За бездействие и нераспорядительность Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила многих генералов к расстрелу
Малоизвестные факты
Продолжение. Начало в №№ 21–24.
В первый же день войны Сталин направляет Жукова на Юго-Западный фронт. Георгий Константинович преисполнен желания повторить победный Халхин-Гол. Он занят подготовкой контрнаступления, но случилось непредвиденное.
Части разбрелись по лесам, связь с ними потеряна
26 июня Сталин звонит Жукову на командный пункт Юго-Западного фронта в Тернополе: «На Западном фронте сложилась тяжелая обстановка. Противник подошел к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?»
Вечером того же дня Жуков уже стоял в кабинете Сталина, где присутствовали нарком Тимошенко и первый заместитель Жукова Ватутин.
Жуков вспоминает: «Оба бледные, осунувшиеся, с покрасневшими от бессонницы глазами. И.В. Сталин был не в лучшем состоянии».
Сталин дал им 40 минут, чтобы разобраться в ситуации и предложить, как из нее выйти. Все предложения были тотчас утверждены Сталиным.
Именно в этот момент, судя по мемуарам Жукова, Красная армия вынуждена перейти к стратегической обороне. Она состояла в том, чтобы создать на пути к Москве глубоко эшелонированную оборону, остановить противника на одном из оборонительных рубежей, измотать его, накопить резервы и перейти в контрнаступление.
Впервые эта стратегия увенчалась успехом в битве под Москвой.
27 июня в 10.05 Жуков передает приказ Ставки Главного Командования начальнику штаба Западного фронта Владимиру Климовских. По некоторым словам и фразам из него можно представить, что там творилось. Жуков ставит задачу: «Срочно разыскать все части, связаться с командирами и объяснить им обстановку…»
То есть войска после мощных рассекающих ударов немцев неорганизованно отступают, части разбрелись по белорусским лесам и болотам, местонахождение их неизвестно, связь с ними потеряна, их надо разыскать.
О многом говорит следующий отрывок из приказа: «Если только подчиненные вам командиры смогут взять в руки части, особенно танковые, можно нанести уничтожающий удар и для разгрома первого эшелона, и для разгрома пехоты, двигающейся без танков… Такое смелое действие принесло бы славу войскам Западного округа».
«Взять в руки части» – значит, в частях разброд, растерянность, там не знают, что делать. Надо отдать должное Жукову: он знает, что положение отчаянное, но и сам не теряет присутствия духа, и вселяет уверенность в подчиненных. Он даже пытается разжечь их честолюбие словами о славе: действуйте смелее и вас ждут награды!
Но ничто не помогало. 28 июня пал Минск. В течение следующих двух дней в Москве происходят события, в результате которых корабль под названием «СССР» оказался без управления, и это грозило самыми пагубными последствиями.
Страшная картина разгрома
Сталин наорал на Жукова, тот не выдержал
Из мемуаров Георгия Константиновича: «29 июня И.В. Сталин дважды приезжал в Наркомат обороны, в Ставку Главного Командования, и оба раза крайне резко реагировал на сложившуюся обстановку на западном стратегическом направлении». Всё. Больше ничего Жуков вспоминать не желает.
Подробности первого визита не известны. О втором мы знаем из воспоминаний Анастаса Микояна, члена политбюро, наркома внешней торговли, опытного кремлевского лиса, посвященного во многие тайны.
В тот день вечером в Кремле у Сталина собрались Молотов, Маленков, Берия и Микоян. Сталин позвонил в Наркомат обороны Тимошенко, но тот из-за отсутствия связи с Западным фронтом ничего конкретного не мог сказать.
Обеспокоенный ситуацией, Сталин предложил всем поехать в Наркомат обороны, чтобы на месте во всем разобраться.
В наркомате застали Тимошенко, Жукова и Ватутина. Жуков доложил, что связи нет, посланы люди, однако неизвестно, сколько времени займет исправление повреждений.
Сначала говорили спокойно. Но через полчаса Сталин не выдержал и заорал: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый же день войны растерялся, не имеет связи с войсками, никого не представляет и никем не командует?»
Далее происходит нечто невероятное. Слово очевидцу - Анастасу Микояну:
«Жуков, конечно, не меньше Сталина переживал состояние дел, и такой окрик Сталина был для него оскорбительным. И этот мужественный человек буквально разрыдался и выбежал в другую комнату.
Молотов пошел за ним. Мы все были в удрученном состоянии. Минут через 5–10 Молотов привел внешне спокойного Жукова, но глаза у него были мокрые».
Причины эмоционально-психологического кризиса налицо: чудовищная катастрофа на Западном фронте, означающая крушение всех планов, собственное бессилие, хроническое недосыпание, осознание, что немцы – не японцы и легко их не разгромить.
Понятно, почему Жуков умалчивает об этом эпизоде – негоже прославленному полководцу, который запомнился современникам жесткостью и грубостью, предстать перед ними в слезах.
Но они передают остроту момента, переживаемого не только Жуковым, но и всей страной. Что ж, бывают на войне минуты совсем не героические, о которых и вспоминать-то не хочется.
После ухода Сталина связь восстановили. В 6.45 30 июня Жуков разговаривает по «Бодо» (буквопечатающий телеграфный аппарат. – Авт.) с Павловым и понимает, что тот плохо знает обстановку (ситуация, типичная для советских командиров в первые дни войны).
Есть «жукофобы», которые говорят, что Жуков должен был застрелиться в этот момент, так как он якобы является одним из главных виновников поражений лета 1941 года.
Однако они плохо знают характер начальника Генштаба. С его жизнелюбием и железной волей такой поступок невозможен. Помогли выдержать запредельные военные нагрузки также постоянные занятия спортом, отсутствие вредных привычек: Жуков не пил и не курил.
Георгий Константинович успокаивается и погружается в дела. Он должен вырвать победу у врага! Но когда это произойдет?.. Кризис позади. Больше никто и никогда не увидит слезы на его глазах.
Пока эта сцена не воспроизведена на экране. Благодаря киноэпопеям Юрия Озерова «Освобождение» (1968–1971 годы) и «Битва за Москву» (1985 год) в массовом сознании укоренился образ Жукова, роль которого сыграл знаменитый Михаил Ульянов – это человек жесткий, волевой, проницательный и безжалостный.
Чем дальше от войны, тем глубже мы понимаем характеры людей того времени, в том числе и Жукова: оказывается, и он переживал тяжелые эмоциональные моменты, психологические срывы. Уверен, и такого, необычного для многих Жукова мы увидим в кино.
Из глубокой прострации Сталин вышел с трудом
29 июня 1941 года, выходя из Наркомата обороны, Сталин, будучи в подавленном состоянии, произнес: «Ленин оставил нам великое наследие, а мы, его наследники, всё это проср…»
Присутствующие подумали, что «это он сказал в состоянии аффекта».
На следующий день, примерно в 16 часов, в кабинете у Молотова собрались Ворошилов, Маленков, Берия, Вознесенский и Микоян. По словам последнего, Берия предложил создать Государственный Комитет Обороны (ГКО) – высший орган управления в стране. Стали обсуждать, но без Сталина все слова повисали в воздухе. Забеспокоились: где Хозяин?
Молотов сообщил: «Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии».
Вознесенский, возбужденный этим известием, вскричал: «Вячеслав, иди вперед, мы за тобой пойдем!»
Это означало, что если Сталин находится в неработоспособном состоянии, то власть должна перейти к Молотову. Неслыханная дерзость!
Поехали к Сталину на Ближнюю дачу, чтобы своими глазами увидеть вождя. Тот сидел в кресле в столовой. Микоян вспоминает:
«Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать».
Сталин хорошо помнил (это был его личный исторический опыт, не из книг, а реально пережитый, вошедший в плоть и кровь), чем в России отозвалось поражение в войне с Японией в начале ХХ века и неудачный ход Первой мировой войны. Революциями, потрясением государственных устоев, буйством масс, всеобщим хаосом и распадом, сменой власти.
Он проигрывал войну и все это может повториться с пугающей точностью. Возможен заговор, его могут свергнуть…
Первым заговорил Молотов. Он сказал, что для концентрации власти в стране необходимо создать ГКО. Сталин оживился: «Кто во главе?» Молотов успокоил: «Ты». Сталин удовлетворен: «Хорошо». После долгих споров договорились, что в состав ГКО войдут пять человек: Сталин (председатель), Молотов (заместитель), Ворошилов, Маленков и Берия.
Сталин обвел глазами присутствующих. Все смотрят преданно и ждут его указаний. Страхи исчезли, он вновь ощутил себя капитаном на корабле.
Микоян: «Вскоре Сталин пришел в полную форму». И действительно, 3 июля он наконец-то выступил с радиообращением к народу. «Братья и сестры! Друзья мои!» – впервые так Сталин назвал своих сограждан. Теперь вся страна – единый организм, где все родные, где все дружно должны бороться с врагом.
«Психологический паралич», на который рассчитывали немецкие стратеги, в отношении руководства СССР не сработал. Сталин и его команда готовы были биться до конца. О капитуляции, как это происходило в западных странах, немцы не могли и мечтать.
И эти эпизоды из биографии Сталина пока что ждут своего киновоплощения. Что ж, поживем – увидим…
Командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г. Павлов.
Расстрелянные за «паникёрство» генералы. Была ли их вина бесспорной?
Из воспоминаний Жукова: «30 июня мне в Генштаб позвонил И.В. Сталин и приказал вызвать командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова». 1 июля Павлов уже в Москве. Жуков: «Я его едва узнал, так изменился он за восемь дней войны. В тот же день он был отстранен от командования фронтом и вскоре предан суду».
Во все времена полководцев, проигравших сражение, наказывали. В этом нет ничего удивительного. И Павлов заслуживал наказания. Итог его короткого пребывания в должности командующего фронтом – разгром практически трех армий, отступление на 450–600 км, 338,5 тысяч пленных (по немецким данным), потеря 3188 танков (большинство – не на поле боя, а из-за поломок и отсутствия горючего), 1830 орудий…
Сталин решил нагнать страху на всех генералов и превратить Павлова, а заодно и несколько его заместителей в козлов отпущения. 22 июля 1941 года, ровно через месяц после начала войны, на заседании Военной коллегии Верховного суда СССР председательствующий Василий Ульрих огласил приговор:
«…подсудимые Павлов и Климовских… проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками, сдачу противнику оружия без боя и самовольное оставление боевых позиций частями Красной Армии, тем самым дезорганизовали оборону страны и создали возможность противнику прорвать фронт Красной Армии».
Также обвинялись начальник связи Западного фронта Андрей Григорьев в «паникерстве, преступном бездействии в части обеспечения организации работы связи фронта» и командующий 4-й армии Александр Коробков в «трусости, малодушии и преступном бездействии в возложенных на него обязанностях, в результате чего вверенные ему вооруженные силы понесли большие потери и были дезорганизованы».
Все четверо были лишены воинских званий и приговорены к расстрелу. В тот же день приговор приведен в исполнение.
28 июля Сталин в приказе №0250, доведенном до всех командиров, повторяет обвинения в адрес расстрелянных генералов и предупреждает: «Впредь все нарушающие военную присягу, забывающие долг перед Родиной, порочащие высокое звание воина Красной Армии, все трусы и паникеры, самовольно оставляющие боевые позиции и сдающие оружие противнику без боя, будут беспощадно караться по всем строгостям законов военного времени, невзирая на лица».
В 1957 году Павлов и другие генералы были реабилитированы. Хрущев в воспоминаниях сообщает, почему это произошло:
«Я согласился потому, что в основе-то виноват был не Павлов, а Сталин. Павлов был совершенно не подготовлен, и я увидел его неподготовленность, когда познакомился с ним.
Я сказал об этом Сталину, а он вместо того, чтобы сделать соответствующий вывод и подобрать более подготовленного человека на этот пост, передвинул его с повышением».
Хрущев познакомился с Павловым в бытность последнего начальником Автобронетанкового управления РККА. Павлов показался ему «малоразвитым», не пригодным для этой должности.
Никита Сергеевич высказал свои соображения Сталину, но у того Павлов был на хорошем счету и он продолжал его продвигать. По Хрущеву, Павлов был человеком Сталина, соответствовал его требованиям.
В спорах по поводу личности Павлова наши историки и публицисты скрещивают копья и по сей день. Ведь он открыл ящик Пандоры, после него поражения посыпались одно за другим. Одни называют его «предателем», другие – «разгильдяем», третьи – жертвой обстоятельств.
На мой взгляд, Павлов – типичный «винтик» военной системы, созданной Сталиным, которая не выдержала в июне 1941 года столкновения с «самой сильной армией Запада» (выражение Жукова).
Павлов, как и большинство красных командиров того времени, был насквозь пропитан «наступательным» духом, не умел командовать в условиях стремительно меняющейся боевой обстановки, и тем более в окружении.
Писатель Константин Симонов, в годы войны – военный корреспондент, в одном романе о войне вложил в уста своего персонажа очень ёмкую фразу, которая помогает понять, что же думали о сложившемся положении многие советские командиры: «Над Самсоновым смеялись, а сами обоср…» Несомненно, она подслушана им в жизни.
Русский генерал Александр Самсонов командовал 2-й армией в Первую мировую войну. В августе 1914 года из-за ошибок и главного командования и собственных армия была окружена в битве при Танненберге в Восточной Пруссии и уничтожена. Десятки тысяч русских солдат попали в плен. Сам Самсонов застрелился.
На этой битве учились немецкие генералы. Они были непревзойденными мастерами по окружению. Советский же генералитет смеялся над действиями Самсонова, но в войне с Германией оконфузился куда хуже царского генерала.
Павлов – не исключение, а правило. Расстреляв и Павлова, и еще несколько десятков генералов, Сталин понял (историки называют примерное время, когда это произошло – осень 1941 года), что расстрелы не улучшили ситуацию, что военачальники имеют право на ошибки, на которых они учатся.
Пословица «За битого двух небитых дают» права. Советские генералы, приобретя горький опыт поражений, все-таки научились побеждать «непобедимых» до войны с СССР немецких полководцев.
Версия для печати
Добавить комментарий