Поиск на сайте

Начало двадцатого века в Российской империи характерно новым всплеском массового политического террора.

Это находило свою поддержку и в обществе

Весной 1908 года Николай II отказался от встречи в Санкт–Петербурге с английским королем Эдуардом VII. Он знал, что его дядя захочет прогуляться по столице и ему надо будет составлять компанию. А вот этого российский монарх позволить себе не мог.
Полицейские генералы постоянно твердили, что его жизнь под угрозой. Террористы только и ищут удобного случая, чтобы метнуть в него бомбу. А что они были могущественны, свидетельствовал длинный скорбный список погибших от их рук царских сановников.
«Надо удивляться, как еще не всех перестреляли нас», - сокрушался начальник наружного наблюдения Департамента полиции полковник Евстратий Медников.
Кто-то убежден, что все это творили бесы, о которых поведал еще Федор Достоевский. Или же, по мнению нынешних знатоков, просто психически ненормальные люди.
На самом же деле не все так просто.
«Работать в терроре» (выражение того времени) шли люди далеко не ущербные. Из семей, как правило, благонадежных и не бедствующих. Часто – дворянских. О двоих из них – Николае Кибальчиче и Александре Ульянове, связавших себя с террором несколько раньше, Дмитрий Менделеев скажет:
«Эти проклятые социальные вопросы, это ненужное, по моему мнению, увлечение революцией, сколько оно отнимает великих дарований. Два талантливых моих ученика, которые, несомненно, были бы славой русской науки, - Кибальчич и Ульянов - пожраны этим чудовищем».
Читая письма, в том числе предсмертные, эсеров-боевиков тоже не ловишь себя на мысли, что они страдали скудоумием и были прожженными циниками.
Да и что уж совсем неожиданно - совершаемые покушения на царских сановников получали поддержку у значительной части российского общества. Выражалась она и в виде постоянных денежных пожертвований. А затраты на изготовление только одной бомбы составляли приличную сумму.
Так что вновь материализовались бомбисты в России с приходом нового столетия вовсе не по наущению дьявольских сил.
 
 

Студенческая демонстрация у Казанского собора 4 марта 1901 года.

«Необходимость самовластья…»

«Ближайшие причины этого следует искать в последних десятилетиях XIX в., когда либерализм в России сменился ужесточением реакции», - пишет историк Ирина Пушкарева. Проведенные Александром II реформы во многом были сведены на нет.

И о дальнейшей политической модернизации при дворе никто не помышлял. А взойдя на престол, Николай II робкие предложения земств ввести представительные органы и поставить «закон… выше случайных видов отдельных представителей власти…», назвал «бессмысленными мечтаниями».

В себе он видел помазанника божьего и ответ держать готов был только пред Всевышним. И любые намеки на необходимость диалога с обществом находил дерзкими.

Вот как это выглядело наяву. Как-то министру внутренних дел Вячеславу Плеве донесли, что митингуют студенты, в ответ он произнес: «Высечь!..». На возражения, что среди них много курсисток, изрек: «Вот их в первую очередь и высечь!..».

Царю-самодержцу, и в это министр свято верил, никакая улица не смеет давать советы. Тем более - требовать от него что-то.

Известный экономист и публицист Петр Струве писал в то время: «Русское самодержавие в лице двух последних императоров (Александра III и Николая II. – В.С.) и их министров упорно отрезывало и отрезывает стране все пути к легальному и постепенному политическому развитию».

И какой же мог быть выход?

Да, некоторые выход из тупика, в котором, в их представлении, оказалась Россия, видели в политическом терроре. А иначе – никто и слушать не станет…

«Весь смысл террора был в том, что он как бы выполнял неписанные, но бесспорные приговоры народной и общественной совести», - писал лидер партии социалистов-революционеров Виктор Чернов. И это была не только публицистика.

Вот что написал в своих мемуарах бывший начальник Петербургского охранного отделения генерал Александр Герасимов: «Особенными симпатиями среди интеллигенции и широких обывательских, даже умеренных слоев общества пользовались социалисты-революционеры.

Эти симпатии к ним привлекала их террористическая деятельность. Убийства Плеве и Великого князя Сергея (московский генерал-губернатор. – В.С.) подняли популярность социалистов-революционеров на небывалую высоту. Деньги в кассу их Центрального комитета притекали со всех сторон и в самых огромных размерах».

Полицейский возле остатков кареты, на которой министр внутренних дел Вячеслав Плеве ехал в день покушения 15 июля 1904 года.

Искупление жизнью

На счету Боевой организации эсеров, которая охотилась только за высшими чинами империи, были самые громкие политические убийства. От рук ее членов пали министры внутренних дел Дмитрий Сипягин и Вячеслав Плеве, московский генерал-губернатор, великий князь Сергей Александрович, уфимский губернатор Николай Богданович, петербургский градоначальник Владимир фон дер Лауниц.

Нравственное оправдание своим акциям эсеры видели в том, что, отбирая чужую жизнь, они отдавали свою. И тем самым как бы искупали грех убийства. По сути, любой из боевиков, идя на встречу со своей жертвой, знал, что его ждет виселица.

Делать вид, что террор не страшен, власти не могли. «Надо знать, какое смятение вносили такие террористические акты в ряды правительства. Все министры – люди, и все они дорожат своей жизнью», – утверждает генерал Герасимов.

И царь вынужден был пойти на уступки – на место убитого эсерами министра внутренних дел Плеве он назначает князя Петра Святополк-Мирского. Князь отличался либеральностью взглядов и верил, что «эффективно управлять Россией можно лишь в условиях, когда государство и общество будут взаимно уважать и доверять друг другу».

Но попытки нового министра реформировать политическую систему Николай II не поддержал. А потом пришло Кровавое воскресенье со своими жертвами - 9 января 1905 года. России захотелось революции…

Операция охранного отделения по задержанию анархистов. Начало 1900 годов.

На очереди – царь

Декрет о свободах, который царь подписал в октябре, дал надежду на возможность диалога между властью и обществом. И эсеры-боевики пошли на перемирие. Но сохраняли его недолго. После разгрома декабрьского вооруженного восстания в Москве вернулись к своему «ремеслу».

Одновременно они активно обсуждали возможность применения технических достижений для осуществления террористических акций. Бомба уже казалась дедовским оружием. Да и «работать» с ней было неудобно и крайне опасно.

И вот неожиданно появился план построить воздухоплавательный аппарат, способный развить скорость до 140 километров в час и поднять достаточно большой груз. Над этим проектом уже десять лет трудился инженер Сергей Бухало, анархист по убеждениям.

Под Мюнхеном были арендованы мастерские, в которых он конструировал свой «пикирующий бомбардировщик». Уже представляли, как аэроплан поднимается в воздух и атакует царский дворец. Но изобретателю, видимо, не хватило полета инженерной мысли. И бомбы на венценосную голову не посыпались.

Тем не менее убийство Николая II стало в повестку дня. Оставалось только до него добраться. Сначала пытались найти верных людей среди дворцовой охраны, чтобы с их помощью заложить адскую машину под кабинет императора, потом пробовали проникнуть на императорскую яхту «Штандарт». Не вышло.

И вот, наконец, появился шанс. В Англии, в Глазго, летом 1908 года завершилось строительство крейсера «Рюрик». И ожидалось его скорое прибытие в Кронштадт, после чего император должен был произвести на нем смотр.

Николай II на юте «Рюрика», 24 сентября 1908 года. Этот визит для императора мог оказаться роковым.

Судьба – индейка…

Среди экипажа крейсера нашлись матросы, готовые помочь совершить покушение. Сначала планировали еще в Глазго скрытно провести на броненосец своего человека с бомбой мощной взрывной силы и спрятать в подысканном укромном местечке. Но потом передумали.

Место было слишком тесное, и в нем было так неудобно, что появилось сомнение, хватит ли сил боевику в решающий момент подняться на палубу с почти пудовой взрывчаткой и бросить ее в сторону царя?

И тут на выручку пришел матрос машинного отделения Герасим Авдеев. «Я сам, один, на смотру убью царя», - заявил он. Вот как рассказывает об этом в «Воспоминаниях террориста» Борис Савинков:

«Решено было снабдить Авдеева револьвером, но всем представлялось очевидным, что этот человек, не переживший колебаний и сомнений относительно своей готовности убить и умереть, - фигура совершенно не годная для центрального акта.

Так впоследствии и случилось - 24 сентября 1908 г. состоялся высочайший смотр «Рюрика», и выстрела Авдеева на нем не прозвучало».

Но сама судьба обрекла Николая II на смерть от пули террориста. Она и настигла его десять лет спустя в подвале дома Ипатьева. Упрямство, больше похожее на упертость, которое царь демонстрировал, когда заходила речь об ограничении его самодержавной власти, сыграло в его жизни роковую роль.

Виктор СПАССКИЙ,
историк
 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях