.
Шесть человек подтвердили и на следствии, и в суде, что Гребенюков был во время убийства совсем в другом месте, а именно, у себя дома. Это его кровные родственники – родители и сестра, его свойственники – гражданская жена, жена брата, мать гражданской жены. С юридической точки зрения, родственники и свойственники – далеко не одно и то же, и судье ли этого не знать?
Но в приговоре судьи Георгиевского городского суда Романа Соловьева они свалены в общую кучу: «Суд отвергает их показания, поскольку они являются близкими родственниками и заинтересованы в исходе дела».
А вот показания свидетелей обвинения (они все до единого были милиционерами, утверждавшими, что никаких недозволенных действий по отношению к подозреваемому не применяли) суд учел. Решил, что они-то в исходе дела заинтересованы не были.
Гребенюкова посадили. За умышленное убийство. На десять лет. Судебная коллегия Ставропольского краевого суда не увидела в решении Георгиевского суда причин для его отмены.
Свидетелей же, подтверждающих его алиби, обвинили в даче ложных показаний. И хотя все шестеро на суде были единодушными, дела возбудили против пятерых.
Пятеро из вышеперечисленных родственников-свойственников проживали на одной жил-площади с Сергеем, а шестая – мать гражданской жены – в другом месте. Она пришла в дом к этим пятерым ближе к вечеру – пристыдить родню, что не пришли в гости. Они забыли поздравить ее супруга с днем рождения, который был именно в этот день! И она тоже, как и остальные пятеро, подтвердила в суде, что Сергей был во время ее визита в доме, среди других родственников. Она-то и избежала ответственности.
Одно из этих пяти дел (нам без разницы, какое именно) дошло-таки до суда. В суде обвиняемая вину не признала, твердила, что на следствии и в суде говорила чистую правду: Сергей Гребенюков действительно в этот день никого не убивал, а сидел дома, вместе с другими домочадцами смотрел индийское кино по телевизору… Доплелись даже до прения сторон, адвокат требовал оправдания.
Судье не позавидуешь: с одной стороны, состава преступления нет, надо подсудимую оправдывать… С другой – нет в практике наших судов оправдательных приговоров! Так уж сложилось. То есть цифра их столь ничтожна, что, как говорят математики, ею можно пренебречь.
И пренебрегают. Специально для таких вот случаев, когда нельзя ни казнить, ни миловать, судья направляет дело в прокуратуру с формулировкой: «для устранения препятствий в его рассмотрении судом». Закавыченный текст именно это и подразумевает: дело надо закрывать!
Прокуратура, в свою очередь, направила дело обратно, в Следственный комитет. А тот дело прекратил. Прекратил еще три – из этих пяти. А одно приостановил. Почему? Чем оно, тоже аналогичное, тоже возбужденное за дачу ложных показаний, отличается от других? Да ничем.
Но совсем без логики тяжело... Допустим, оно делало нежелательно круглой какую-то цифру в отчетности.
Итак, дела прекращены. Как должен поступать следком в таком случае?
Направить обвиняемому уведомление о прекращении уголовного дела, копию соответствующего постановления, и обязательно – разъяснение для уже честного и невинного гражданина его права на реабилитацию.
Ничего этого ни для кого из четырех безвинно пострадавших сделано не было. В их адрес не было направлено ни единой бумажки.
Так как же, спросите вы, они вообще узнали о том, что их дела прекращены?!
Ох, с большим трудом! Передо мной весьма внушительная стопка запросов, ходатайств, жалоб – и от той, чье дело развалилось в суде, и от тех, чьи дела были прекращены, не дойдя до суда, и от их адвокатов. В адрес Георгиевского межрайонного следственного отдела и СУ СК Ставропольского края, Георгиевской межрайпрокуратуры и прокурора Ставропольского края…
Ответ за эти полтора года переписки (впрочем, перепиской это не назовешь, с одной-то стороны было глухое молчание) пришел только один.
В марте 2013 года заместитель межрайонного прокурора Георгиевской прокуратуры С. Кононов сообщил коллективному адресату из пяти обвиняемых, что «уголовное преследование в отношении них прекращено еще год назад (!) за отсутствием в их действиях состава преступления».
Сообщил он и о том, что следователем С.С. Козыревым допущены всяческие нарушения, в том числе в процессуальном документообороте. И что «руководителю МСО направлена информация с требованием устранения выявленных нарушений и привлечения виновного лица к дисциплинарной ответственности».
Но и после этого ответа (прошло четыре месяца!) ни один из бывших обвиняемых ни единую положенную по закону бумажку не получил. До сих пор они не знают, каков их статус и наказаны ли виновные в облыжном обвинении.
Почему так упорно молчат следователи? Почему вновь и вновь нарушают закон, и никакая прокуратура им не указ? Да потому, что если они выполнят все положенные по закону процедуры, то последует «эффект домино».
Четырем обвиняемым и одной подсудимой за испакощенные два года положено имущественное и моральное возмещение. Сколько их тягали на допросы, унижали подозрениями и обвинениями, сколько они лекарств за это время перепили и «скорую» сколько раз вызывали? А может, пострадали еще и их межличностные и служебные отношения? Кто ходил в незаконно обвиняемых, тот поймет.
Но самое главное, если их дела закрыты за отсутствием состава преступления, значит, система вынуждена признать, что на суде они говорили правду. У Сергея Гребенюкова было алиби!
Тогда скажите, что он – вот уже два года – делает в колонии строгого режима? Судебная ошибка? А что он делает там после того, как эта судебная ошибка была установлена? А это уже год.
Какова будет сумма положенной ему материальной и моральной компенсации за безвинные страдания?
Молчуны, конечно, боятся не сумм. В конце концов, не из своего же кармана придется им платить, а из бюджетного, нашего с вами, дорогие налогоплательщики. Чем больше они молчат, тем больше эта сумма становится.
Боятся они другого. Нераскрытый висяк и безвинно наказанные люди «эффектом домино» грозят обвалом их лычкам, карьерам и репутации. 

 
 
Ольга ВАСИЛЬЕВА
Пятигорск

 

Елена24 августа 2013, 16:42

Государству уже пришел конец,то есть наступил.Только осталось подождать,когда власть созреет сказать нам об этом из за бугра так как надо сначала смыться а то не равен час посадят их.народ все припомнит им.

Анатолий22 августа 2013, 16:50

Государству, у которого такие государевы слуги, похоже скоро трындец...

 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях