Молитвы и секс нашей словесности

Что есть cовременная отечественная литература, где грань между классикой и чтивом, как выбрать хорошую книгу - в этом и многом другом разбирались филологи Ставропольского госуниверситета

Как всё запущено!
На днях в Ставропольском государственном университете прошел очередной семинар «Textus», посвященный загадкам, хитросплетениям и скандалам современной отечественной литературы. Непростую миссию - разобраться в море книг последней пары десятилетий, которые отмечают, обсуждают, награждают, по которым ставят спектакли и снимают фильмы, взяла на себя доктор филологических наук, профессор Ирина Иванова. Однако оговорившись: считать исчерпывающим и претендующим на объективность этот обзор в тесных рамках семинара заведомо нельзя.
Да и вообще, где те самые критерии, что применимы к современной литературе, с одной стороны, невероятно богатой на новшества и эксперименты, а с другой - неоднородной в подходах и языке, противоречивой идеологически, наконец, малоизученной?
Скорее, можно говорить лишь о попытке придать невероятному обилию текстов, которыми забиты полки книжных магазинов, некоего подобия стройности, поскольку на такие отчаянные филологические поиски отправляются очень немногие, а те, кто рискнули переворошить и перечитать груду книг вперемешку с макулатурой - настоящие первооткрыватели.
А ведь еще лет тридцать назад в университетах считалось естественным отслеживать литературные новинки, стыдно было не прочитать роман, уже как месяц (!) появившийся в печати, пропустить критическую статью в газете или толстом журнале. Писателей, и не только молодых, размалывали по косточкам - до абзаца, до предложения, до строчки, нещадно препарировали известными в литературоведении и лингвистике методами, сравнивали с классиками, ругали, побивали, превозносили…
На смену жестко детерминированному времени с четкими целями и установками (неважно, что порой ошибочными), ценностными и научными подходами пришел хаос без граней и границ. Степеней свободы мы обрели столько, что голова пошла кругом. Даже признанные исследовательские и образовательные школы не смогли поспеть за книжным потоком. А уж формы, к которым прибегли современные авторы, так шокировали филологов, что те откровенно растерялись, опасаясь предсказывать, чем  дышит и куда смотрит отечественная словесность.
Пытаясь понять, что испытывают студенты, оказавшись в книжном магазине, профессор Иванова накануне семинара провела среди них небольшой опрос. Так вот, большинство заявили: «Смятение!»
Еще бы! Под литературой ныне понимают, кажется, всё, что сложено из букв! Обилие имен, красок, серий, переплетов, форматов приводит в состояние полной прострации. Так что же считать компасом, как сделать выбор, не попавшись на удочку графоманов и рекламных агентов?
И тут всем, кто располагает временем и имеет желание хотя бы поверхностно окунуться в современный литературный процесс, неплохо полистать словари и энциклопедии, которых, к слову, не так уж много, да и тиражи их весьма скромны.

Близнецы-братья
Итак, «Современная русская литература» в трех книгах Н. Лейдермана и М. Липовецкого - среди постсоветских учебников это, пожалуй, самый толковый, но со своим изъяном: исследования не коснулись последнего десятилетия.
Заслуживает внимания «Русская проза XXI века в критике. Рефлексия, оценки, методика описания» Т. Колядич и Ф. Капицы (издание 2010 года). Как сказано в аннотации, пособие носит практический характер и посвящено анализу форм, определяющих современный литературный процесс: репортажам, интервью, рецензиям, обзорам, пресс-конференциям, авторским ежегодникам, презентациям. Книга буквально нашпигована примерами, а также темами курсовых, бакалаврских, дипломных и магистерских работ. Рекомендуется филологам и журналистам, как теоретикам, так и практикам.
Массовой литературы на семинаре принципиально решено было не касаться - вопрос этот достоин отдельного изучения. В то же время, прощупать грань между качественной и массовой книгой ныне стало весьма непросто.
Одни, скажем, уверенно относят к ширпотребу Людмилу Улицкую («Искренне ваш Шурик»), на что другие резонно возражают: у автора, мол, немало серьезных книг, те же «Три повести», начисто лишенные эротической заманухи и ёрнических интонаций. Да и сама массовая литература тоже ведь имеет свои этажи и маршруты, не уступающие наворотам  Критского лабиринта.
И вроде бы как в приличном обществе массовой литературой интересоваться не принято, скорые выводы, однако, делать не стоит. Хотя бы потому, что нет-нет, а увлекаемся мы детективами, приключениями, любовными романами. И строго спрашиваешь себя, неужели времени не жалко на ерунду, но рука тянется к заветному чтиву, и поделать с этим ничего невозможно.
Вот на этот случай можно рекомендовать «Массовую литературу XX века» М. Черняк (2007 год). Пытаясь объяснить феномен популярности подобного рода книг, автор обращается к истории их возникновения, подробно исследует поэтику произведений, описывает их восприятие современниками авторов, критиками, литературоведами. Невероятно любопытно проследить, как массовая литература эксплуатирует классику и как эти иждивенческие схемы работают на конкретных примерах.
Заканчивается книга парадоксальным утверждением Макса Фрая (литературный псевдоним современной писательницы Светланы Мартынчик): «Интеллектуал, теребящий «Маятник Фуко», и среднестатистический лох, уткнувшийся в очередной роман о «Бешеном»... похожи. ...Эти двое действительно почти близнецы, они в одной лодке».
Правда, оригинально? Но с кем садиться в лодку, решать все же читателю.

Имён не счесть
Еще одна ориентирующая книга - «Современный литературный процесс. Проза 2000-х» (2009) Ю. Подлубновой. Основной ее недостаток, отмечают критики, - в отсутствии границ между литературным и книгоиздательским процессами.
 В списке исследователей современной прозы интересно имя В. Огрызко, перу которого принадлежат книги «Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца XX - начала XXI века (2003), «Русские писатели. Современная эпоха. Лексикон: эскиз будущей энциклопедии» (2004), «Кто сегодня делает литературу в России» (2006), «Против течения: статьи и заметки о современной литературе» (2010).
 Не стоит отвергать словари, некоторые из них захватывают не меньше отточенного приключенческого сюжета. Тут стоит выделить «Русских писателей XX века» И. Шайтанова (свыше 500 статей о русских прозаиках, поэтах и, что особенно ценно, драматургах; 2005 год издания) и «Новая Россия: мир литературы» С. Чупринина (библиографические статьи, справки об авторах, редакторах, издателях, в том числе зарубежных; 2004 год издания).
Особняком в этом списке стоит «Русская поэзия XXI века. Антология» (2010) под редакцией Г. Красникова. Это наиболее полный сборник современных поэтических произведений вплоть до наших дней, включающий в себя около четырехсот имен разных поколений, эстетических групп и школ - не только в России, но и всего русскоязычного мира (Канада, США, Израиль, Прага, Великобритания, Германия, конечно же, ближнее зарубежье). В издание попали даже молодые, лет по двадцать, авторы, которые не накопили еще на полноценный типографский сборник (промышляют самиздатом), но невероятно популярны в Интернете.
Книгу считают наследницей широко известной антологии «Русская поэзия. XX век», выдержавшей два издания и уже ставшей редкостью. Каждому автору предпослана краткая библиографическая статья и даже скромная черно-белая фотография.
Однако, как все антологии, эта тоже имеет свои недостатки, первый из которых - субъективное начало. Скажем, в сборник по каким-то причинам не попали известные и талантливые поэты современности Вера Павлова и Тимур Кибиров, чьи имена в представлении не нуждаются.

Две линии, два лагеря
Владимир Бондаренко, главный редактор приложения к газете «Завтра» - «День литературы» заметил как-то, что мир современной литературы «разделился на двадцать-тридцать мирков, объединить которые может только критик».
Насчет множества мирков, очень даже похоже на истину. Впрочем, как и то, что профессиональный критик ныне практически перевелся, особенно в провинции, где анализировать и объединять просто некому.
И это несмотря на то, что многие современные прозаики и поэты вышли как раз из критики. В этом списке достаточно упомянуть имена Дмитрия Быкова, Ольги Славниковой, Тимура Кибирова, Майи Кучерской.
Бывает, правда, наоборот, но реже. Так, например, случилось с остроумной, афористичной и метафоричной Татьяной Москвиной (хорошо известна по книгам «Похвала плохому шоколаду» и «Смерть - это все мужчины»).   
Короче, современную отечественную прозу стараниями все тех же критиков можно весьма условно поделить на два лагеря: почвеническо-православный (под предводительством Захара Прилепина) и либерально-модернистский (во главе с Виктором Пелевиным).
Отдельной компанией, но все же внутри литературного процесса, шумно заявляют о себе представители контркультуры - плотоядной, местами эстетически пошлой (Эдуард Лимонов, Сергей Минаев, Эдуард Багиров).
Попытка развести писательский цех по поколенческим нишам успехом пока не увенчалась - в каждую возрастную группу попали авторы настолько непохожие друг на друга, что иногда кажется, они вообще из разных эпох.
В этом смысле любопытны доводы Захара Прилепина (1975 года рождения), который в одном из интервью рассуждал так:
«Литературу «нулевых» я бы разделил на две линии. Первые окончательно уверовали, что никаких смыслов нет и искать их незачем: Роман Сенчин, Андрей Рубанов, Дмитрий Новиков… С другой стороны, продолжаются попытки нарисовать некий иероглиф нового времени, который хоть что-то разъяснит и хоть куда-то нас выведет. И здесь я назову два, казалось бы, крайне далеких друг от друга имени - Сергей Шаргунов («Ура!») и Алексей Иванов («Блудо и Мудо»). Они и создают те самые иероглифы, мне крайне любопытные.
Скажем, по возрасту Иванов и Новиков явно из предыдущей плеяды 90-х годов, только публиковаться начали позже. И по иным признакам есть разночтения. А через три года все поколенческие следы окончательно перепутаются».
Однако всякая классификация может родиться лишь после прочтения, а это следствие основательно перелопаченных библиотечных стеллажей. И тут, для понимания того, «ху из ху» (а читать все подряд, так можно с ума сойти), есть определенные рецепты.
Первый и самый простой путь - вооружиться шорт-листами литературных премий. Из наиболее известных - «Национальный бестселлер», «Русский буккер» (обе вручаются за лучший роман, написанный в течение календарного года) и «Большая книга» (принимаются произведения любых прозаических жанров).
Немного в сторонке стоят «Дебют» (вручается ежегодно по пяти-семи номинациям авторам, на момент награждения не достигшим 35 лет) и «Студенческий буккер» (младший брат «Русского буккера», цель которого - привлечь внимание молодежи к современной литературе, поскольку лучшее произведение года выбирают студенты и аспиранты).
Если одно произведение засветилось в нескольких шорт-листах одновременно (то же самое касается поэзии) - это верный знак того, что книга стоит внимания.
Говорить персонально о заметных авторах в современной литературе с газетных страниц едва ли получится - интересных имен уйма. Однако на некоторых остановиться все же стоит, по возможности обозначив их исключительность - при том, что любого из них можно не любить и не читать вовсе.

Явления времени
Один их списка «особенных» - вполне раскрученный на литературной ниве, а также известный своей приверженностью идеологии национал-большевизма Захар Прилепин («Санькя», «Грех», «Патологии»), о котором писатель и филолог Алексей Варламов отозвался так: «Прилепин - это явление, как к нему ни относись» (хочется добавить: и не он один).
Несмотря на жесткость (или, как говорят критики, неореализм, хотя понять, что это, невозможно - так же, как и другие мудреные словечки, вроде неосентиментализма или новой драмы) стиля и сюжетов, писателю нет равных в изображении детей, зверей и просто счастливых людей. На фоне мрачности нашей литературы это прорыв.
Как по этому поводу заметил Дмитрий Быков, «проза Прилепина переполнена счастьем - радостным удивлением перед собственным существованием и великолепными возможностями, которые оно открывает».
В некотором роде единомышленниками Прилепина можно назвать Сергея Шаргунова («Птичий грипп», «Книга без фотографий»), Михаила Елизарова («Pasternak», «Библиотекарь», «Мультики») и Дениса Гуцко («Русскоговорящий», «Покемонов день», «Домик в Армагеддоне»). Определенная социальная среда, свой язык, но главное - герои их книг исповедуют модель активного протестного поведения, умеют за себя постоять, если надо, то и в обход закона.
Несправедливо было бы обойти Владимира Сорокина («Путь Бро», «Голубое сало», «День опричника») - и не в контексте его литературно-порнографических экспериментов, а исключительно потому, что в последних своих книгах он явно расположен к метапоэтике, выступая исследователем и интерпретатором собственных текстов.
Разворот наметился в сборнике рассказов «Сахарный Кремль» (2008), а в повести «Метель» (2010) экс-скандалист Сорокин так и вовсе превращается в Антона Павловича Чехова с его интеллигентными воззрениями и благостными интонациями. Если так пойдет и дальше, не ровен час автору предстоит всерьез пересмотреть свой творческий принцип: «Я описываю секс и молитвы, паровую стерлядь и дерьмо с одинаковым удовольствием».
А пока этого не случилось, антиподом Сорокина можно считать Михаила Шишкина («Письмовник», «Венерин волос») - светлее и чище его прозы и не ищите. Безвыездно живет в Швейцарии, где и пописывает тихонечко. Лауреат всех возможных российских литературных премий. Как справедливо отмечают критики, проза Шишкина сочетает в себе лучшие черты русской и европейской литературных традиций.
У Чехова, Бунина, Набокова автор заимствовал богатство словаря, музыкальность и пластичность фразы, тонкий психологизм и естественный, гражданский пафос. У западных авторов, прежде всего у Джойса, - принцип смены стилей, повествовательных инстанций, мозаичность композиции - и всё внутри одного произведения. В книгах Шишкина нет сплошного сюжета, непонятно, в каком времени пребывают его герои, но это как раз и завораживает. По определению самого писателя, указать рамки действия трудно, «оно происходит всегда и везде».
Наконец, несколько слов просто обязаны сказать о Дмитрии Быкове, человеке своей талантливостью откровенно пугающем - он и педагог, и публицист, и критик, и писатель, и поэт. При этом успевает мелькать на ТВ и радио, ходить на митинги, по выставкам, презентациям, круглым столам...
Автор шести романов (в частности, «Эвакуатор», «Списанные», «ЖД»), публицистических книг о Горьком, Пастернаке, Окуджаве, повестей и рассказов, десятка поэтических сборников (последний 2011 года, «На самом деле»).
Совершенно непонятно и то, с какой уверенностью и неиссякаемой смелостью писатель создает 800-страничные тесты, не смущаясь, что в нашем сверхскоростном мире, где не хватает времени и на себя-то самого в зеркало взглянуть, у его фолиантов найдется читатель.
Раз уж коснулись поэзии, помимо упомянутых Быкова и Кибирова (склонен к эпическому размаху, что практически утрачено современным поколением постмодернистов), никак не обойтись еще без одного знакового имени - Веры Павловой. В активе этой талантливой женщины полтора десятка поэтических сборников, либретто опер и кантат, что само по себе может служить предметом для гордости. Единственный недостаток Павловой, пожалуй, в том, что она не всегда оправданно эксплуатируют ненормативную лексику.
И в этом поэтесса, увы, не одинока, как и многие ее коллеги по перу - заложники своего времени.

Форменное убожество
Проблема языка в современной литературе, наверное, главная.
Достаточно напомнить о страстях, разыгравшихся вокруг оперы Леонида Десятникова по либретто Владимира Сорокина «Дети Розенталя» на сцене Большого театра - для обнаружения в постановке порнографии и ненормативной лексики даже создавали экспертную комиссию из депутатов; патриотические движения по всей стране требовали запретить оперу, «Идущие вместе» проводили пикеты…
Что уж говорить, если чистотой слога озаботился… Владимир Сорокин: «Тема современного языка для меня болезненна… Это форменное убожество. А круг людей, говорящих на нормальном культурном русском, невероятно сузился. Я был недавно в Калифорнии и там общался с нашей интеллигенцией, которая уехала в начале 1980-х. Я получил колоссальное удовольствие, потому что они продолжают говорить на языке интеллигенции 1970-х. Услышать этот язык на улице теперь очень сложно...»
Но беда наша даже не в  том, что язык обильно впитал в себя хамство подворотен, изречения грузчиков, извозчиков, трактирщиков. Как заметил Алексей Варламов, «тревожно не за язык, а за его носителей».
Что кроется в этой фразе? А то, что современная литература утратила функцию формирования национального самосознания.
То, что это так, подтверждает все тот же Сорокин, хотя и тронутый проблемой языковой пошлости: «Лично для меня литература отделена от жизни, мои произведения никак не связаны с тем, как я живу, люблю и верю… Мысль о том, что писатель должен быть пророком или учителем общества - прямое следствие заблуждения, которое возникло со второй половины XIX века».
Это антигуманное условие нашей эпохи - жить и писать в разных измерениях - авторы в большинстве своем на подсознательном уровне приняли безоговорочно. Тех, кто готов осмысленно повторить вслед за Окуджавой: «Каждый пишет, как он слышит», единицы.
Но повторимся: попытка окинуть взглядом современный литературный процесс последних двух десятков лет - задача, достойная многих докторских диссертаций. Именно поэтому кто-то не обнаружит здесь знакомых и полюбившихся имен - Татьяны Толстой, Дмитрия Липскерова, Ильи Бояшова, Дины Рубиной, многих других талантливых и не очень, популярных и малоизвестных.
Наконец, последнее. Автора можно не любить, ругать и отвергать, но при этом надо понимать, за что именно он попал в список опальных. Аргументы вроде «не люблю женскую прозу или фантастику» не принимаются.
«Единственный достойный уважения случай, то есть единственно законное неприятие вещи, - неприятие ее в полном знании». Марина Цветаева, «Поэт и время», 1932 год.

Олег ПАРФЁНОВ