Мусорные слова

Криминализация русского языка стала нынче общенациональной проблемой – такой вывод делает в курсовой работе студентка факультета журналистики СГУ

Распространение уголовного жаргона началось еще в СССР. Тысячи людей отсидели в лагерях, тюрьмах, а выйдя на свободу, «заразили» криминальной лексикой общество. С жаргоном активно боролась советская цензура - вырезала, порицала, запрещала. Но, несмотря на это, блатная лексика проникла в нашу речь. Обогатилась, укоренилась, въелась в сознание.
Редко кому приходит в голову, что слова «липовый», «самотеком», «блатной», «крыть», «трепач» - криминального происхождения.
Кстати, слово «блат» означает преступление, а вовсе не дружескую услугу, как принято считать. А «блатной» - уголовный синоним слова «преступный». Именно так утверждают воровские словари, которым уж в этом-то (вот парадокс!) можно доверять.
Криминальный оттенок носят известные каждому слова: «убойный», «замочить», «шпана», «пацаны», «дать на лапу», «свиданка», «ксива» и т.д. Своей популярностью жаргонизмы во многом обязаны «бандитским» телесериалам, детективным романам, СМИ, засилью шансонов, воспевающих и поэтизирующих уголовную романтику.
Сленг заполонил уже все современное культурное и бытовое пространство. Никого не удивляет рекламный ролик, в котором желающим предлагается «смотаться за бугор», то есть отправиться в заграничное путешествие.
Жаргонная «капуста» - синоним слова «деньги» - стала в современном обществе художественным символом игорных домов. Идешь по улице, смотришь - на стене дома нарисованы кочаны. Сразу понимаешь: тут игровые автоматы!
Криминальная лексика укоренилась даже в среде интеллигенции, где теперь организовываются не встречи, а «тусовки». В редакциях газет сенсационный материал нынче принято называть «убойной статьей». А некоторые СМИ даже публикуют словари блатных терминов.
В связи с демонстрацией на Первом канале многосерийной телесаги «Апостол» главная российская газета на днях опубликовала на своих страницах подобный словарик, объяснив это так: «Мы… расшифровываем некоторые термины, которые звучат в фильме, чтобы зрители правильно поняли героев. Потому что даже режиссер Юрий Мороз не знает, например, что такое «балон» или «гумузница».
Что ж, уважаемому изданию удалось восполнить пробел в знаниях телезрителей - речь блатных персонажей они поняли, запомнили и теперь не упустят возможности «козырнуть» при случае лексикой, обогащенной «балонами» и «гумузницами».
Почти полвека назад, в годы хрущевской оттепели, шоком для советского общества стала публикация повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Люди впервые узнали о тайнах Гулага, о политзаключенных, которых сталинская власть держала в зонах и тюрьмах вместе с уголовниками.
Писатель-политзаключенный, испытавший на себе все ужасы тюремного быта, снабдил свое повествование словариком лексики обитателей Гулага - без него советский человек не смог бы понять многое. Но если тогда неискушенные читатели «спотыкались» на жаргонизмах, то сегодня «по фене болтают» даже детсадовцы!
Заражение языка получило массовый характер. Пожалуй, исключение составляют лишь те, кто «знает врага в лицо» и принципиально не желает засорять свою речь вульгарной «феней» - уголовной лексикой, созданной для того, чтобы скрыть преступные замыслы и быть непонятыми окружающими.
Слово «феня» произошло от термина «офеня» - так на Руси называли коробейников и мелких торговцев, которые складывали свой товар в короба и ходили по ярмаркам. Коробейники частенько мошенничали. Например, сбывали по баснословным ценам некачественные иконы, написанные на рыхлой липе.
Через пару десятков лет «липовая» живопись теряла качество и уже не представляла большой ценности в отличие от икон, выполненных на сосне, осине, кипарисе, которые могли храниться еще 200 и более лет (!) и, естественно, стоили дороже. Но поскольку покупатель не мог отличить липу от сосны, ему продавали некачественный товар по цене качественного. Такой вид мошенничества и получил название «продать липу».
Лотошники часто и сами становились жертвами профессиональных воров. Для своего круга в целях конспиративного общения они придумали особую речь, чтобы никто из посторонних не догадался, кто и сколько привез товара, где он хранится, какую получили выручку.
Ворам эта засекреченная лексика пришлась по нраву: «феня» быстро завоевала популярность среди нищих, бродяг, обитателей тюрем. Речь стала достоянием профессиональных преступников и обогащалась все новыми терминами, которые у нас сейчас на слуху. Вот некоторые из них:
«Рвать когти». Совершив какое- то преступление, бандит тут же подельнику предлагает «рвать когти», то есть бежать.
«Париться». Сидеть заключенному долго-долго, «париться на нарах» в затхлой прокуренной камере, убивая время игрой в карты или нарды; проиграть все свои пайки, последнюю рубаху и помирать от голода.
«Козлы, крысы, мужики…» В камере заключенные делятся на сословия.
«Козлы» - доносят начальству на сокамерников, ради лишней пайки и поощрения.
«Крысы» - подворовывают у своих же.
«Шныри» - пресмыкаются перед тюремным начальством и сокамерниками, обслуживают заключенных, убирают в камере, выполняют приказания.
«Мужики» - с достоинством и без нарушений «мотают» срок, не позволяя унижать себя ни тюремщикам, ни сокамерникам.
«Вор в законе» - высшее сословие. Сокамерники ему прислуживают, как князю, боятся и уважают. Все лучшее - место, еда - достается ему.
«Бабло». «Капуста», «бабки», «копейка», «лаве». Деньги на тюремном жаргоне имели множество обозначений. Оно и понятно, без денег и в тюрьме не проживешь: не купишь еды, не достанешь сигарет с коноплей, не сыграешь в карты...
«Хавать». В тюрьме кормят баландой - водой с салом, капустными листьями, порченой картошкой. Такое можно только «хавать».
«Халява». Когда заключенный получает посылку от родственников, сокамерники ее или отнимают, или предлагают поделиться с ними безвозмездно - «на халяву».
Выйдя на свободу, бывший арестант старается не говорить на «блатной фене», чтобы не привлекать к себе внимание и скрыть прошлое.
Зато все российское общество говорит на жаргоне уголовников!
«Слово - психологическое явление», - сказал еще в 1903 году И.А. Бодуэн де Куртенэ, ученый казанской лингвистической школы. И действительно, слово способно передать дух обиталища, охарактеризовать говорящего! А может сформировать его сознание.
Наглядное воздействие криминальной речи проявляется даже в изменении внешности человека. Возьмем в качестве примера исполнителей шансона. Мимика, черты лица, одежда, движение, выражение глаз, внутреннее наполнение - все подчиняется избранному стилю. Лирика уголовников никогда не научит восприятию красоты, гармонии, потому что ее образы искажают мир до уродливости, смешивают понятия «хорошего» и «плохого».
Жаргон уголовников состоит из устоявшихся словосочетаний, иностранных заимствований, подкрепляется бурными жестами, что объясняется скудностью лексического запаса. Один и тот же термин выступает в роли междометия, существительного и глагола.
Невольно вспоминается философское загадочное выражение: «Слова ваши осудят вас». Как слова вообще могут кого-либо осудить? Но, если представить, что слово - показатель душевного наполнения, образа жизни, мировоззрения конкретного человека, то все становится понятно.
Речь лучше всего свидетельствует о тех или иных психологических процессах. Наше сознание оперирует словами. Слова - хлеб ума. А если намеренно кормить его уродством, вульгарностью, гнилью, какое же сформируется сознание?

Светлана ФАТЬЯНОВА,

студентка факультета  журналистики СГУ

Используете ли вы в своей речи жаргонные словечки?

Алексей ОКУНЬ, студент филологического факультета СГУ, Ставрополь:
– Уголовные словечки, жаргонизмы звучат повсюду, потому что вся молодежь говорит на сленге, своего рода штампах. А к штампам быстро привыкаешь, общаться друг с другом как-то иначе становится труднее. Я, хоть и будущий филолог, но сам иногда использую жаргоны. Как забываю про самоконтроль, так мусорные словечки сами и вылетают...
Лариса ПРОЗОРОВА, редактор еженедельника «Телекурьер», Пятигорск:
– Блатная речь, увы, популярна, она врезается в память, даже если человек не использует жаргонизмы в речи, а только слышит. Некоторые люди употребляют сленговые словечки при общении, чтобы выглядеть современными. В привязанности к словесному мусору есть момент какого-то рабства. По-другому уже мы не можем. Жаль, что мы, носители русского языка, бездумно пренебрегаем своим главным достоянием!
Маргарита КОВАЛЕВА, оператор связи почты села Донское Труновского района:
– Жаргон – это обыденное и неизбежное явление. Конечно, если на «фене» говорят интеллигентные люди, то со стороны это выглядит некрасиво. А если алкоголики и воры – вполне естественно. Просто каждый выбирает для себя то, что соответствует его внутреннему состоянию и что диктуют ему внешние обстоятельств, среда обитания. Я, бывает, тоже говорю на сленге, когда этого требует ситуация, например, чтобы вписаться в определенный круг людей.
Мой сын Руслан живет со своей семьей в Америке. Дети его родились там. Америка – их родина, английский – родной язык. Но дома вся семья говорит на чистом русском, не опошленном жаргонизмами, потому что живут в «стерильной» языковой среде.
Александр КУСАКИН, плотник ЧП «Берегиня», село Александрия Благодарненского района:
– Я думаю, что общество сейчас просто отравлено уголовной лексикой. Даже в художественных фильмах только и слышно: «лох», «стукач», «западло». В телесериалах постоянно кого-то убивают, насилуют, стреляют, а заодно «впаривают» нам криминальную лексику. Так что пичкает нас бескультурьем, в первую очередь, «ящик».
Почему уголовная лирика так популярна в народе? Да потому, что ее увлеченно навязывают и пропагандируют. Вот создали радиостанцию «Шансон», где круглосуточно крутят блатные песни. Даже премию «Шансон года» учредили. Вся эта уголовная поэзия: «Ах, Кресты, мои Кресты, судеб взломанных полверсты», –просто уже в зубах навязла.
Олег ТРЕТЬЯКОВ, студент СтГАУ, Ставрополь:
– А мне нравится блатная речь. По крайней мере, она не так фальшива, как светский язык. В светском мире все наигранно, лицемерно. А жаргон называет вещи своими именами. Я себя не считаю хорошим человеком и прикрываться красивыми фразами не хочу. Поэтому и говорю, как хочу и как мне нравится, – исключительно на жаргоне.
Владимир САФОНОВ, настоятель Свято-Преображенского храма, Ставрополь:
– Церковь учит людей стремиться ко всему светлому: к гармонии, чистоте, любви, к Богу. В том числе и в общении. Речь формирует наше сознание, влияет на поступки. А если мы позволяем себе высказывания заниженного морального уровня, то ориентируемся на низкую планку жизни.
Слова, как и мысли, материальны. Значит, за каждую мысль, каждое слово, каждый поступок, хотим мы того или нет, дадим ответ на Страшном суде.
Екатерина ГРИМАЙЛОВА, детский массажист ЧП «Радуга», Кисловодск:
– Я ничего не читала о происхождении криминальной лексики, не изучала воровских словарей. Но на интуитивном уровне ощущаю, что уголовный сленг похож на оружие, которым размахивают и бьют собеседника, даже ранят его, а случается, и убивают его тяжелым страшным словом.
Николай ТАБУРЕТКИН, бывший заключенный, агент по недвижимости, Ставрополь:
– Каждая среда рождает свою лексику. В камере, на зоне все говорят на жаргоне. Тюремная среда вынуждает изобретать особую лексику. Для чего? Чтобы люди могли лучше понять друг друга, ощутить себя единым целым, переброситься информацией, не доступной для понимания охранников.
Но на свободе этот жаргон не нужен. Когда я вышел из тюрьмы, то приложил много усилий к тому, чтобы очистить свою речь от «блатняка» и стать нормальным человеком! Но если встречается бывший «кореш», тюремные словечки то и дело всплывают в разговоре.
Алла ЛОТОЦКАЯ, заместитель начальника коммерческого отдела ООО «Симпекс», Ессентуки:
– Безусловно, жаргон или сленг в обыденной речи у многих из нас присутствует. Но я не уверена, что у всех этих выражений уголовное происхождение. Любимые словечки есть у всех возрастных категорий и социальных слоев. Употреблять их или нет – зависит, в первую очередь, от уровня воспитания человека. Я, например, в силу своей работы сталкиваюсь с разными людьми, но назвать деньги «баблом» у меня как-то язык не поворачивается.
Эдуард ВАЛЕЕВ, сотрудник агентства недвижимости «Статус КМВ», Ессентуки:
– Я в Ессентуки приехал всего полгода назад из Саратова. Мой круг общения – люди довольно молодые. А молодежная речь, как известно, в любом городе насыщена «феней» до предела. Только у саратовской молодежи – одни «фирменные» словечки, а у ессентукской – другие. А вот изъясняться правильным русским языком для некоторых уже стало очень затруднительно.
Олеся ПОТЫЧЕНКО, работник отдела кадров санатория имени Сеченова, Ессентуки:
– Я стараюсь следить за своей речью, чтобы не вылетело невзначай какое-нибудь дурное слово. У меня все-таки сын растет. Хотелось бы, чтобы он думал и разговаривал на нормальном русском языке, а не какими-то вбитыми в голову уголовными штампами.
Если человек разговаривает на литературном языке, не поддается общему искушению употреблять новомодные словечки, то и думать он научится самостоятельно, и в криминальную компанию его будет втянуть не так просто.
Андрей ДУБИНА, мастер по ремонту сотовых телефонов, Ессентуки:
– Я лично сленговые словечки употребляю, но они у меня «технического» происхождения, связаны исключительно с работой – всякие там «флэшки», «симки» и т.д. Даже поговорку изобрел: «Флэшка есть - ума не надо».

Светлана ХАХОВА, студентка 4-го курса ессентукского филиала Российского университета дружбы народов:
– Хоть я сама и стараюсь избегать жаргонных словечек, в молодежной среде они очень распространены. У студентов вообще свой собственный – студенческий – жаргон. И говорит он, скорее, не о криминализации, а о технической «продвинутости» молодежи, жизнь которой уже невозможно представить без «компов» и «сотиков».
Ирина ХЛЕБНИКОВА, тренер клуба спортивно-бального танца «Мечта», Ессентуки:
– Речь является отражением человеческого мировоззрения. Если в нашей речи много уголовной лексики, значит и живем мы соответственно. У нас самый коррумпированный край: в ленте новостей – одни уголовные дела на мэров да на депутатов. Какую же еще лексику вы хотели услышать в такой среде?
Александр ДОБРОВ, пенсионер, член совета гражданского комитета по защите конституционных прав граждан, Ессентуки:
– История слов, которые на первый взгляд кажутся нам уголовными, может оказаться совершенно неожиданной. Например, словечки «кенты», «менты», вполне возможно, имеют истоки далеко не криминальные. «Кентами» могли назвать людей, курящих сигареты «Кент»: уж если сигареты из одной пачки, то и люди, скорее всего, – друзья. А «менты», возможно, – люди с одинаковым менталитетом. Раз менталитет у них криминальный, то и словечко будет казаться соответствующим.
А потом, у нас столько профессуры по политической статье отсидело в лагерях, что, думаю, криминальный сленг в определенный период был даже более ярким и выразительным, чем зашоренная бюрократическая речь, когда мы знали только одно: «Мы не пашем, не сеем, не строим – мы гордимся общественным строем».
Александр СЫАНТОВИЧ, студент 4 курса ессентукского филиала Российского университета дружбы народов:
– У нас на КМВ народ выживает только торговлей. А «человек торгующий» никуда не движется, не растет – он деградирует. И это заметно даже по его речи, в которой полно жаргонизмов: «бабки», «откат», «дать на лапу», «впарить», «откосить»… Честно признаюсь, мне с такими людьми не интересно даже разговаривать.
Наталья ТОМАШЕВСКАЯ, доктор философских наук, профессор филиала Российского университета дружбы народов, Кисловодск:
– Мне кажется, что криминальную лексику используют только те люди, которые не ценят и не чувствуют своего «Я». Употребляя жаргонные слова, гораздо проще показаться «своим» и быть принятым в определенные неформальные компании. Это своеобразная психологическая защита.
Даже я иногда использую такой психологический прием в своей педагогической практике. К примеру, читаю студентам лекцию, чувствую, что устали, не слушают – вверну им какое-нибудь до боли «свойское», но совершенно «чужое» для меня словечко: сразу как будто оживают, слушать начинают гораздо внимательнее. Наверное, ждут, что я еще что-нибудь похожее выдам…

Опрос провели

Елена СУСЛОВА и Светлана ФАТЬЯНОВА