Наш человек в Париже

В позапрошлом номере наша газета рассказала о том, что обозреватель «Открытой» Антон Чаблин, приглашенный на  международный Университет демократии, побывал сразу в четырех европейских столицах: культурной – Париже, политической –  Страсбурге, финансовой – Люксембурге и курортной – Баден-Бадене. Сегодня он делится парижскими впечатлениями.

В Париже летная погода
Признаться честно, в Европе я был первый раз – для любого просвещенного россиянина факт почти позорный. Вот другие члены нашей обширной делегации, оказывается, с деловыми поездками исколесили половину европейских стран. 
Впервые сопоставив российскую и французскую действительность, я испытал настоящий культурный шок. Сразу скажу, что сравнение – по всем пунктам! – не в пользу нашей страны, которую власти так усиленно пытаются представить «европейской». Им из окон Кремля, наверное, виднее… 
Уж не говорю о том, что в Airbus  хотя бы можно вытянуть ноги во время многочасового перелета, а в наших «тушках» чувствуешь себя селедкой, закатанной конвейерным способом в банку. Да и отношение к пассажиру на российских авиалиниях такое же, как к селедке, – от фигуристых стюардесс даже дежурной полуулыбки порой не дождешься. 
Впрочем, ругать отечественную авиацию ныне стало делом таким же привычным, как и ругать московский «Спартак» или «Ладу калину»… Первое же по-настоящему свежее впечатление от Франции – это вид из окна нашего Airbus, заходящего на посадку в Париже. Ровнехонькие, словно отчерченные по линеечке примерным первоклашкой, квадратики полей – невооруженным глазом видно, что тут не пропадает впустую ни один квадратный метр. 
Вокруг Парижа не встретишь огромных уродливо-безликих гипермаркетов или полузаброшенных промзон, как в Подмосковье. Рачительные французы научились использовать всё, что дала природа их стране, которая по размерам даже меньше ЮФО. 
Итак, мы прибыли в аэропорт Шарля де Голля. Это чудо инженерной и архитектурной мысли не чета совковому Шереметьево. Через каждые полсотни метров по всему аэропорту есть ярко окрашенные стойки-терминалы, где можно бесплатно подзарядить мобильник и выйти в Интернет (правда, уже за деньги – четверть часа в глобальной сети стоит два евро, это примерно 90 рублей). 
Зато в «шерике» (как презрительно называют свой главный аэропорт москвичи) лишней розетки днем с огнем не сыщешь. От моей отчаянной просьбы подзарядить подсевший телефон (с приплатой, конечно) отмахнулись даже в «Евросети». Причем с циничной мотивировкой: начальство, мол, запрещает помогать пассажирам – слишком их много, и все равно всем не услужишь.
В залах прилета и отлета аэропорта Шарля де Голля стоят мягкие, удобные кресла и диванчики, и их очень много – чтобы люди могли спокойно отдохнуть и переночевать. На все задыхающееся от перегруза, но снобистское Шереметьево кресел не больше полусотни, и ночные пассажиры (к их числу относился и я) вынуждены спать разве что не вповалку на полу. 
Прямо из здания парижского аэропорта идут поезда RER (регионального экспресс-метро, это нечто среднее между электричкой и привычным нам метро), а от здания – множество автобусов. 
Заметьте, никаких маршруток, от которых стонут российские города. В то же время в Шереметьево-2 нужно от зала прилета до здания железнодорожного вокзала тащиться по недостроенной эстакаде вместе с багажом минут десять, кляня все на свете.
И многоуровневая авторазвязка действительно избавляет аэропорт Шарля де Голля от многокилометровых пробок (которые, казалось бы, в одном из крупнейших аэропортов Европы неизбежны), а в «шерике» развязка сделана так по-дурацки, что пробки не рассасываются, а лишь множатся. 
И подобных символичных деталей – десятки, сотни. Разительное, непреодолимое различие России и Европы видишь на каждом шагу, в любой мелочи. В одной стране все продумано и сделано для удобства простых людей, а в другой – для удобства (а то и просто ради удовлетворения амбиций и понтов) отдельных столоначальников. 
В этом, думается мне, и есть причина нашего вечного отставания (сначала догоняли и перегоняли Америку, потом Португалию, теперь измельчали до Белоруссии), и чтобы победить его, нужно под корень изничтожать всю нашу российско-совковую ментальность с ее «и так сойдет», «чего изволите» и «не пущать». А это дело многих – и многотрудных! – лет.

