Ставрополье – родина десятков археологических загадок. Кто их разгадает?
В прошлом номере «Открытая» начала беседу с одним из самых известных археологов Северного Кавказа, доктором исторических наук, профессором Минераловодского филиала Московской открытой социальной академии (МОСА) Владимиром КУЗНЕЦОВЫМ. Мы обсудили проблемы, стоящие перед современной археологией, и пришли к печальному выводу, что эта романтичная, но нелегкая профессия стала сегодня в России уделом одиночек, последних энтузиастов своего дела.
– Владимир Александрович, вы один из инициаторов проведения Крупновских чтений – крупнейшей научной конференции по истории и археологии Кавказа. Какую отдачу вы видите от этого мероприятия?
– Мне посчастливилось, что моим учителем был Евгений Игнатьевич Крупнов – человек удивительного таланта и работоспособности. Он был одним из крупнейших исследователей древнего Кавказа, оставившим после себя богатое научное наследие, и многие из его открытий еще требуют полноценного осмысления.
После смерти Евгения Игнатьевича в 1970 году в память о нем мы с коллегами решили ежегодно проводить Крупновские чтения. Причем каждый раз они проходят в разных уголках Кавказа, открывая все новые непознанные грани нашего региона.
Например, в прошлом году чтения приняла Ингушетия, они состоялись в Джейрахском ущелье. Эта местность – настоящий музей археологии под открытым небом: средневековые башенные комплексы, старинные селения…
Уровень мероприятия был очень высокий: на конференцию приезжал лично президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров, были представители Министерства культуры. Всего заслушали более ста докладов, было много ученых из стран Европы, где интерес к историческому прошлому Кавказа неистребимо высок.
– Мне всегда казалось, что археологическое наследие Северного Кавказа не очень богато: ведь здесь было мало городов, сама география не располагала к оседлости – степи, горы, полупустыни.
– Вы не правы. На самом деле Кавказ археологически очень богат. А что касается географии... Вот, например, в Калмыкии, на территории пустыни Черные земли (кстати, единственной в Европе), есть множество древних памятников – колодцы-копани, могильники-курганы. Ведь тысячелетия назад, когда здесь обитали кочевники, это была вовсе не пустыня – тут был и травостой, и вода (в Черных землях сохранились и высохшие русла рек).
– А Ставрополье?
– В крае есть вообще совершенно уникальные памятники археологии. Вот, например, знаете ли вы, что у нас в крае есть стоянка первобытных людей, которая считается одной из самых древних в России, – ее возраст примерно 450 тысяч лет?
Причем обнаружена она была не так давно – всего десять лет назад, и автор этого открытия – выдающийся археолог, специалист по палеолиту Василий Прокофьевич Любин. Расположена она на западном склоне срытой горы Кинжал. Это открытие Любина меняет почти всю картину освоения Евразии людьми, ведь раньше считалось, что они пришли в Предкавказье намного позже.
– Есть, конечно, и более молодые археологические памятники?
– Первобытная стоянка у Кинжала – уникальна; большинство памятников на Ставрополье, конечно, намного моложе, они относятся в основном к средневековью. Поскольку большая часть территории края равнинная, то здесь преобладают курганы – могильники древних кочевников (и в первую очередь скифов).
Наверное, самый известный памятник археологии в крае – это древний город Маджара, на месте которого расположен современный Буденновск. В средние века это был один из крупнейших торговых и транспортных центров Кавказа.
Много интересных объектов в районе Кавминвод. Например, гора Бештау: у ее подножия и на вершине находятся древние мегалитические (сложенные из огромных камней – Ред.) сооружения. Возможно, это была обсерватория или храм. А вот, скажем, на горе Змейка найдены древние таблицы с иероглифами неизвестной цивилизации.
– Все это исследовано?
– Увы, далеко не все. Вот, например, городище XI-XII веков на Козьих скалах, расположенное на склоне Бештау со стороны Иноземцева. Это просто уникальное место, но научные раскопки здесь никогда не велись.
С коллегой Романом Рудницким мы собрали здесь так называемый подъемный материал – обломки керамики, железной сабли, множество наконечников стрел. Скорее всего, это было укрепленное аланское городище, которое предположительно в XII веке было взято штурмом кочевниками. Кстати, чуть ниже городища расположено кладбище с каменными надгробиями очень интересной формы: в камне высечен круг, а в него вписан крест.
Или еще одно запоминающееся, но тоже недостаточно изученное место – городище Румкале в окрестностях Кисловодска (в направлении Учкекена), видимо располагавшееся на Великом шелковом пути из Византии в Китай. Отсюда, кстати, и название поселения: «рум» – по-татарски «византийский грек», а «кала» – «крепость».
Городище находится на практически отвесном плато, то есть с точки зрения военной науки место для обороны выбрано идеально. Здесь была крепость, к которой примыкало укрепленное поселение, а чуть поодаль был расположен катакомбный могильник. Городище занимает площадь в 17 гектаров, что сопоставимо с общей площадью Афин. И все это еще требует досконального изучения.
– Просто поразительно, сколько всего интересного припасла история на Ставрополье. Но странно, что многое из этого просто неизвестно обывателю. Мне кажется, в соседних кавказских республиках к археологическим памятникам относятся более трепетно.
– В чем-то вы правы. Для национальных республик интерес к собственной древней истории объясним, ведь это один из элементов самоидентификации этноса.
Впрочем, нередко под видом археологических древностей обывателю предлагают некий зрелищный, но далекий от научной правдивости суррогат. Ну вот, например, близ станицы Сторожевой Карачаево-Черкесии, в ущелье реки Кяфар, расположены аланское городище и некрополь. Сюда охотно водят туристов, которым экскурсоводы рассказывают небылицы про то, что это был древний «город солнца».
Или, скажем, Нижний Архыз, который знаменит на весь мир городищем древних алан X-XII веков и открывшимся в 1999 году на скале ликом Христа. Сюда приезжают толпы туристов. И вот местные музейщики в Приэльбрусье выкопали большой каменный менгир (грубо обработанный валун продолговатой формы – Ред.) и перевезли сюда, установив его на берегу Большого Зеленчука.
Появилось даже поверье – если приложиться к менгиру руками, то он исцелит бесплодие. И теперь сюда со всего Кавказа едут женщины, чтобы прикоснуться к «чудодейственному» камню, который теперь отполирован до блеска тысячами рук.
– Выходит, вы не сторонник музеев под открытым небом?
– Ну почему же! Просто к их созданию нужно подходить серьезно, научно, это гигантский труд множества специалистов. А у нас, увы, зачастую занимаются этим дилетанты, не имеющие порой даже гуманитарного образования.
Вообще проблема нашей страны – это непонимание роли истории в современном мире. Вот, например, в крохотной Японии насчитывается пять тысяч археологов, а в огромной нехоженой России – всего несколько сотен.
Японцы издают ежегодно более трехсот монографий по древней истории своей страны, а в России их очень мало. Просто японцы понимают, что именно через историю современный человек может воспитываться в уважении к своим предкам, к своей родине.
– А что у нас сегодня происходит в музейном деле? Еще с советского времени, кажется, жив стереотип: отечественные музеи – едва ли не лучшие в мире.
– Этот повод для гордости далеко в прошлом. Дефицит кадров в музеях России просто катастрофический. Живой пример – Минераловодский краеведческий музей. Пять лет назад его возглавил человек, совершенно далекий от музейного дела. Результат – здание было продано администрацией города, его снесли, и, похоже, на этом месте будут строить очередной магазин. Это, похоже, теперь важнее – господствует рынок. Вот так, барыш оказался важнее исторической памяти. Музей фактически оказался уничтожен: часть его экспонатов заколотили в ящики и складировали в крохотном доме-музее писателя Алексея Бибика, что-то отвезли на склады местного автохозяйства.
– Хотя, пожалуй, недостатка в экспонатах (и, как следствие, в посетителях) музеи Северного Кавказа испытывать не должны. Ведь только вы за свою жизнь в экспедициях накопали столько древних артефактов, что хватит на несколько музеев.
– Археология – это не только раскопки, как может показаться человеку непосвященному. «В поле» исследователь добывает только первичный материал, а затем начинается кропотливая работа, в которой задействованы уже другие узкие специалисты.
Каждый артефакт нужно лабораторно обработать, определить принадлежность к определенной культуре и эпохе, музеефицировать, провести сравнительный анализ, опубликовать – и только после этого его можно считать введенным в научный оборот. Это огромная квалифицированная работа, но, увы, ею часто занимаются случайные люди.
Например, в Пятигорском краеведческом музее в запасниках присутствует более ста тысяч единиц хранения, многие даже еще не описаны и не опубликованы. То есть, формально, для науки они не существуют. А ведь фонды постоянно пополняются, растут. Однозначно, музейное дело у нас требует срочной модернизации, иначе что мы будем завтра показывать и рассказывать растущему потоку туристов, приезжающих в наш регион?
Беседовал
Антон ЧАБЛИН
Добавить комментарий