Возвращение имён писателей и поэтов первой волны эмиграции, чьё творчество, наконец, признаётся не только мировым, но и национальным достоянием, вполне можно сравнить с поиском пропавших без вести
Знаменательным событием в культурной жизни не только Ставрополья, но и России отмечена минувшая неделя. В краевой библиотеке им. М.Ю. Лермонтова был презентован первый том собрания сочинений замечательного беллетриста и драматурга уроженца Ставрополя Ильи Дмитриевича Сургучева, в который вошла большая коллекция его писем современникам.
Смеем ли мы надеяться, что публикация писем стала культурным и научным событием? Отчасти. Потому хотя бы, что некоторые из них в свое время уже увидели свет. Цель книги иная: не столько открыть широкой публике малую часть из того, что считалось утерянным, сколько вселить уверенность в тех, кто посвятил свою жизнь расширению культурного и исторического пространства.
Изданный том сочинений Ильи Сургучева лишь начало большого «открытого» проекта, пока в собрании сочинений заявлено семь томов, но ими не ограничатся. И эта «открытость» – примета нашего времени, возвращение литературного и духовного наследия соотечественников государством поддерживается слабо, почти все зависит от возможностей и энтузиазма отдельных исследователей.
В крае таким подвижником, посвятившим себя изучению жизни и творчества нашего талантливого земляка, является доктор филологических наук, профессор кафедры отечественной и мировой литературы Северо-Кавказского федерального университета Александр ФОКИН.
– Два десятка лет назад на читателя буквально обрушилась лавина возвращенной литературы, и сочинения Сургучева не затерялись. Пьеса «Реки вавилонские», роман «Ротонда» и повесть «Детство Императора Николая II» стали для нашего читателя настоящим культурным шоком.
Совсем недавно в альманахе «Литературное Ставрополье» были изданы повести «Мельница», «Ночь», «Черная тетрадь», рассказы.
На сценах российских и зарубежных театров идут спектакли по пьесам «Осенние скрипки» и «Торговый дом», до любителей киноклассики дошли, наконец, фильмы по сценариям Сургучева «The Man Who Broke the Bank at Monte Carlo» и «That Dangerous Age».
Казалось бы, процесс идет, но читатель давно ждет собрания сочинений писателя. И вдруг оно открывается томом писем. Александр Алексеевич, не странно ли, ведь письмами, как правило, собрание сочинений как раз и закрывают?
– На первый взгляд такой ход действительно может показаться странным, однако начать именно с писем были свои веские основания.
Если некоторые произведениями Сургучева уже дошли до читателя, то как человека его практически не знают. А потому сначала хотелось бы рассказать о писателе как о личности, и письма для этой цели подходят как нельзя лучше.
Сто лет назад философ Василий Розанов заметил, что когда-нибудь письма станут самым любимым предметом чтения – по причине падения интереса «к форме литературных произведений, как некоторому искусственному построению, условно нравящемуся в данную эпоху».
Это и двигало нами – предложить читателям разгадку личности писателя, исповедание его «я». Не в образах и символах романов и пьес, а в совокупности всех его побудительных мотивов, запечатленных в письмах – отрывочно, сжато, пространно, но всегда глубоко.
– Любое письмо – это своего рода часть писательского дневника?
– Именно так. Илья Дмитриевич любил писать письма, в них он находил вдохновение, высказывал, что долго в себе вынашивал. Не случайно в большинстве его произведений есть упоминание о письмах, как о чем-то важном. Их содержание – это особые страницы внутри романов и повестей, в судьбах их главных героев.
Есть даже пьеса «Письма с заграничными марками», которой, к сожалению, мы пока не располагаем. Известно лишь, что написана она по мотивам повести «Губернатор», можно сказать, обратная ее сторона. Пьесу в свое время ставили на лучших театральных подмостках мира.
Наконец, изданием тома писем Сургучева хочется подтолкнуть архивистов к совместной работе. Пока же могу констатировать, что многие архивы для серьезных исследователей закрыты, и делается это под самыми разными предлогами.
Выход в свет нескольких томов собрания сочинений, надеюсь, станет для архивов подтверждением серьезности наших намерений, а широкий читатель сможет узнать об Илье Сургучеве много нового.
– В сборник попали не все письма?
– В издание включены письма, телеграммы, заявления, анкеты Сургучева с 1906 по 1944 год, оказавшиеся доступными на сегодняшний день. Всего около двух сотен документов, более трети из них публикуются впервые. Каждый снабжен подробным комментарием. Бывает так, что письмо занимает две строчки, а комментарий – на две страницы.
Работая над томом, удалось установить целый ряд фактов из биографии писателя, творческой истории его произведений, уточнить даты. Расширен круг знакомств и контактов Сургучева с современниками, сфера его интересов в области культуры и искусства.
Именно работа с письмами вывела нас на издания «Осенних скрипок» в переводах на чешский, немецкий, английский и украинский языки, вышедшие как до, так и после 1920 года – переломного в жизни писателя.
Совсем недавно удалось раздобыть художественный фильм по сценарию Сургучева на английском языке «Человек, который сорвал банк в Монте-Карло», снятый на голливудской студии Fox Film Corporation в 1935 году.
Библиотека Конгресса США, национальные библиотеки Германии, Франции, Чехии, Израиля, Австралии предоставили нам возможность познакомиться с электронными фондами периодики 1930-х годов, где, в частности, были обнаружены рецензии на этот фильм.
– Лет семь назад, кажется, в свет уже выходила книга «Горький и его корреспонденты» с большой подборкой писем Сургучева…
– Да, и они тоже вошли в наше издание. Но раньше были опубликованы не все письма Сургучева к Горькому, а у нас впервые представлена их полная коллекция. Многое изменилось в комментариях. Но главное, что наша книга дает более полное представление о человеке, интерес к творчеству которого только растет.
После презентации в библиотеке к нам обратилась женщина, приехавшая из Украины, чтобы отыскать на Ставрополье какие-либо сведения о писателе Борисе Лазаревском, дружившем в свое время с Сургучевым. И у нас есть несколько писем Сургучева к Лазаревскому, некоторые из них также публикуются впервые.
Позвольте опять процитировать Василия Розанова:
«Вот посмертно печатаются письма, написанные к приятелям и полуприятелям, к друзьям, к врагам, к родным; написанные впопыхах, среди дела, и о которых большею частью автор через полчаса забывает. И в них его личность вдруг встает вся, и притом «как есть». Сочинения автора – это то, чем он хотел казаться. Письма его то, что он есть».
По частным письмам мы только и можем понять, пришел в литературу настоящий писатель или ложное его подобие, убежден Розанов, и спорить с ним в этом едва ли возможно.
К тому же надо понимать, что возвращение произведений Сургучева читателю только начинается. Далеко не все еще найдены письма Сургучева к Горькому.
Предстоит только изучить послания Ильи Дмитриевича Екатерине Пешковой, первой жене Горького, в переписке с которой он состоял с 1912 по 1925 год, актрисе Марии Гавриловне Савиной, литератору, академику Николаю Александровичу Котляревскому, актеру, драматургу, театральному деятелю Александру Ивановичу Сумбатову-Южину. В личные архивы многих современников нашего знаменитого писателя никто еще пока не заглядывал.
– Александр Алексеевич, в этом году исполняется сто лет со дня первой постановки пьесы Сургучева «Торговый дом», этому юбилею были посвящены и традиционные Сургучевские чтения. А с пьесой ведь тоже связано много загадок. Правда, что Сургучев писал ее с известного в Ставрополе купеческого рода Меснянкиных, известного своей предпринимательской бескомпромиссностью?
– Да, этот факт установлен совершенно точно. Сохранилось и дело Ставропольского окружного суда «По обвинению Ильи Дмитриевича Сургучева по 1040-й статье уложения о наказаниях» за 1912 год. По жалобе купеческого сына Ивана Прокофьевича Меснянкина (прототипа одного из героев пьесы Ивана Костянина) Сургучев был привлечен «к уголовной ответственности за оскорбительный отзыв в печати, заключающий в себе злословие».
– По аналогичной статье современные бизнесмены прессуют журналистов в судах, отстаивая свои «честь, достоинство и деловую репутацию». Что же так оскорбило в пьесе купцов?
– В купеческой семье Костяниных три брата. Старший, Иван, вдовый, имеет девицу-дочь. Средний, Василий, женат на темпераментной красотке, переманенной им из монастырских послушниц, которая пылает страстью к младшему брату, Дмитрию, старается его соблазнить, и готова пойти на мужеубийство. Кроме того, в семью входит дядя, некогда бывший любовник главы семьи старухи Костяниной.
Золотому тельцу «торгового дома» подчиняется решительно все. Согрешившей внучке за крупную сумму покупается жених, но сама она не думает порывать старых связей. Дмитрий лишается наследства и пытается задушить родную мать. Как писали критики, «над семьей Костяниных нависло пламя бушующей плоти».
Однако, несмотря на клубок пороков, в котором оказался «торговый дом», он поначалу богатеет и ширится. Рушится все моментально. И причина этого не во внешних обстоятельствах, а во внутренних противоречиях.
Бизнес всегда гниет изнутри. Никакое дело на обмане долго не держится, даже если большие средства тратить на замаливание грехов. Пьеса – хороший урок нынешним нуворишам.
Ходили слухи, что Сургучев пытался пристроить свой первый драматургический опыт в ставропольский театр, но купцы Меснянкины, прослышав о содержании пьесы, приложили все усилия, чтобы она не дошла до зрителя. И сегодня, думаю, находятся те, кто не хочет видеть Сургучева на сцене ставропольского драмтеатра. Очень жаль.
Немало сложностей с постановкой возникло и в Петербурге. Как вспоминал сам писатель, ему не терпелось ознакомить с рукописью «Торгового дома» дирекцию Императорского Александринского театра, но его предупредили, что сделать это невероятно трудно: театр для драматургов «с улицы» – все равно что Бастилия.
– Прямо как в наше время…
– В этом смысле, думаю, изменилось немногое. К слову, и в том, как эту Бастилию можно взять.
Секретом «штурма» с Сургучевым поделился эпатажный по тем временам писатель Арцыбашев, заведовавший беллетристической частью «Журнала для всех». Первым делом предстояло пройти через Литературный комитет, в котором заседали такие зубры, как Батюшков, Мережковский, Морозов, Котляревский.
Потом надо было жене Котляревского послать белую сирень (это в декабре!), нанести визит Батюшкову и на прощание поклониться ему в пояс. А в конце отловить Мережковского и громко, в присутствии публики, выразить ему свой восторг, провозгласив, что он гений и наследник Льва Толстого!..
Об этом Сургучев очень красочно рассказывает в своих мемуарах.
– Чем же закончилось?
– Илья Дмитриевич избрал иной путь. Он отослал рукопись в театр по почте.
А вскоре из конторы Императорских театров посыльный принес «высокоблагородию господину Сургучеву» конверт, где сообщалось, что пьеса принята к постановке, а также приглашение подписать контракт. Начинающему драматургу дали аванс в тысячу рублей, что по тем временам было приличной суммой.
– Главную роль старухи Костяниной в спектакле сыграла прима театра Мария Савина, что, можно не сомневаться, повлияло на успех постановки?
– Безусловно, причем сыграть знаменитую актрису уговаривал Сургучев лично. Но и здесь не обошлось без интриг «доброжелателей».
К актрисе писатель ехал с трепетом и страхом, и не без оснований: до этого Савина играла только красавиц, а тут, как говорили, патентованная старуха, хозяйка «торгового дома».
Автора провели в кабинет Марии Гавриловны, которая, естественно, сначала наотрез отказалась от роли. Но свою роль тут удачно сыграл муж актрисы, тогда директор «Русского пароходства и торговли» Молчанов.
«Котляревский хотел сделать вам неприятность и вместо этого прислал первоклассную роль», – сказал он жене, точно оценив ситуацию. Актриса согласилась. И это стало главной сенсацией постановки.
– Везение, которого так не хватает многим начинающим творцам в любые времена?
– Конечно, везение, но отчасти.
С одной стороны, Сургучев не был даже широко известен как прозаик, а тут вдруг дебютное драматургическое сочинение ставится на сцене главного Императорского театра! Но с другой стороны, ему самому пришлось приложить немало усилий, чтобы добиться этой постановки. Сургучев ввязывается в ожесточившуюся тогда борьбу реалистов с футуристами и символистами.
Литературная борьба только укрепила Сургучева на позициях реализма, и, по его собственным ощущениям, он вышел из нее победителем.
«Хожу я среди этих комиков – и весело мне! – констатировал он в письме Горькому. – Они проржавели от Петербурга. И хочется поскорее домой, в провинцию, переждать там до весны, о новой пьесе подумать».
– Как прошла премьера?
– По воспоминаниям Сургучева, старшая кассирша театра была в панике и принимала валерьяновые капли: билеты приходилось расписывать на три представления вперед!
Помимо Савиной в спектакле были заняты все лучшие актеры театра: Уралов, Панчина, Тиме, Шувалова, Судьбинин.
Партер и первые ярусы лож заполнили представители многих торговых домов, оплот коммерческого Петербурга. Все они пришли посмотреть на пьесу, затрагивающую их жизнь, быт, нравы, и вынести свой вердикт драматургу, к слову, тоже ведь вышедшему из торгового класса.
Успех был невероятным! В сезон 1913-1914 годов вслед за Императорским театром пьесу поставили многие труппы, в том числе в Москве, Киеве, Одессе, Ростове-на-Дону.
– Критики и братья по перу успех признали?
– Постановочный успех сургучевских пьес породил спор не только драматургов и критиков, в эту своеобразную дуэль были втянуты актеры и режиссеры крупнейших российских театров – факт, который заслуживает своего исторического освещения.
В стане символистов, например, «Торговому дому» объявили войну. Пьесу окрестили «темным царством, еще более жутким, чем у Островского», в котором нет ни одного «луча света».
Но были и те, кто отстаивал достоинства пьесы. Этим голосам в большинстве своем вторила газетная критика. Рецензенты пересказывали сюжет пьесы, отмечали драматургическое новаторство, блистательную игру актеров.
– Свою роль, думаю, сыграло еще вот что: последние годы до революции 1917 года были пропитаны критикой отжившего свое старого купеческого уклада жизни. С «Вишневым садом» Чехова ситуация аналогичная…
– Возможно, вы правы.
А вообще, на сценах российских театров «Торговый дом» продержался до середины 1920-х годов. Второе рождение пьесы, ее новое прочтение, состоялось уже в русских эмигрантских театрах Парижа, Вены, Берлина.
Сегодня она вновь радует зрителя своей глубиной и искренностью. Хотя дошли до этого, увы, еще немногие наши театральные деятели.
– В каком томе собрания сочинений отведено место «Торговому дому», ведь, как я понимаю, пьеса за сто лет больше не издавалась?
– В России она была издана последний раз в 1917 году, а за рубежом – в 1930, правда, в переработанном, сокращенном виде. Мы восстановили полный литературный текст пьесы. Войдет она в третий том, который появится в самое ближайшее время.
Презентация всего собрания сочинений не за горами.
Беседовал
Олег ПАРФЁНОВ
Нелегкий путь врачевания
Первые рассказы и повесть «Из дневника гимназиста» Ильи Дмитриевича Сургучева увидели свет в родном для писателя Ставрополе. В большую литературу он вошел еще в год учебы в Санкт-Петербургском Императорском университете, его рассказы печатает «Журнал для всех», а затем и «Вестник Европы».
Получив в 1908 году диплом синолога, что тогда было редкостью, Сургучев задумывается о своем будущем: стать дипломатом, о чем мечтал с детства, получить звание приват-доцента – такая перспектива вырисовывалась по окончании университета, а может, выбрать писательскую стезю.
В итоге принимает неожиданное решение оставить Петербург, а с ним и многие надежды. Сургучев возвращается в Ставрополь, с головой уходит в журналистику, пытается найти себя на государственной службе и политическом поприще. В марте 1910 года его избирают гласным Ставропольской городской думы.
Сургучев входит в состав нескольких думских комиссий, становится активистом общественных, попечительских и благотворительных фондов и организаций города и губернии, редактирует газеты и литературный альманах. Земляки предлагают ему баллотироваться в Государственную думу Российской Империи IV созыва. Но литературное призвание берет верх, и после выхода в свет первой книги рассказов Сургучев сделал окончательный выбор: он будет писателем.
Немалую роль в этом сыграл Максим Горький, переписка и личное знакомство с которым имели для Сургучева судьбоносное значение. Именно под влиянием Горького связан взлет начинающего ставропольского писателя в качестве беллетриста, а позже и драматурга. Так появляются повести «Губернатор» и «Мельница», пьесы «Осенние скрипки» и «Торговый дом».
Весной 1915 года Сургучев оказывается в зените славы: «Осенние скрипки» ставят сначала Московский Художественный театр и берлинский Лессинг-театр, затем пьеса с триумфом идет на всех сценических площадках России – от Хельсинки и Риги до Одессы и Тифлиса. Ее переводят на шведский, латышский, финский, немецкий, украинский, польский, чешский, французский, английский языки.
Но уже осенью, едва примерив мантию короля драматургов, Сургучев надевает военную шинель. Вместо известного многим современникам адреса писателя «Ставрополь на Кавказе» появляется новый, не столь определенный, но соответствующий позиции Сургучева-гражданина «Юго-Западный фронт».
В тылу еще печатаются произведения писателя, написанные до 1916 года, в театрах с тем же успехом идут его пьесы, но фронт вносит свои коррективы. В столичных и провинциальных газетах появляются очерки Сургучева из действующей армии, стиль его теряет отличительные лирические интонации и музыкальность, слог лишается излюбленных образов запаха и красок.
Многого из написанного в Первую мировую, затем в период смуты 1917-го и хаоса Гражданской войны российский читатель уже не узнал. Но были услышаны и надолго запомнились оценки тех эпохальных событий из памфлета «Большевики в Ставрополе», а также сатирических статей в газетах белого Юга. Затем последовала драма исхода, отраженная в пьесе «Реки вавилонские», «Эмигрантских рассказах», романе «Ротонда».
Лекарство от ностальгии, «болезни» всех эмигрантов, Илья Сургучев находил в литературном творчестве, театральных опытах, журналистике и кинематографе. В 1920-1940-е годы им написано около тридцати пьес и киносценариев, многие из которых переведены на европейские языки, но до сих пор неизвестны в России.
Вот лишь некоторые из них: «Ангельское крыло», «Балет его величества», «Борьба за престол», «Кот, который ловит рыбу», «Наши души поют», «Распутин, или святейший дьявол», «Путешествие к берегам нежности», «Сон императрицы Жозефины», «Вождь».
Умер Илья Дмитриевич Сургучев в Париже в 1956 году. Над его могилой на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа установлен бюст работы знаменитого скульптора Акопа Гюрджяна, который огибает металлическая арка, увитая шиповником. Композиция надгробия прочитывается как двустишие классической китайской поэзии в жанре ши, переводами которой увлекался писатель:
Триумфа любви и вечности достиг,
Избрав путь врачевания ран.
Расшифровать эти и многие другие строки помогают письма писателя.
Афанасий КРЖИЖАНОВСКИЙ
Версия для печати
Добавить комментарий