Поиск на сайте

За героическое спасение тяжелораненых красноармейцев на оккупированной территории Ставрополья в годы Великой Отечественной родина отплатила медикам допросами и десятками лет лагерей

 
Первый правдивый рассказ спустя 20 лет
 

«Бой без единого выстрела». Публикация под таким заголовком вышла в свет в далеком 1963 году в «Известиях».

Автор ее, собкор газеты по Ставропольскому краю Леонид Иванович Бехтерев, впервые публично рассказал о подвиге врачей и жителей Кисловодска во время немецкой оккупации, ценой собственной жизни на протяжении пяти месяцев спасавших раненых советских бойцов и командиров.

Взяться за эту сложную по тем временам тему журналиста подвигло письмо в редакцию инвалида Великой Отечественной Виктора Колесникова с просьбой рассказать о неизвестной странице нашей истории и ее героях.

Чтобы воссоздать картину двадцатилетней давности, Бехтерев обратился к архивам, но многие документы оказались засекречены. Восстановить события помогли работники и пациенты подпольных госпиталей, а также местные жители, которые наравне с врачами и медсестрами ковали победу на занятой врагом территории.

Это действительно был настоящий бой, хотя и без выстрелов, - сражение за жизни раненых советских солдат и офицеров Красной армии. Бой, не имеющий аналогов, требующий от его безоружных участников беспримерного мужества, самопожертвования, изобретательности.

Еще до прихода немцев оставшиеся в оккупации медики в течение нескольких суток, без сна, переписывали истории болезни раненых, боевые раны выдавали за бытовые травмы, выдумывали диагнозы переломов, опухолей, инфекционных заболеваний.

Военные по карточкам превращались в рабочих и колхозников, среди которых не было уже коммунистов, евреев, командиров, политработников, комиссаров. Личные вещи раненых уничтожались, документы, ордена, письма родных, обмундирование прятались в надежных тайниках.

Уже в наше время воссоздать картину того, как работали подпольные госпитали для советских воинов, помогли не только воспоминания очевидцев, но и рассекреченные архивные материалы. Однако и по сей день в той истории многое остается невыясненным.

 
 
Умоляли врачей забрать раненого домой
 

Когда ответственные товарищи горкомов, начальники и комиссары эвакогоспиталей «заблаговременно» бежали в тыл, заботу о раненых взяли оставшиеся с ними врачи и медсестры, сохранив верность своему профессиональному долгу, родине, самим себе. Обстоятельства были таковы, что решения приходилось принимать незамедлительно, на счету была каждая минута.

Девятого августа в Кисловодск вернулось два состава с 1400 ранеными - путь к отступлению был отрезан. Часть бойцов и командиров разобрали местные жители, как потом свидетельствовали врачи, «буквально умоляя взять на попечение одного или нескольких из них».

Встал вопрос, где и как разместить остальных, в основном тяжелых, лечение которых требовало срочного хирургического вмешательства. Для этих целей определен был соседний с вокзалом санаторий  им. Н.А. Семашко, в котором до недавнего времени размещались эвакогоспитали №2041 и №2042.

На базе санатория, получившего название больницы №1, был создан комитет Красного Креста по организации помощи раненым, который возглавил военврач 2-го ранга Федор Пантелеймонович Ковтун. Замом его выбрали врача С.А. Саркисяна, секретарем - М.Е. Гонтарева, заведующего отделением - Л.Н. Немсадзе, завхозом - И.Д. Уткина, комендантом - Д.П. Кобзарёва.

По сути, была предпринята попытка действовать под эгидой Международного Красного Креста в соответствии с Гаагской конвенцией о военнопленных. Над крышей больницы была поднята простынь с большим красным крестом, нарукавные повязки с красными крестами обязали носить всех без исключения сотрудников. До прихода немцев кроме комитета другой власти в городе не существовало, а потому его членам приходилось решать самые разные вопросы.

Так, единственным спасением от голода 90 воспитанников эвакуированного в Кисловодск детского дома стало решение комитета ежедневно из скудных запасов больницы выделять ему 45 килограммов хлеба.

Своим распоряжением Ф.П. Ковтун создал оперативные бригады для охраны брошенного имущества в опустевших корпусах эвакогоспиталей. Медикаменты, мягкий инвентарь, часть оборудования перенесли в больницу. Для населения были открыты амбулатория и аптеки, создана бригада медиков для оказания помощи раненым на дому.

Комитет организовал сбор средств, лекарств, продуктов и вещей для раненых. Люди шли кто с чем: с ведром картошки, корзинкой кукурузы, бутылкой молока…

Женщины несли одежду своих ушедших на фронт мужей, а когда и ее не хватало, шили куртки и брюки из больничных халатов и одеял. Многие предлагали свои услуги санитарок и нянечек.

Вот что вспоминала доктор Матрона Романовна Семенихина, за которой впоследствии закрепили третий корпус первой больницы Красного Креста:

«Девятого августа утром моя сестра-старушка, желая узнать о создавшейся обстановке, пошла в город, но быстро вернулась, сообщив, что перед вокзалом вывешено воззвание раненых к врачам о помощи, а также к техникам о восстановлении водоснабжения. При этом добавила: «Иди и помогай им».

Ситуация в городе осложнялась тем, что перед отступлением наших войск были уничтожены хлебозавод, электростанция, водопровод, бани, радиоузел. Помощник начальника госпиталя Иван Дементьевич Уткин разыскал оставшихся в городе специалистов.

Уже скоро в госпитале сумели наладить подачу воды из резервного бака, разогрели санпропускник, готовили обед, стирали белье, в операционных кипятили инструменты...

 
 
Двести операций на вражеской территории
 

А с вокзала и бывшего санатория им. Андреева, где располагался эвакопункт, на носилках в больницу все несли и несли раненых. Когда  обходили брошенные госпитали, вспоминала Матрона Семенихина, в бывшем санатории им. Горького обнаружили раненого, который, посчитав себя брошенным, пытался покончить с собой. Чудом его удалось спасти.

Большая партия раненых прибыла в город из госпиталей Микоян-Шахара (Карачаевск) и Черкесска. Вернулись красноармейцы, эвакуированные накануне без сопровождения врачей пешим порядком в Нальчик.

На следующий день, 10 августа, в город прибыл еще один эшелон с 650 тяжелоранеными из Пятигорска. Тех, кого не разобрали местные жители, распределили между больницей №1, санаторием им. Сталина (эвакогоспиталь №2044), получившим название больницы №2 и также действовавшим под флагом Красного Креста, и пригородной Карачаевской больницей.

Согласно архивным данным, накануне оккупации в Кисловодске находилось свыше 5600 раненых.

В критическом положении оказались те красноармейцы, кого пытались, но не смогли эвакуировать по железной дороге, - с проникающими ранениями черепа, грудной и брюшной полости, почек, мочевого пузыря, переломами бедер, повреждениями позвоночника. Все они нуждались в неотложной операции, тщательном уходе и круглосуточном врачебном наблюдении. Продолжая заниматься организацией деятельности больниц, по шестнадцать часов не покидали операционных Е.Ф. Крамаренко, Т.Е. Гнилорыбов, С.А. Саркисян, Л.Н. Немсадзе, П.А. Останков.

Тимофей Еремеевич Гнилорыбов, до оккупации главный хирург эвакогоспиталей Кавказских Минеральных Вод, только при немцах сделал более двухсот сложнейших операций, в том числе четыре операции на сердце из шести аналогичных в стране!

Фонды историко-краеведческого музея «Крепость» в Кисловодске хранят немало документальных свидетельств того, как доктор прятал у себя в доме евреев, помогал получать новые паспорта и ложные свидетельства о тяжелой инвалидности, что освобождало от принудительных работ в Германии.

Перед занятием немцами Кисловодска 14 августа у первой больницы Красного Креста на машине в сопровождении  вооруженных людей объявились начальник и комиссар местного эвакогоспиталя МЭП №90. Но получить инструкции о дальнейших действиях в условиях оккупации медикам от них не удалось. Едва врачи закончили доклад, как начальство сорвалось с мест - в город входили передовые части вермахта.

В первые дни оккупации ни немцев, ни городскую управу госпитали практически не интересовали. К августу 1942-го счет советских военнопленных шел на сотни тысяч человек, а потому к лежачим и костыльным, не представлявшим опасности, завоеватели относились снисходительно. К тому же на Северном Кавказе немцы населению демонстрировали особое отношение.

По мере выздоровления раненых распределяли по домам местных жителей, выдавая за родственников. Врачи по-прежнему продолжали навещать их, оказывая помощь.

Ситуация изменилась в сентябре. Немцы взяли под контроль пригородные хозяйства, снабжавшие больницы овощами, молоком, мясом, иссякали собственные запасы муки, круп, сахара, жиров. Вновь комитет Красного Креста обратился к жителям города и окрестностей оказать помощь.

Люди делились последним, но их приношения не могли спасти положение - больные получали по 150 граммов хлеба в день, и эта пайковая норма таяла с каждым днем. Спасением стала пекарня, которую по заданию Ковтуна на Саперной улице обустроил столяр Фаддей Яковлевич Федорец. Здесь производили обмен муки на хлеб, а припек шел в пользу раненых.

Отношение завоевателей к населению на оккупированной территории края напрямую зависело от их положения на Северо-Кавказском фронте. Но немцы несли большие потери, в госпиталях для солдат вермахта не хватало ни мест, ни врачей. Новая власть Кисловодска распорядилась советским медикам пройти обязательную регистрацию в городской управе для привлечения их к работе в немецких лазаретах.

Под угрозой расстрела населению приказано было выдать всех раненых. У больниц Красного Креста появились полицейские вооруженные патрули.

 
 
Вспоминая, попала в психиатрическую больницу
 

По-разному складывались судьбы наших солдат и офицеров.

Кто-то, окрепнув, сумел пробиться к партизанам или через линию фронта в расположение частей Красной армии, но большинство, несмотря на приказ о выдаче раненых, продолжали скрываться у населения до самого освобождения в январе 1943-го.

«Меня и еще двоих бойцов взяла Анна Борисовна Синенко, простая, душевная женщина. Анна Борисовна и ее дочь Евгения Андреевна Кузнецова заботливо ухаживали за нами, помогли встать на ноги…

В то время я познакомился еще с одной патриоткой, Евгенией Ивановной Прокоповой, которая жила в доме №15 по улице Белореченской. Она сумела организовать сбор продуктов для раненых. В назначенное время я приходил к ней, брал продукты, приносил в госпиталь, раздавал раненым», - вспоминал после войны Анатолий Колодяжный, житель украинского Краматорска.

Анатолий Алексеевич был одним из пятерых бойцов, которых взяли на лечение в семье Синенко. В середине 1960-х А.А. Колодяжный приехал в Кисловодск, чтобы встретиться с женщинами, которые, не побоявшись угроз, помогли ему выжить и снова встать в строй.

Тяжелораненого лейтенанта М.Ф. Рубанова взяла к себе кисловодчанка М.В. Замчалко, наказав детям называть его своим старшим братом. Не раз женщине приходилось отстаивать лейтенанта при полицейских проверках, убеждая, что это ее больной сын. После войны Рубанов разыскал в Кисловодске своих спасителей и до конца дней своих поддерживал с ними связь.

По-иному сложилась судьба красноармейца Кряжева. После регистрации в комендатуре Кисловодска ему предложили перейти на службу в местную полицию. В случае отказа - концлагерь. Кряжев стал работать на немцев.

Примеров вынужденного сотрудничества с оккупантами были сотни. И только сегодня общество начинает постигать всю глубину той драмы, когда советских людей под натиском партийной пропаганды превращали в предателей и преступников. После освобождения края одних приговаривали к высшей мере, других, кому повезло, - к десяткам лет лагерей. Но на свободу выходили уже физически и душевно искалеченные люди, изгои, не имеющие права называться советскими гражданами.

Между тем к 9 сентября по распоряжению городской управы была освобождена от раненых больница №2, и около 300 человек приняли в первой больнице. А к началу октября по городу поползли слухи, что здесь будет организован госпиталь для немецких солдат.

Врачи ускорили выписку раненых под видом инвалидов и гражданских лиц. За первые два месяца оккупации города, по неполным данным, было выдано около 900 таких справок. Но от 350 до 450 тяжелораненых по-прежнему оставались на больничных койках.

В октябре немцы приказали освободить помещения больницы, объявив, что их железной дорогой эвакуируют в Житомир. Два таких состава были отправлены с 17 по 20 октября. Вместе с ранеными в неизвестность добровольно поехали и врачи.

О судьбе большинства тех пассажиров разбитых товарных вагонов, единственным удобством которых была расстеленная на полу солома, мы почти ничего не знаем. Некоторым удалось бежать и выжить. В их числе был и Анатолий Колодяжный, добровольно вставший на учет в комендатуре, чтобы не выдать своих товарищей, лечившихся в семье Синенко. Добравшись до расположения наших частей, он снова попал на фронт, закончив войну с шестью орденами и множеством медалей.

Бежали бойцы Федор Проститов и Иван Бугаев, скрывались среди местного населения. После освобождения Кисловодска вернулись в город за документами и наградами, продолжив свой жертвенный путь освободителей.

Добровольно поехавшая с ранеными фельдшер Надежда Федоровна Лысова попала в концлагерь, став свидетелем того, как немцы расстреливали ослабевших наших воинов. Потом ее отправили во Францию на угольные шахты. Там были неудачный побег, гитлеровские застенки, нечеловеческие пытки с переломом пальцев рук, чудное спасение партизан, движение Сопротивления и долгожданное возвращение на родину.

Когда Надежда Федоровна читала статью Бехтерева «Бой без единого выстрела», она не переставала плакать, узнав себя в ней, хотя имени ее названо не было.

«Так она перечитывала и плакала не один день над своей мученической судьбой и… попала на полгода в психиатрическую больницу. Сейчас она жива. Боится вспоминать о прошлом», - в начале 1970-х о бывшей своей подчиненной писал Ф.П. Ковтун.

 
Любовь Дмитриевна Баварская вместе с мамой выходила в Ессентуках шестерых советских воинов.
 
И решила: помирать будем вместе!
 

Еще одна партия раненых была вывезена немцами в декабре 1942 года, о чем писала оккупационная газета «Пятигорское эхо» в заданном пропагандистском ключе:

«На товарной станции Кисловодск необычайное оживление; грузится состав раненых и больных, бывших бойцов и командиров Красной армии; они закончили стационарное лечение и теперь уезжают домой. Поезд сопровождают врачи и медицинские сестры...

Большевистские заправилы во время наступления германских войск бросили своих тяжелораненых на произвол судьбы, лишив их продовольствия, света, воды и медикаментов. Запуганные клеветнической агитацией беспомощные раненые больные приготовились к самому худшему.

Но совершилось неожиданное - немецкая организация Красного Креста подобрала всех больных и раненых, брошенных большевиками, собрала их в двух лазаретах и при содействии германского командования два с лишним месяца лечила, кормила и заботилась о них».

На кого была рассчитана эта ложь? В том, что газета врет, не сомневались ни патриоты, ни даже те, кто добровольно выслуживался перед немцами.

В Житомир отправили и раненых, лежавших в эвакогоспиталях Пятигорска. Известно, что 13 октября из бывшего эвакогоспиталя №2171 в станице Горячеводской вывезли около трехсот тяжелораненых бойцов и командиров.

Подпольные госпитали на Ставрополье действовали не только на Кавказских Минеральных Водах. Но мы, увы, очень мало знаем о подвиге врачей, медсестер и местного населения, спасавших раненых солдат и командиров. Надежд на то, что картина их самоотверженности и мужества обретет полноту и ясность, с каждым годом все меньше.

Мы почти ничего не знаем о главном враче эвакогоспиталя №4830 в Благодарном Павле Павловиче Геллере, докторе от бога, окончившем в 1913 году Санкт-Петербургскую военную медицинскую академию. Умер он осенью 1942-го и похоронен в ограде храма св. Александра Невского города Благодарного. Сам госпиталь на триста коек был захвачен противником и прекратил свое существование 14 августа 1942 года.

И все же благодарная человеческая память сохранила будущим поколениям примеры того, как наши люди в тяжелейших условиях не отступили, не предали, явив подлинный героизм.

Медсестра второй кисловодской больницы Красного Креста М.М. Кузнецова с двумя иждивенцами в семье и будучи сама на последних месяцах беременности взяла домой на излечение троих раненых.

Работу по спасению красноармейцев в Пятигорске возглавила медсестра М.Л. Епихина. Перед самым вступлением немцев в город она успела сжечь военные документы своих подопечных, завела новые истории болезни, спрятала медицинский инструментарий, перевязочные средства, оборудование.

Жительнице Ессентуков Любови Дмитриевне Баварской, когда началась война, исполнилось восемнадцать. Летом сорок первого она окончила первый курс медучилища и добровольно ушла на фронт. Прошла военную подготовку и попала в Ростов-на-Дону, помогая эвакуировать раненых. Их возили в тыл на грузовиках по ночам с выключенными фарами, чтобы не заметила вражеская авиация.

Однажды машина, на которой Люба сопровождала раненых, попала в аварию. Девушка сломала обе руки. Ей наложили гипс и вместе с другими ранеными отправили пешком в Армавир. По дороге она узнала, что Ростов взят.

С загипсованными руками Люба вернулась домой, в Ессентуки. Но кроме родных застала там еще шестерых тяжелораненых бойцов. Никто из них не мог самостоятельно ходить. Всех мама перед приходом немцев взяла в госпитале.

«Мама побежала по соседям, просила взять хотя бы по одному раненому, но все отказались, - вспоминала Любовь Баварская. - И тогда она решила: «Значит, помирать вместе будем». Мы вырыли окоп в огороде, и днем солдаты сидели в нем, а  на ночь мы забирали их в дом».

Чтобы прокормить шестерых мужчин, девушка ходила по окрестным деревням, меняя вещи на продукты. В основном удавалось раздобыть кукурузу, которую мололи и пекли лепешки. Так и питались.

Спустя много лет, в конце 1990-х, Любовь Дмитриевна решила разыскать спасенных солдат. Ездила в Москву на программу «Жди меня», но никто так и не откликнулся.

Историей заинтересовался актер и режиссер Сергей Бодров-младший. Она так впечатлила его, что он приехал к пенсионерке в Ессентуки, подробно расспрашивал о месяцах в оккупации, обещал снять фильм, но… не успел.

 
Оба думали о смерти, но судьба соединила их навсегда
 

Санитарка санатория «Ставрополье» в станице Ессентукской Вера Петровна Овчаренко взяла к себе 16 бойцов. В конце огорода вырыла землянки, в которых днем прятала раненых, а ночами в хате делала им перевязки.

Не остались в стороне соседки: каждая взяла на себя заботу о двух раненых. Лекарства выменивали на рынке - эта обязанность лежала на Иване, младшем сыне Веры Петровны. Помогала матери и дочь Анна, до войны успевшая окончить несколько курсов медучилища.

«Каждый вечер раненых надо было перевязывать, а медикаментов и бинтов не хватало, - вспоминала Анна Григорьевна. - Стираные бинты кипятили в самоваре. Однажды в дом явились немцы, достали несколько пакетов сахарина и объявили: «Будем пить чай!» Из самовара разлили по кружкам, но, сделав глоток, тут же выплюнули. Хорошо, мама нашлась, сказав, что у нас вода в колодце соленая. Это «чаепитие» семья запомнила на всю жизнь...»

Когда после перевязки из хаты выносили последнего раненого с раздробленной тазобедренной костью, во двор зашли немцы. Анна Григорьевна стала убеждать, что это ее муж. Немцы, конечно, не поверили, но и предпринимать ничего тоже не стали.

А наутро к дому Овчаренко пригнали «линейку», посадили в нее Анну вместе Иваном Завершинским, которого она выдала за своего мужа, и увезли.

Оба думали, что расстреляют, но лошади доставили их к церкви. Их решили обвенчать. Так, в общем-то чужие люди перед Богом стали мужем и женой.

Все раненые, которых взяли Овчаренко, дождались возращения Красной армии. Пятеро тяжелых отправили на дальнейшее лечение, остальные заняли место в строю.

Вскоре Анна Григорьевна получила похоронку - под Армавиром погиб ее законный муж. А в 1944-м с фронта в Ессентукскую инвалидом вернулся Иван Васильевич Завершинский, предложив Ане оформить с ним законный брак.

В любви и согласии супруги прожили сорок лет, воспитав детей и внуков.

 
Мария Иосифовна Сухова спасла раненых невинномысского эвакогоспиталя №2444.
 
Комиссар с начальником поспешно скрылись
 

В 2006 году в Невинномысске на здании, где в годы войны размещался госпиталь №2444, установили мемориальную доску.

Когда немцы прорвались к городу, в госпитале оставалось около двухсот раненых, но число их резко выросло после столкновения санитарного поезда с цистернами, которые немцы пустили навстречу эшелону с огромными на вагонах красными крестами. Люди лежали в палатах, коридорах, на улице.

Начальник госпиталя Курныкин, комиссар Лапин несколько раз давали команду на эвакуацию, но затем следовал приказ: «Отставить!» Железнодорожная станция была разбита, всюду царили хаос и паника.

Руководство госпиталя укатило на санитарной машине, а врачи и медсестры остались. Чтобы скрыть евреев, коммунистов, командиров, заменившая начальника доктор Мария Иосифовна Сухова распорядилась переписать все истории болезни. Не удалось спасти только евреев - их расстреляли за городом в противотанковых рвах на Ивановской горе.

Политика в госпитале была такая - лечение по официальным отчетам старались затянуть, но как только раненый поднимался на ноги, его снабжали адресом на ближайшем хуторе, где можно было найти пристанище.

Не было медикаментов и продовольствия, но люди несли продукты, одежду, постельное белье, лекарства, воду ведрами таскали с Кубани.

Из воспоминаний медсестры Евдокии Павловны Левочкиной:

«Не хватало бинтов, стирали старые, приносили из дома тряпки, рвали их на бинты, не хватало лекарств и инструментария. Вместо спирта при операциях использовали довоенный одеколон «Сирень» и «Гвоздика». Их запаха до сих пор не могу выносить…»

Так на протяжении пяти с лишним месяцев просуществовал подпольный госпиталь в Невинномысске.

«Если немец все же не разогнал госпиталь, то наши предатели - начальник питания Иванов и начальник вещевого снабжения Решетников - были хуже фашистов, - делилась Евдокия Левочкина. - Эти изверги работали на фрицев и терроризировали нас. Боясь возмездия, они сбежали с немцами при отступлении…

Но самым обидным, оскорбительным и несправедливым были действия сталинско-бериевских сатрапов. После освобождения города на нас, медиков, завели «дела» и долго таскали на допросы, предъявляя обвинения в предательстве: «Почему вы остались у немцев?! Вы им служили?!» Спрашивали сотни раз! Особенно досталось доктору Суховой, так как она владела немецким языком».

 
Михаил Сергеевич Макаров в оккупации лечил детей, красноармейцев, спас от расстрела еврейского мальчика.
 
Он лечил всех, кто обращался к нему, - и своих, и врагов
 

Одним из тех, кого после освобождения края особисты таскали на допросы, был и всемирно известный врач Михаил Сергеевич Макаров, заведовавший отделением для тяжелораненых госпиталя №1626 в Ставрополе. В оккупации доктор Макаров работал в ортопедическом отделении школы-интерната.

Вот рассказ П.В. Савченко, поварихи тети Поли, работавшей у Макарова в интернате:

«В первые дни оккупации до прихода Михаила Сергеевича я растерялась: кладовки - продуктовая и с бельем - разграблены, чем кормить, как лечить ребят, ведь все медики сбежали, я домой не уходила, как оставить детей одних? Я знала, что Михаил Сергеевич не уехал, тяжело больной дома и в интернате не появится.

 И вдруг кто-то из ребят передал: «Михаил Сергеевич зовет к себе в кабинет». Я со слезами облегчения кинулась к нему! Он сказал: «Обойди дома наших сотрудников, всех, кто не уехал, зови от моего имени на работу. Человеческая обязанность за судьбу этих детей на нашей совести, пока мы сами живы».

Занимался Макаров при немцах и частной медицинской практикой, делая сложнейшие операции при костных ранениях. В своей клинике он лечил всех, кто обращался к нему: селян, горожан, брошенных красноармейцев, раненых солдат и офицеров вермахта, детей-калек.

Никому не отказывал, сам питаясь впроголодь. Чтобы накормить в интернате детей, в полях копал мерзлую картошку, выменивал на продукты личные вещи. От постоянных перегрузок у него открылось язвенное кровотечение.

Воспоминания о ставропольском докторе оставила жительница Ставрополя Дина Михайловна Усатенко:

«Он лечил всех одинаково. Спас раненого еврейского мальчика (Симу Фраймана. - Авт.). А когда вернулись наши, на него набросились органы госбезопасности. Доктора долго таскали на допросы, но потом отстали. 

Жил он в страшной бедности, в сарае во дворе на углу улиц Пушкина и Ленина. Окна в том сарае были на уровне земли, внутри стоял сырой, спертый воздух.

Почти семь лет Макаров лечил меня в том самом сарае, жалуясь отцу, что коллеги все норовят засудить его. Потом он стал знаменитым, к нему шли толпы людей со всей страны».

Профессор проводил исследования, связанные с редким заболеванием - горбатостью. В июне 1962 года ведущие информагентства мира сообщили о провинциальном ученом из Ставрополя, который первый в мире провел успешную операцию по удалению горба!

Пациенткой Макарова стала пятнадцатилетняя девочка, уже через год после операции выступавшая на соревнованиях по художественной гимнастике. После сенсационных успехов Михаила Сергеевича забросали телеграммами американские хирурги с предложением сделать у них показательную операцию.

Однако главным трудом своей научной деятельности Макаров считал исследования по цитологии. За работу в этой области его удостоили ордена Ленина.

В октябре этого года со дня рождения доктора медицинских наук, профессора, заведующего кафедрой травматологии, ортопедии и военно-полевой хирургии Ставропольского медицинского института Михаила Сергеевича Макарова исполняется 110 лет.

 
Список жителей Кисловодска и окрестностей, спасавших у себя раненых бойцов и командиров Красной армии во время гитлеровской оккупации края. Имена, достойные того, чтобы быть занесенными в Книгу Памяти, чтобы в их честь был разбит сквер, установлена мемориальная доска.
 
Кому медаль на грудь, а кому паёк лагерный
 

Но судьбу Макарова, скорее, можно считать счастливым исключением. Десятки врачей подверглись обвинению в пособничестве врагу и антисоветской деятельности на оккупированной территории.

Так, после возвращения в Кисловодск партийных и советских руководителей военврач 2-го ранга Ф.П. Ковтун подробно описал работу организации Красного Креста - историю борьбы за жизни тысяч раненых советских воинов.

Однако первый секретарь горкома ВКП(б) Г.М. Колтунов-Давыдов этот отчет воспринял как обвинение против себя. Да и как иначе: героическая деятельность врачей и медсестер под немцами бросала тень на тех, кто провалил эвакуацию раненых на местах, в том числе ставила под сомнение карьеру и самого главного кисловодского начальника.

«С приходом наших была написана летопись и вручена первому секретарю Кисловодского горкома ВКП(б) Давыдову, у которого она вызвала большой и непонятный для нас гнев. Летопись затерялась. Так и затихло дело о больнице Красного Креста», - вспоминала позднее Матрона Семенихина от имени всех своих коллег, с кем довелось работать в оккупации.

Безжалостно обошлась судьба с главврачом первой больницы в Кисловодске Ф.П. Ковтуном, завхозом И.Д. Уткиным, комендантом Д.П. Кобзарёвым, в 1943 году осужденных на длительные сроки. Только спустя десять лет после смерти Сталина их освободили, реабилитировали, восстановили на работе и в партии.

Четырех человек по ходатайству Кисловодского горкома Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца СССР удостоил почетных грамот «За оказание помощи раненым и больным советским воинам в Кисловодске в 1942 году».

К слову, работникам ставропольского партаппарата медаль «За оборону Кавказа» вручали «за эвакуацию овцепоголовья, за охрану ценностей крайкома, за хранение партийных и особо важных документов». Все это, конечно, очень важно: скот, техника, документы. О людях забыли…

«Так бледно и бедно был поощрен патриотизм», - написал Ф.П. Ковтун в небольшом очерке-воспоминании о месяцах оккупации в Кисловодске в надежде, что он будет опубликован в печати. Но мысли бывшего военврача, несмотря на полную его реабилитацию, все же посчитали несвоевременными, статья надолго затерялась в архивах.

В 1968 году после известинской публикации Л.И. Бехтерева в свет вышла и его книга под схожим названием «Бой без выстрелов». Автор в подробностях изложил события в оккупированном Кисловодске, но всех участников вывел под вымышленными именами.

Ни слова не прозвучало и о том, какую участь уготовили партийные вожди героям повести, встреченным миллионами советских граждан с чувством безграничной благодарности.

 
Подготовили
Алексей КРУГОВ,
доцент кафедры
истории России СКФУ;
Олег ПАРФЁНОВ,
обозреватель «Открытой»
 
Авторы благодарят заместителя директора по научной работе Кисловодского историко-краеведческого музея «Крепость» И.А. Лачинова в поиске и подборке материалов.
 

Комментарии

Владимир Пузиков (не проверено)
Аватар пользователя Владимир Пузиков

О враче Геллере Павле Павловиче написал подробную биографию, о эвакогоспиталях села Благодарного № 2110 и № 4830 собрал много сведений. Могу предоставить очерки.

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях