Поиск на сайте

и должна полноценно работать профилактика в школе. Ведь никакой милиционер-инспектор не имеет возможности наблюдать детей на протяжении 6-7 часов в сутки, как могут следить за ними учителя. 
– Но для этого у них должны быть и соответствующие зарплаты. 
– Вы правы. Вряд ли много подростковых проблем может решить школа, когда здесь стремительно сокращаются ставки социальных педагогов, а психологи – это, как правило, обычные совместители, которые не имеют даже профильного образования. Государство щедро делится со школой ответственностью за социальное развитие учеников, правда, забывая при этом поделиться  ресурсами на реализацию этой ответственности.
Впрочем, основная проблема даже не в зарплатах. В России неадекватна  система подготовки школьных психологов. Они по определению должны взаимодействовать не с учениками, а прежде всего с учителями, помогая им выстраивать отношения с детьми. А у нас психолог – это некий пожарный, который вытаскивает ребят группы риска, когда они уже вступили в огненное кольцо конфликтов. 
– Между тем действующий закон 1991 года об образовании вообще вымел из школы воспитательный компонент. Так что все эти «пожарные» задачи и педагогов, и психологов, скажем так, лишь общественно полезная нагрузка. 
– Основной проблемой российской школы сегодня является именно отсутствие долгосрочной стратегии или плана развития. Вот в прошлом году после долгой полемики была принята концепция «Наша новая школа». 
Уровень этого документа можете оценивать вот по какому факту. В концепции есть раздел, где прописаны так называемые компетенции – базовые социальные навыки, которые должны получить ребята за время обучения в школе.
И слова здесь звучат все давно заученные страной по теленовостям: эффективность, конкурентоспособность, самореализация... Так вот, я вам скажу, кто стопроцентно подходит под эту самую модель «идеального выпускника». Чикатило. Смотрите: в своей отрасли полностью реализовался, был коммуникабелен, конкурентов не имел… 
– Мрачно вы, однако, шутите! 
– А это не шутка вовсе. Дело в том, что у нас во всех документах очень умно прописано, какого ребенка мы взращиваем в нашей школе. Но нигде нет ответа на вопрос: зачем? Кого конкретно на выходе мы хотим получить: менеджеров, рабочих, чиновников? Какие ценности, идеи, культурные нормы будущий гражданин России должен разделять? 
Школа, кто бы что ни говорил, это фабрика граждан, управляемая и финансируемая государством от имени общества. И если в самом обществе нет понимания, каким должен быть хороший, «правильный» гражданин, возникает паноптикум, который  мы с вами сейчас наблюдаем в России.
Сейчас не очень-то принято вспоминать, но первая централизованная образовательная система – в современном ее виде – появилась в средневековье в Арабском халифате, и цель у них была простая – насаждать на завоеванных землях исламскую идеологию. 
Французский философ Луи Альтюссер писал, что школа в первую очередь нужна государству как часть идеологического аппарата: именно через нее новое поколение впитывает систему ценностей и идей, которые они будут нести и дальше в своем обществе.
А российская школа эту функцию не выполняет, потому что у нас до сих пор не сформировалась полноценная государственная идеология. 
– А как же «суверенная демократия»? Или, скажем, православие, которое так усиленно внедряется уже и в школе?! 
– Это очень тонкий вопрос. В принципе я ничего не имею против внедрения в школах курса религиозных культур (и не только как убежденный христианин). И в России, и во всем мире религия начинает играть все более серьезную роль в общественной жизни. И поэтому не может считаться по-настоящему культурным и просвещенным тот человек, который безграмотен в вопросах идеологических основ и взаимодействия основных религий.
Вопрос в том, что религиозные вопросы нужно освещать для школьника равномерно со всех сторон. Поэтому я бы, скажем, своего ребенка отдал на курс «Мировые религии», а не на один из узких конфессиональных курсов. 
– На Ставрополье вы приехали с презентацией проекта по созданию общественно-активных школ. Что это такое?
– Это школа как просветительский и культурный центр, где весь уклад жизни и учебы направлен на то, чтобы воспитать полноценного гражданина, субъекта демократии. Мы пытаемся отказаться от присущего России еще с советского времени авторитарного стиля учебы и воспитания ребенка. Насколько мне известно, сегодня это направление активно развивается и на Ставрополье.
