Поиск на сайте

«Открытая» продолжает разговор о том, как не допустить профанации обучения школьников основам религиозных культур, благородная цель которого – формирование поколения граждан нравственных и совестливых

 

С этого месяца в ряде регионов, и на Ставрополье в том числе, стартовал образовательный эксперимент по преподаванию нового курса, в рамках которого родителям четвероклашек предложено было выбрать между шестью предметами: светской этикой, историей мировых религий и основами традиционных конфессий – православия, иудаизма, ислама и буддизма.
Незадолго до этого на страницах «Открытой» (№10 от 17 марта с.г., «Петя – налево, Ахмед – направо») состоялся первый серьезный разговор на эту тему. Неделю спустя с презентацией своего учебника «Основы православной культуры» на Ставрополье прибыл известный в России публицист, профессор Московской духовной академии, старший научный сотрудник философского факультета МГУ протодиакон Андрей Кураев («Открытая», №12 от 31 марта с.г., «В рай без билета»). 
Казалось бы, начало эксперименту положено и разговоры на эту тему пора прекратить, тем более что решение о легитимности в светской школе предметов, основанных на религиозном мировоззрении, принято на уровне президента. 
Но какими бы благими целями ни пытались объяснить значение перестройки, последовавшей вслед за ней череды реформ и, наконец, объявленной перезагрузки и модернизации, надо понимать: в центре школьного эксперимента оказались дети. Да и сам проект подразумевает широкую дискуссию с участием всех заинтересованных сторон – педагогов, родителей, чиновников, ученых.
Мы продолжаем начатый разговор об эксперименте, его особенностях, о том, как не растерять в повседневной суете его главное предназначение – воспитание человека думающего, отзывчивого, любящего. К продолжению дискуссии подталкивает и призыв Андрея Кураева: «Критикуйте, высылайте мне на e-mail ваши проклятия, я жду от вас предложений по доработке учебника». Отрадно, что среди нас есть люди, которым небезразлично будущее российского образования.
Наш собеседник – доктор филологических наук, доцент кафедры истории новейшей отечественной литературы Ставропольского государственного университета Александр ФОКИН (на снимке).

 

– Александр Алексеевич, пожалуй, единственной попыткой подготовить общественность к новшеству со стороны инициаторов проекта стали визиты протодиакона Андрея Кураева в регионы, где новому курсу суждено пройти проверку практикой. Дело, безусловно, нужное, но что, собственно, могли дать и изменить эти короткие встречи за считанные дни до начала эксперимента?
– Цель визитов профессора Андрея Кураева в регионы была не в том, чтобы обучить (тут уж раньше надо было думать), а успокоить, настроить, воодушевить, его встречи с учителями носили скорее психотерапевтический характер. И в той спешке, в которой готовился эксперимент, Кураеву, думаю, это удалось.
Педагоги получили основные установки преподавания лично от автора учебника – никакой критики, обо всех религиях и атеизме говорить исключительно в позитивном ключе. Речь свою учитель должен строить так, будто бы в классе присутствуют представители разных конфессий и религиозных течений, и ни у кого из них при этом не должно возникать ощущение дискомфорта, а уж тем более чувство протеста.
Можно рассказать о молитве, но категорически нельзя призывать молиться. Пример, который привел Кураев: если у Машеньки заболел котенок, можно посоветовать отнести его к ветеринару, но не читать над ним «Отче наш». Надо быть сдержанным или, как выразился богослов, аскетом.        
– Разве можно было качественно подготовить преподавателей на скоротечных курсах, да и то лишь около 80 из 1100? Неужели никто не понимает, что в этом скрыта великая угроза профанации?..  
– Вы правы, эксперимент нарушает одну из основных истин педагогики – учитель должен знать кратно больше, чем ученик. Но решение принято и отступать некуда. 
Так что вместо пустой критики давайте сделаем так, чтобы эксперимент состоялся. А для этого надо не только предлагать, но еще защищать и отстаивать свои идеи. 
– В своих обращениях к педагогам Андрей Кураев сделал установку на полный уход в преподавании от этнографии и фольклора. Цель курса не в том, чтобы дать ребенку новые знания, а выработать в нем навыки нравственного самоанализа, научить обращаться к собственной совести. Дети забудут притчи, заповеди, стихотворные строки, но в их душах пробьются ростки истинного сострадания, любви, патриотизма. Сверхзадача эксперимента, по словам Кураева, состоит в том, чтобы в стране появилось поколение блудных сыновей в евангельском смысле слова – ищущих, совестливых, думающих, сострадающих. 
Но что может дать курс в подготовке конкурентоспособной личности, как принято говорить сегодня, человека, нацеленного на успех?

– Вопрос этот задавали и Кураеву в нашем университете. Ответ его прозвучал бескомпромиссно и предельно жестко: курс не нацелен на производство успешных людей. Любая конкуренция, даже самая честная, строится на соревновательности, состязательности, соперничестве, демонстрации собственных возможностей, желании обогнать, опередить, обойти ближнего своего.
А, скажем, основы православия должны дать детям ощущение своей самости, пробудить в них любовь к родной культуре, городу, селу, аулу, в котором они живут. Короче, новый курс призван научить видеть и ценить в человеке личность, а не конкурентные качества. Духовность и успех - вещи несовместные.
– Выходит, что люди, добившиеся высот в бизнесе, заранее отрицают веру, духовность, взаимовыручку, обоюдное благо, радость любви?..
– Нет, конечно. Но такая постановка вопроса тоже заставляет задуматься. Это отдельная тема, и очень непростая. 
– Вы ознакомились с учебниками по всем новым предметам?
– К сожалению, в открытом доступе есть только учебник по основам православия, с которым можно было знакомиться по главам еще в процессе его подготовки. Видно было, как автор скрупулезно и ювелирно работал над книгой, подбирал верные слова, оттачивал и выстраивал фразы, созидал.
С огромным трудом, через знакомых, мне удалось достать учебники по истории мировых религий и светской этике. А пособий по исламу, иудаизму и буддизму я вообще не смог найти в Ставрополе – в книжных магазинах и учколлекторе их нет! Чтобы ознакомиться с ними, пришлось воспользоваться старыми добрыми связями, обратиться к друзьям из Калмыкии и Карачаево-Черкесии.  
Почему полемике не дали развернуться на стадии организации эксперимента, мы уже рассуждали с вами в прошлый раз: родители выбирали предмет, только исходя из его названия. Но чем продиктована кулуарность и закрытость большинства курсов сегодня, когда в школах вовсю ведется их преподавание? Почему даже в центральной библиотеке краевого центра до сих пор нет обязательного экземпляра, что является нарушением федерального законодательства?
– Между тем чиновники всех уровней отчитались, что школы полностью обеспечены учебниками, приложениями к ним и методическими пособиями. Полностью в моем понимании значит по всем шести модулям. В реальности же учебные пособия есть только у тех учителей, которые ведут новые предметы, да и то не в должном объеме, а другие преподаватели, родители, общественность из дискуссии просто выпали.
– В конце марта на страницах центральной прессы выступил Александр Кондаков,  генеральный директор издательства «Просвещение», занимавшегося подготовкой и выпуском учебных пособий по всем шести модулям. Он рассказал, что кроме самих учебников, методических пособий для учителей, оказывается, были еще книги для родителей, объясняющие, какие цели преследует курс и что ожидается на выходе. «Так что «курс начинается с диалога с семьей», – оптимистично подытожил Кондаков. Но покажите мне хоть одну семью, которая бы участвовала в диалоге!
Не проработан вопрос количества часов, отведенных на новые предметы. К примеру, в рядовой ставропольской школе выбрали три наиболее популярных модуля, из расчета чего определили ставки преподавателям, подкорректировали расписание уроков.
Но на практике получается иная картина: поскольку большинство детей выбирают основы православной культуры, со всех классов на этот курс наберется около полусотни ребят. Выходит, что группу, выбравшую основы православия, надо разбивать на две.
– Но преподаватель-то один?
– В том-то и дело! И что ему остается? Вести уроки по двадцать минут в каждой подгруппе попеременно? Но тут возникает еще вопрос: пока одна половина детей учится, чем занимается другая?        
– После недавнего теракта в московском метро выяснилось, что на многих станциях попросту отсутствовали обязательные видеокамеры. Но больше всего поразило вот что: кое-где вместо камер слежения были установлены муляжи! Получается, деньги на безопасность нашли, а безопасности как не было, так и нет. Не окажется ли в нашем случае так, что деньги на эксперимент выделили, а при подведении итогов обнаружим «муляжи»?..
– Если не будем замалчивать ошибок, то есть в достаточном количестве оснастим школы учебными пособиями, сделаем их доступными для всех участников эксперимента, то от «муляжей» можно будет избавиться. 
В противном случае с этими «муляжами» мы двинемся дальше, выдавая их за элементы духовного воспитания и надеясь на позитивные изменения в обществе, рост гражданского самосознания и ответственности.        
– Как считаете, удалось Кураеву соблюсти ровную тональность в написании своего учебника, избежать миссионерства, проповедничества? 
– Автор до конца выдержал нейтральный тон, используя культурологический метод отчуждения – говорить о своем, как о чужом, воздерживаться от суждений, не задаваться вопросами, но принимать принятые в конфессии правила игры. Задача его очевидна – эмоции могли погубить саму благую идею духовного воспитания.
В религиях много недоказуемого, но нет ничего бессмысленного – традиций, слов, жестов. Я понимаю, что задача культуролога в том, чтобы расшифровывать таинство смыслов, делать их доступными для всех, переводить  на язык, доступный детям. Но знаете, что меня смущает? Мне кажется, в книге Андрея Кураева не хватает эмоций.
Возможно, эмоциональную составляющую автор оставил за учителями, полагая, что они, несмотря на его убедительные просьбы подходить к преподаванию максимально бесстрастно, все равно не смогут обойтись без ярких красок и восклицаний. 
Если педагог выказывает отстраненность, значит, он утратил веру – не в Бога, а в силу и верховенство знания!
– В общем, как ни маскируйся, а учитель подобен Орфею, который силой и красотой своего голоса сумел перепеть сирен и тем самым уберег от неминуемой гибели аргонавтов...
– Именно! Я сразу же вспомнил гениальную скульптуру Эрнста Неизвестного – Орфея,  у которого в грудной клетке – арфа. Там, в душе, и находятся золотые струны, звучание которых превращает поэта, художника, учителя, кого угодно, в творца, способного вести за собой, дарить радость и добро. Только силой этой очищающей и просветляющей музыки, идущей изнутри, а значит, от Бога, можно перепеть экстремистов, радикалов, сектантов, неофашистов, националистов – тех, кто сбивает наш корабль с истинного курса.   
– Основы религий и светская этика столь же бесстрастны?
– А вот к этим учебникам претензий у меня куда больше. Оба они, на мой взгляд, выдержаны в русле воинствующего атеизма. Поймите правильно, я не против атеизма, но если мы отказываемся рассматривать историю религий и светскую этику в призме мировых конфессий, зачем вообще было выделять их в самостоятельные курсы?
– Вы хотите сказать, что этика и история религий не выполняют задуманной воспитательной функции, а давать знания можно в рамках литературы, истории, мировой художественной культуры?
– 
Совершенно верно. А в светской этике постановка ряда вопросов и вовсе вызвала у меня откровенное негодование. Например, Аристотеля, Платона, Сократа подают как эталон атеизма, забывая при этом, что по всей Древней Греции стояли храмы и памятники в честь богов. Ученость известных древних математиков, историков, философов чаще происходила из веры. 
Вообще, противопоставлять науку и религию некорректно. Антропоцентризм, теоцентризм… Чем больше путей постижения истины, тем истина дороже.    
Псевдонаучный подход, на мой взгляд, просматривается и в назидательности, с которой поданы сложнейшие философские понятия. Зачем вообще детям забивать голову тем, кто и в каком году первый-второй-третий дал то или иное определение этики-эстетики? Материал сложен, перегружен неудобоваримыми терминами, с упоминанием множества имен. 
– Авторство в культуре вообще условно...
– А уж в рамках воспитательного курса просто неразумно и даже кощунственно.
В этом смысле ярким примером авторам учебников по светской этики и истории религий может служить Гавриил Державин, который не стал уподобляться предшественникам и переводить Горация («Воздвиг я памятник вечнее меди прочной…»), а создал свое стихотворение, понятное людям его времени («Я памятник воздвиг себе чудесный, вечный…»).
Истину, мысль, мудрость надо сделать своими, адаптировать и привить детям, чтобы они потом превратили их в личную сущность и не могли без них жить! В этом заключается одна из аксиом педагогики, почему-то не распространившаяся на эти два экспериментальных предмета.
– Еще до начала эксперимента говорили, что тот или иной курс надо давать в течение одного учебного года, а не разносить между четвертым и пятым классами...
– Возможно, и так, но сейчас я бы говорил о другом. 
На мой взгляд, если будет принято решение эксперимент продлить или же новый курс сделать постоянным, то все четыре конфессиональных модуля – основы православия, ислама, иудаизма и буддизма  – в том виде, в каком они сейчас представлены в экспериментальных учебниках, вполне можно преподавать не по выбору, а всем детям, независимо от их национальности и места проживания. Может быть, только в разных пропорциях в зависимости от школы. Например, в Ставрополе делать упор на православие, в Махачкале – на ислам, в Элисте – на буддизм.
Россия будет существовать до тех пор, пока наши народы живут в мире. А такой подход даст детям возможность лучше понять друг друга.
– Но такой подход - это еще подготовка благодатной почвы для изучения литературы, ведь те же «Основы православной культуры» Андрея Кураева сплошь построены на цитатах классиков: Алексея Хомякова, Алексея Толстого, Михаила Лермонтова, Аполлона Майкова, Дмитрия Мережковского... 
– Ну конечно же! А какую роль играет литература в школе, объяснять, думаю, не стоит. Это единственный предмет, который отвечает за духовность, воспитание гражданина и патриота.
Один из русских исламоведов начала прошлого века писал: «… можем ли мы, славяне, считать ислам экзотичным, когда судьба так тесно сплела нас с мусульманским миром?» Перелистывая справочник русских фамилий тюркского происхождения, то и дело встречаешь святые и славные имена русской культуры: Аксаковы, Тургеневы, Хомяковы, Чаадаевы… Список бесконечен. Все они потомки тюркской знати, которые переменили веру, но сохранили историческую память.
На протяжении веков восточная метафора накрепко срослась с русским словом. Да, российская словесность вдохновлялась идеалами христианства, но воздействие иудейской, буддийской, исламской духовности на русскую литературу и культуру не менее значимо. 
Случайно ли, например, что первым русским поэтом, который заговорил об исламе уважительно, был упомянутый мною Гавриил Романович Державин, гордившийся происхождением от золотоордынского мурзы Багрима и проведший детство в Казани?
Исламом был увлечен погибший в Тегеране Александр Грибоедов, вложивший фрагмент стихотворения Саади в уста Молчалина в «Горе от ума».
Разве можно, не имея понятия об основах ислама, проникнуться одним из удивительных и совершенных творений Пушкина – «Подражаниями Корану», – где в каждой строчке ощущается воздействие священной книги мусульман?
Или вспомните лермонтовские строки из «Демона»:
Клянусь я первым днем творенья,
Клянусь его последним нем,
Клянусь позором преступленья
И вечной правды торжеством...

Оказывается, многие суры начинаются именно словами клятвы, много пламенных клятв произнес и пророк Мухаммед.
Не прикоснувшись к духовности ислама, человеку православному невозможно ощутить весь трагизм шедевров Льва Толстого «Хаджи-Мурат» и  «Кавказский пленник», понять нравы кавказских горцев, заботы их повседневной жизни, подчиненной обычаям, в том числе религиозным.
То же можно сказать и о буддийских, иудаистских истоках русской литературы.
Напротив, не соприкоснувшись с культурой православия, носителям других конфессий никогда не постичь смысл и красоту большинства произведений русской классики, современной литературы, внутренне связанных с библейскими сюжетами. О таких параллелях и перекрестных связях религий, духовных начал в литературе можно говорить до бесконечности.
Отечественную литературу всегда отличали не только нравственность, духовность, сострадание, любовь, но еще невероятное богатство сюжетов. А распознавать их учащимся здорово может помочь культурологическая основа нового школьного курса.
Но если эксперимент по-прежнему останется закрытым от общества, мы добьемся прямо противоположного эффекта. Как это, к слову,  уже было с курсом этики и психологии семейной жизни, который пытались внедрить в школах в 1980-х годах и который так и остался духовным муляжом.

 

Беседовал
Олег ПАРФЕНОВ

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях