Неизвестный царь-реформатор

Не только из-под палки вершились преобразования в российской истории. Были в ней и самодержцы – новаторы с «человеческим лицом»

Реформы в нашей истории, как правило, проводились с «жестью». Страну, чтобы «процесс пошел», непременно ставили «на дыбы». Как это было при Петре I. Или при Иване Грозном, а много лет спустя – при его большом почитателе, «эффективном менеджере» Иосифе Сталине.
Государство в результате крепло, ширилось, поскольку вся воля и все усилия на достижение этого и были нацелены. А в итоге получалось, что реформаторы своими преобразовательными деяниями вызывали огромный интерес у будущих историков, но не очень зримо меняли жизнь своих подданных к лучшему.
И тем парадоксальнее выглядит образ царя-преобразователя Федора Алексеевича, старшего сводного брата Петра I. Не обласканного особым вниманием исследователей и вместе с тем выпадающего из общего ряда монархов своим человеколюбием.
Какой еще государь снисходил до того, чтобы издать указ, который предписывает «в городах в приказных избах и тюрьмах колодников никого ни в каких делах многих дней не держати»? Дела следовало решить и отчет о них «прислать государю без всяких проволочек». Или указ, запрещающий за провинности калечить: «…тех воров, пытав и учиняя им наказанье, ссылать в Сибирь, а казни им не чинить, рук и ног и двух перстов не сечь». И это при нравах, когда расправа палача над своей жертвой на Лобном месте была притягательным зрелищем и собирала толпы зевак.

Слаб здоровьем, но не разумом
Своим гуманизмом Федор во многом обязан был Симеону Полоцкому. Знаменитый просветитель был наставником будущего царя и смог ему внушить: «Како гражданство преблаго бывает, Гражданствующим (правителям) знати подобает».
Много полезного для себя Федор подчерпнул из книг. О нем говорили, что он «любитель наук, особенно математических».
Но одновременно, как писал историк Василий Татищев, «великое искусство в поэзии имел и весьма изрядные вирши складывал». К тому же Федор свободно говорил по-польски и хорошо знал латынь. О нем без преувеличения можно было сказать: просвещенный монарх на троне…
При этом он был слабого здоровья: страдал унаследованной от отца, царя Алексея Михайловича, цингой. А когда взошел на престол, было ему пятнадцать лет.
Конечно, у кого-то появился соблазн заставить молодого самодержца плясать под свою дудку. Но на удивление всем болезненный царь сразу продемонстрировал твердость своего характера. Он заставил бояр, которые привыкли на заседание Думы собираться от случаю к случаю, делать это ежедневно. И вместе с ним долгими часами «сидеть за делы».
Задуманное Федор совершал не в одиночку: у него подобралась яркая плеяда помощников. Главным среди них был Василий Голицын, человек образованный. Как о нем отзывались современники, «ума великого и любимого от всех». Насколько это был «продвинутый» боярин, позволяют судить его высказывания о необходимости освободить крестьян.
Меж тем правление царя Федора оказалось недолгим – шесть лет. Но за столь короткий срок он успел осуществить целый ряд глубоких преобразований.

А что думает народ?
Начал юный самодержец с острой и для наших дней проблемы – сокращения чиновной рати. Слишком много развелось на ту пору разной масти «кормленщиков» на местах, содержащихся за счет тяглого населения. И царь для наведения порядка велит все дела отдать в одни руки – воеводам, «чтоб вперед градским и уездным людям в кормах лишней тягости не было».
А чтобы лишить воевод искушения к казнокрадству, он запрещает им заниматься сбором податей и вмешиваться в таможенные и кабацкие сборы. Обязанность эта переходит на выбранных налогоплательщиками старост и «верных голов». Так земства вовлекаются в управление государством.
А спустя время происходит и вовсе небывалое. При всех фискальных стараниях казна недополучает в доходах, растут одновременно и недоимки. И в этой ситуации Федор Алексеевич созывает «выборных людей по два человека из каждого города» и спрашивает: «Нынешней платеж денег платить им в мочь, иль не в мочь, и для чего нe в мочь? Чтоб они о том о всем объявили совершенную правду!»
Какой ответ последовал, догадаться не трудно. А вот то, что податное бремя в итоге было снижено, дело, конечно, неслыханное. Драть подать в три шкуры было привычнее…
Но царь явно понимал, что продолжительные войны, которые вела тогда Россия, привели народ к полному обнищанию. И счел разумным принять это во внимание.

Аристократов – в отставку
Не помешала царю его болезненность пойти и против привилегий самой родовитой знати – он отменил пресловутое местничество. Позорный обычай, который стал настоящим бичом для любого важного начинания. Ведь в соответствии с ним в «начальники» приходилось ставить не самых пригодных и даровитых, а наиболее «высокородных», но не обязательно способных.
Так вот, преимущество «родовитости» Федор упразднил мирно, без великого шума. Никакой боярской фронды, никакого заговора «высшего света» в ответ на его замыслы не последовало. И как финальный аккорд – в передних дворцовых сенях разложили огонь, и разрядные книги, те самые, которые вели родословную бояр, запылали.
 После отмены местничества родовитая знать лишилась своей прежней силы и утратила былое влияние на государственные дела.
А «социальная программа» царя-преобразователя? При нем в Москве началось массовое каменное строительство. Что самое любопытное? Застройка велась за счет беспроцентных кредитов.
Вот как пишет об этом Василий Татищев: «Хотелось ему (царю Федору – Авт.) прилежно каменное строение умножить. И для того приказал объявить, чтобы припасы брали из казны, а деньги за них платили в десять лет, по которому (указу) многие брали и строились».
Вот бы так сегодня…
Было в замыслах Федора и строительство домов призрения, благодаря которым не только в Москве, но и в других городах «никакого нищего по улицам бродящего не будет».
Проект подразумевал, что существуют бедные, увечные и старые люди, которые «никакой работы работать не могут, а особенно служилого чина, которые тяжкими ранами на государевых службах изувечены, а приюта себе не имеют и должно по смерть их кормить». При жизни Федор успел распорядиться, чтобы были построены две богадельни: одна в Знаменском монастыре, другая на Гранатном дворе за Никитскими воротами.

 
 
«За успехи в науках …мздовоздаяние»
Присутствовал в голове царя Федора и план создания отечественной академии. Да, он первый проникся этой идеей. Вот и указ, вышедший по сему случаю: «На взыскание свободных учений мудрости… храмы чином Академии утвердить. И в них семена мудрости, то есть науки гражданские и духовные, начиная с грамматики, поэтики, риторики, диалектики, философии… даже до богословия… постановить».
Содержались в нем и совсем интересные моменты. Например, будущим студентам обещалось «за их в науках успехи от великого государя достойное мздовоздаяние. А те, кто изберет светскую карьеру, «по совершении свободных учений будут милостиво пожалованы в приличные их разуму чины».
На содержание учебного заведения царь отписал несколько волостей из собственных владений.
Между тем «западничество» царя, его покровительство «папежным» наукам вызывало ропот со стороны церкви. Среди оппонентов Федора оказался и патриарх Иоаким.
 «Мудроборцы», по словам современников, возвещали, что если «в Москве станут изучать латинский язык, то она станет добычей иезуитов», призывали «угасить малую искру латинского учения», иначе «пламень западного зломысленного мудрования… попалит… православия восточного истину».
Неожиданная смерть молодого царя-реформатора прервала возникшие дискуссии, а одновременно и все его начинания.
А ведь многое из того, что потом осуществил Петр I, было заложено или совершено им. Та же военная реформа. Именно при Федоре Алексеевиче в России появилась регулярная армия с полками, организованными на европейский лад. И бороды стали брить при нем. И европейское платье стало входить в моду при нем же. И чины, похожие на те, что появились потом в Табеле о рангах.
Но все это затем «оптом» приписали другому реформатору – «царю-плотнику»… А имя его брата предпочли забыть.
Главное же различие между царями-преобразователями выразил сподвижник Федора Алексей Лихачев, сказавший о нем: «Любомудрый государь желал править народом правдою, рассуждением и милосердием, …ко всенародной пользе».
Таким ли рисовался образ настоящего царя-самодержавца в обычном представлении?

Виктор СПАССКИЙ,
историк