Эй, ямщик, поворачивай к чёрту!
Впрочем, от диалектики вернемся к эстетике. В Париже мне довелось побывать два дня – после прилета и перед отлетом домой. С удивлением узнал, что город, считающийся одной из мировых столиц, – это всего-то два миллиона человек и чуть больше ста квадратных километров территории (представьте, почти как Ставрополь). 
Видимо, чтобы принизить значимость этой не самой лестной для них цифры, парижане придумали такое понятие, как «Большой Париж» – это город со всеми многочисленными и густонаселенными пригородами. При таких расчетах население получается больше десяти миллионов (но все равно не дотягивает даже до матушки-Москвы). 
Весь город делится на 20 районов, которые на карте расположены словно улитка. Граница между Парижем и пригородами идет по бульвару Периферик – это неширокая кольцевая автодорога длиной примерно сорок километров (что-то типа МКАД). От нее в глубь жилых массивов отходят построенные еще в 1860-е годы маршальские бульвары, названные по именам наполеоновских маршалов, – это второе транспортное кольцо Парижа. 
Вообще, в Париже нет широченных, заполоненных машинами проспектов, как в Москве. Пожалуй, самая большая улица – Елисейские Поля с восемью полосами движения в обе стороны. Вместе с тем на дорогах (как внутри города, так и за его пределами) никаких пробок. Вокруг Парижа огромное количество авторазвязок, причем порой весьма причудливых, проезжая которые только диву даешься – и как инженеры такое чудо сотворили. 
Над автобанами висят электронные табло, где регулярно отражается текущая дорожная обстановка: интенсивность движения по разным направлениям, наличие аварий и, соответственно, пробок – чтобы водитель мог быстро сориентироваться и съехать на более удобную трассу. 
Не встретишь за пределами города ни светофоров, ни постов ДПС – скорость машин меряют автоматические радары, установленные на разделительной полосе. Превысил парижанин скорость – радар его фотографирует, и через пару дней по почте нарушитель получает квитанцию об уплате штрафа. 
Могу сказать, что легендарное качество европейских автобанов (будто здесь ни одна капля не расплещется из полного стакана) – враки. На кочках потряхивает, пусть и редко. В России уже научились строить дороги не худшего качества.

Куда подевались Porsche?
По парижским улицам снуют непривычные для нашего глаза двухдверные малолитражки (ну совсем игрушечные!), огромное количество мопедов, мотоциклов и трициклов – для мототехники в городе даже есть специальные стоянки рядом с автомобильными. И для практичных европейцев такой неказистый транспорт - самое то: не надо сильно тратиться на бензин, удобно протискиваться по узеньким парижским переулкам, да и парковаться можно без проблем. 
Наивно полагать, что в легендарном городе есть убогие гаражные ко-оперативы или замызганные «ракушки» – парижане бросают машины прямо на улицах (и без того узких) под окнами своих квартир. 
Мэрия идет навстречу водителям: в городе практически нет газонов, всё пространство между дорогой и тротуаром покрывает панцирь из брусчатки, куда без зазрения совести и можно загонять авто. 
К слову, машин азиатской сборки в Париже почти не встретишь – в основном «европейцы»: французы патриотично поддерживают своих производителей. Нет на парижских улицах и навороченных Jaguar или Porsche, которых полно в нашем провинциальном Ставрополе. Французы не любят кичиться богатством, хотя уровень жизни здесь куда выше, чем в  нашем городе.  
Зато банковские клерки и бизнесмены (а 85% населения Парижа занято в сфере услуг) не стесняются колесить на велосипедах. Представьте картину: солидный мужчина в дорогом костюме и очках в золотой оправе крутит колеса велика, спеша на работу. 
Специально для таких товарищей два года назад мэрия города создала сеть проката велосипедов Velib. 
Прокатные станции теперь есть почти на каждом перекрестке – велики в ряд пристегнуты к раскрашенным в ярко-зеленый цвет металлическим столбам: опустил в терминал монетку - и поезжай себе до нужной станции (конечно, в пределах города), где велосипед можно снова «пристегнуть».

«Плоский» город
Карта Парижа удивит нашего соотечественника – тут нет привычных для российских городов квадратиков-кварталов, оставшихся в наследство от советского конструктивизма. 
Собственно, современный облик Парижа сформировался во второй половине XIX века, когда вместо кособоких деревянных лачуг волевым решением стали строить однотипные каменные особняки. Руководил этим процессом барон Жорж Осман, сенатор и архитектор, поэтому нынешняя парижская архитектура (да, впрочем, и многих других французских городов) носит название османской. 
Суть ее в следующем. В городе много круглых площадей, от которых радиально расходятся жилые улицы, а угловые дома сходятся к площадям, словно носы бригантин. 
Типичный парижский домик называется hotel particulieur (в переводе – «частный особняк»): два-три этажа, в разрезе имеет форму буквы П, между «ножками» которой расположены внутренний треугольный дворик с садиком. 
И власти, и простые парижане очень трепетно относятся к облику своего города-легенды. В центре Парижа даже запрещено вешать на окнах домов цветные занавески и сажать слишком яркие цветы – это вам не улица Доваторцев или проспект Кулакова, при виде которых любого европейского архитектора хватил бы инфаркт. 
Не сыщешь в Париже обыденных примеров российского жлобства: лавочки и урны стоят целехоньки, таксофоны есть на каждом углу (и даже трубки не вырваны!), трамвайные остановки и фонарные столбы не обклеены в сто слоев объявлениями.
Вообще, в Париже почти нет назойливой рекламной «наружки» – на каждый перекресток не больше одного-двух щитов с лаконичной рекламой парфюма или ювелирных изделий (как-никак столица стиля!). 
В общем, весь Париж – один огромный архитектурный шедевр, даже редкие новоделы (например, знаменитая стеклянная пирамида перед Лувром, построенная в 1989 году) в исторический контекст вписываются очень органично, поскольку трудились над ними именитые и патриотичные архитекторы. 
Вполне пристойно выглядят даже пригороды – это не нагромождение безлико-серых коробок, как в нашем Юго-Западном районе или столичном Бутове, а многоцветье веселеньких небольших особнячков. 
Вообще, строить высотки в городе запрещено – для них специально отведены пара-тройка отдаленных деловых кварталов и целый пригород Дефанс. Наверное, поэтому новострои из стекла и бетона (например, двухсотметровый «костыль» Башни Монмартра) вызывают горячую ненависть парижан, едва ли не сильнее, чем у москвичей – раскоряченный церетелевский Петр Первый на Москве-реке. 
М-да, хотел бы я поглядеть на того парижского мэра, который залихватски разрешил бы строить в черте своего города гипермаркеты и бизнес-центры, снося ради этого старинные особняки (вон, половину Невского проспекта в Питере уже разровняли бульдозерами ради бутиков и элитных многоэтажек). Такому горе-чиновнику руки бы народ оторвал, безо всяких прокуратур и полиций… 
Впрочем, в столь трепетном отношении парижан к историческому облику города есть и доля прагматизма: туризм – одна из основных статей дохода в парижском бюджете. 
Туристов по городу бродят в буквальном смысле толпы, ради чего сам процесс обзора достопримечательностей уже умудрились автоматизировать. 
Например, заходишь в Нотр-Дам де Пари, около входа стоит электронный «служка» – опускаешь в него монетку в два евро, и тебе в ладони выпадает круглая свечка, которую можно поставить любому святому.

Русские идут!
В центре города туристических автобусов едва ли не больше, чем личных авто самих парижан. Причем не без гордости замечу, что на борту каждого из них красуется реклама водки Polyakov – брэнд хоть и французский, но владелец его точно из наших эмигрантов. 
Вообще, всего русского в Париже много (наших туристов ежегодно приезжает сюда около 150 тысяч человек, и тратят они свыше 70 миллионов евро – больше только китайцы и американцы). Вот недавно на самой знаменитой и пафосной парижской улице – Елисейских Полях – помпезно открыли офис «Газпрома». Правда, европейские компании офисы здесь не покупают, поскольку это безумно дорого, а вот клиентов немного, ведь Елисейские Поля – торговый бульвар (ну а все офисы, как мы уже говорили, сконцентрированы в отдаленных районах города). 
Прогуливаясь по полукруглой площади Трокадеро (это одна из главных обзорных площадок Парижа, откуда видна Эйфелева башня), с удивлением услышал за спиной: «Подози, подози! Дёсива отдам, дёсива, дёсива!» Улыбающийся во весь рот негр, увешанный с головы до пят стеклянными и медными эйфелевыми башенками, пытался впарить одну такую моему приятелю из нашей делегации. «Дёсива» – это оказалось три евро за три сувенира, то есть около 130 рублей. 
Правда, с засильем туристов связаны и немалые неудобства для самих парижан. В городе, особенно в его центральной части, очень мусорно – по обочинам дорог тянется белая лента из бумажек и пакетов. 
Поэтому мэрия проявляет смекалку при решении вопроса санитарной очистки: каждый вечер по улицам пускают сильный поток воды, и он смывает весь скопившийся за день мусор в ливневку, оттуда отходы затем поступают уже в загородные сортировочные цеха. 
 

Мечеть Парижской Богоматери
Мы прибыли в Париж, когда город готовился к главному французскому  празднику - Дню взятия Бастилии. На площади Согласия и на Елисейских Полях строили белоснежные трибуны для высоких гостей – здесь из года в год устраивают военный парад и шоу фейерверков.
Есть еще одна недавняя (и трагическая) традиция, связанная с Днем взятия Бастилии, – в канун праздника в парижских пригородах неизменно пылают машины. 
Так куражится арабская молодежь (исламская община в городе насчитывает примерно 200 тысяч человек, основную ее массу составляют выходцы из стран Магриба, или Северной Африки, - Марокко, Алжира, Туниса). 
Погромы произошли и в нынешнем году. Поводом стала странная смерть в южном городке Фирмини 21-летнего араба, задержанного полицией, – он якобы повесился в камере полицейского участка. После этого начались волнения в самом Фирмини, которые быстро распространились на всю страну. 
Только в пригородах Парижа молодые исламисты сожгли пару полицейских участков и три сотни машин (еще раз напомню, в городе нет охраняемых стоянок, машины стоят прямо под открытым небом). 
После таких новостей становятся понятны опасения французов относительно засилья иммигрантов – арабов, индусов, негров. Некоторые парижские районы и вовсе напоминают восточный базар: на тротуарах высятся пирамиды экзотических фруктов, в ряд висят вывески кальянных и закусочных Doner kebab (это шаурма по-нашему, только вполне себе гигиеничная). При этом, кстати, на весь город приходится всего две мечети (для сравнения: даже православных храмов – больше десятка), поскольку коренные французы истово противятся их строительству.  
Даже на центральных улицах Парижа постоянно встречаются темнокожие дамы в необъятных цветастых сари, с огромными серьгами и высоченными прическами. Как будто прогуливаются они не по Парижу, а где-нибудь по Найроби. 
Правда, так нарочито подчеркивают свою культурно-национальную идентичность в основном люди среднего и пожилого возраста. 
Молодежь же в общей массе старается выглядеть как обычные европейцы (что, впрочем, не мешает самым радикальным ее представителям громить полицейские участки). 
Поэтому парижские полицейские всегда начеку (чем мало отличаются от российских коллег). Так, в аэропорту Шарля де Голля они «выудили» из нашей делегации представителя одной из кавказских республик с характерной внешностью и дотошно проверяли документы, а затем принялись бесцеременно потрошить чемодан, выискивая, видимо, взрывчатку. И это при том, что Франция – та европейская страна, которая меньше всего пострадала от терроризма. С таким реноме расставаться, понятно, французам не хочется.

Антон  ЧАБЛИН
Продолжение «Наш человек в Страсбурге, часть 3-я» читайте в следующем номере.