– Но это ведь скорее добровольная инициатива отдельных светлоголовых чиновников в регионах. А общий же фон реформирования образования совсем не светлый. Оппозиция вообще рисует апокалиптические сценарии грядущей школьной реформы: мол, все образование станет платным, за исключением нескольких базовых предметов.
– Политики, как всегда, сгущают краски. Перечитайте этот несчастный закон: в нем вообще ни строчки нет про платное образование! А смысл документа очень простой: внедрить в образовательный процесс систему госзаказа, то есть чтобы из бюджета оплачивалась лишь реально оказанная услуга. 
Жив ведь у людей этот советский стереотип: мол, наше образование – лучшее на планете. Поэтому и любые эксперименты с ним российское общество воспринимает всегда крайне болезненно. Особенно те, что касаются финансирования образовательной сферы. 
– Что вы имеете в виду?
– Вспомните, например, федеральный закон 1991 года «Об образовании», суть которого: школа является закрытым образованием, контакты которого с внешним миром (и в особенности с коммерческими структурами) должны быть сведены к минимуму. Это было сделано для того, чтобы в эпоху дикого капитализма оградить школы от возможных интересов криминала и рейдеров, претендующих на их площади.
Сейчас образовательных реформаторов качнуло в другую сторону – школы получают почти полную самостоятельность в формате автономных некоммерческих организаций (АНО). Но уверен, что ни к чему хорошему это не приведет. Завтра мы получим ту самую волну банкротств и захватов школьных территорий, какую упредили в начале 90-х. 
Я почти уверен, что уже через пару лет в Москве или Питере в исторических особняках центральных районов школ вообще не останется – их просто вышвырнут оттуда пришлые коммерсанты. 
– То есть вы убежденный противник создания автономных учреждений?
– Сам по себе формат хозяйствования неплохой, он успешно работает во многих странах. Просто я не уверен, что российские бюджетные учреждения к этому готовы. Нужно помнить, что в истории России школы никогда не были автономными, они всегда были встроены в административную вертикаль. Над ними стоял начальник: в царское время это было Главное управление училищ, а после школьной реформы 1864 года – земская управа. Я уже не говорю про советскую эпоху. 
– Но зачем ориентироваться на советский опыт, если можно взглянуть на передовой Запад?
– Сейчас речь не о том, хорош был советский опыт или плох. Я говорю о преемственности, о традициях в образовании. Наши реформаторы предлагают разом их все перечеркнуть и за несколько лет преодолеть тот путь, который в цивилизованных странах занимал десятилетия. 
Вот, скажем, первейшая проблема, которая встанет перед школами после преобразования в АНО, это отсутствие подготовленных управленческих кадров, которые могли бы рулить ими в свободном плавании. 
Кто сегодня директор школы? Как правило, учитель, который просто пошел вверх по карьерной лестнице. Но учитель и управленец – это совершенно разные профессии. Директор должен не просто хорошо знать образовательный процесс, он должен владеть хотя бы базовыми навыками в сфере экономики, права, управления проектами. Взгляните на здравоохранение, где сейчас в самых продвинутых медучреждениях появляются отдельные должности главного врача и директора. 
– Позвольте с вами поспорить относительно традиций свободолюбия в российском образовании. Давайте обратимся к истории вузов... 
– Вузы – это совсем другое дело, здесь действительно исторически доминировал дух академических свобод. И в царское, и даже в советское время. А вопросы обмена управленческим опытом решались в вузовской среде изящно – через создание коллегиальных общественных органов, межвузовских учебно-методических объединений (УМО) по отдельным профилям образования. 
Вот и в случае со школами власти были обязаны первым делом задуматься о создании подобной формы взаимодействия между отдельными учреждениями, а не стремглав окунать их в бурлящую и малопонятную для педагогов реформу. Но проблема в том, что выстраивать такую систему обмена коллективным опытом для среднего образования (взяв за пример вузы) нужно никак не меньше 15-20 лет.
И только потом стоит постепенно, медленными шажками браться за дальнейшее реформирование среднего образования, внедрение госзаказа, создание АНО и так далее. А у нас хотят все и сразу!
– Но почему наше правительство решилось на такую сомнительную реформу? Тем более в преддверии «больших» выборов президента и парламента. Ведь уже сейчас по всей стране катится волна народных протестов против закрытия малокомплектных школ, и это совсем не прибавляет популярности власти.
– Я могу найти этому только одно объяснение. У нас в правительстве слишком много идеалистов, которые свято верят в либеральную утопию. Такое впечатление, что они учились по книгам еще 60-х годов, когда в западной науке и доминировала святая вера в то, что «рынок всё расставит по местам».
– Кстати, а какого вы мнения об управленческих заслугах министра образования Фурсенко? Он ведь тоже рядится в либералы?
– Ну что вы, он сугубый прагматик. Критикам Фурсенко могу возразить простым аргументом: за то время, пока он стоит у руля министерства, финансирование образовательной сферы выросло на порядок. Фурсенко – прежде всего лоббист интересов своей отрасли, и он блестяще справляется с этой задачей. 
– Денег-то в образовании много, но разве они тратятся с умом?
– Деньги тратятся прежде всего на то, к чему лучше всего приспособлены управленческие умы нашей бюрократии: на капремонт, закупку оборудования, развитие материально-технической базы школ. Понятно, что это лишь база, фундамент. А вот для того, чтобы строить на нем здание новой, современной российской школы, пока что интеллектуальных усилий наших чиновников от образования не хватает. Пока. 
– И не просто не хватает! Некоторые школьные эксперименты попросту подтачивают основу российского образования. Например, введение Единого госэкзамена.
– И снова с вашим радикальным запалом не соглашусь. Вы двигаетесь в фарватере тех самых критиков-утопистов, которые оценивают отечественное образование еще в рамках советского мифа – «лучшее в мире». 
Один из аргументов критиков такой: дескать, ЕГЭ убьет подготовку одаренных детей. Ну давайте сегодня честно сами себе признаемся, что 98% школ в России не готовят вундеркиндов. Эти дети полноценно развивают свои дарования вовсе не благодаря школе, а почти исключительно в системе дополнительного образования.
ЕГЭ показал нам объективную картину того уровня подготовки, который сегодня есть в российских школах. По итогам прошлогоднего ЕГЭ в стране мы имели 15 тысяч ребят, которые даже аттестат о среднем образовании не получили. Если приплюсовать сюда тех, кто пересдал экзамен и дотянул его хотя бы до жиденькой «троечки», цифра вырастет вдвое. 
Причем я уверен, что сегодня вы или я – взрослые люди, давно окончившие школу, – могли бы с легкостью сдать Единый госэкзамен по любому предмету хотя бы на «тройку». То есть это действительно уровень минимального, базового образования.
Возникает вопрос: а чем же тогда занимается наша школа, если даже к сдаче этого простейшего по сути ЕГЭ она должна специально натаскивать детей?! В общем, я предлагаю всем критикам не ронять слезу относительно погибели российского образования, а задуматься, почему мы имеем те результаты ЕГЭ, какие имеем, и как быстрее спасти ситуацию.
– Родион Сергеевич, сегодня самый громкий образовательный проект на Северном Кавказе – это создание окружного университета. Как вы к этой идее относитесь?
– Конечно, это очень здравая идея. Сейчас основной ресурс Кавказа – это чрезмерное количество молодых людей, которые не учатся и не работают, то есть им просто нечем заняться (американский социолог Гэри Фуллер назвал это youth bulge, или «избыток молодых»). Поэтому многое зависит от того, что с этой молодежью делать, куда их усилия направлять. Вспомним школьный курс физики: при правильном высвобождении энергия дает работу, а при неправильном – разрушение…
Поэтому важнейшая функция вузов на Кавказе – быть «рекультиватором» этой неприкаянной и потенциально взрывоопасной молодежи. Думаю, для вашего региона оптимальной была бы модель не централизованного мегавуза, а сетевого университета, который состоял бы из нескольких относительно автономных научно-образовательных центров в разных регионах. Это позволило бы всерьез подтянуть уровень вузовского образования и в национальных республиках.

 

Беседовал
Антон ЧАБЛИН

 

Досье «Открытой»

Родион Сергеевич СОВДАГАРОВ – советник фонда «Новая Евразия» и эксперт института «Малые города». С 1996 по 2003 год  член правления мегапроекта «Образование» института «Открытое общество», затем эксперт рабочей группы Минобрнауки РФ по разработке федеральной целевой программы «Молодежь России», член редколлегии альманаха «Библиотека демократического образования». 
Участвовал в разработке проектов «Развитие образования в России», «Переподготовка учителей-гуманитариев», «Общественно-активные школы в России», «Университет и сообщество» и ряда других. 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях