Отрезвление наступит скоро

Малочисленная оппозиция возмущается: мы не маргиналы и не отщепенцы

Парламентские выборы в России давно прошли. Бурлящий поначалу лагерь отечественной оппозиции, шокированной феноменальным проигрышем, уже остыл. А вот Запад, кажется, только разогревается: оценки из-за границы звучат одна другой жестче – «реставрация самодержавия», «царский режим», «назад в СССР»…
Насколько они справедливы? И почему успокоились оппозиционеры внутри страны? Об этом корреспондент «Открытой» беседует с членом президиума партии «Народ за демократию и справедливость», одним из организаторов столичных «Маршей несогласных», бывшим депутатом Госдумы РФ Марком ФЕЙГИНЫМ.

– Марк Захарович, как вы оцениваете итоги прошедших выборов?
– Словами депутата (теперь уже бывшего) Госдумы России Владимира Рыжкова: «Произошла перезагрузка властной элиты». Да, была «перезагрузка» – но не выборы в общепринятом, демократическом понимании этого слова. Так что расклад сил по итогам голосования был лично для меня давно предсказуем.
– Неужели ничто не вызвало удивления?
– Нет, почему же, кое-что удивило. Вот, скажем, «Единая Россия» растиражировала миф, будто декабрьские выборы станут референдумом о доверии президенту. Единороссы набрали в итоге чуть больше 64% голосов. А всего полгода назад, на мартовских выборах в 14 региональных парламентов, – около 60%. То есть, по сути, личный авторитет президента прибавил «партии власти» всего каких-то четыре процента.
Второе. По итогам выборов власти объявили об «очень высокой гражданской активности избирателей». Средний показатель явки, официально, был на уровне 62%. Это мало, учитывая то, какие средства психологического и иного давления использовали, чтобы загнать избирателей на участки. Из всего этого я делаю вывод, что у всё большего числа россиян нынешние методы пропаганды, напоминающие о Советском Союзе, вызывают разочарование и даже отвращение.
– Почему так нещадно «мочили» правые партии?
– Конечно, если бы у оппозиции не было реальной поддержки в массах, никто бы ее мочить не стал. Например, известно, что «Союз правых сил» намеревался включить в первую тройку депутата всех четырех созывов Госдумы Владимира Рыжкова, пользующегося широкой известностью, и особенно среди молодежи. Но из Кремля надавили: если возьмете в список Рыжкова, откажем партии в регистрации. И СПС пришлось пойти на кремлевские условия.
– Но почему оппозиция не выступила единым фронтом, а, как всегда, была разобщена?
– Не стоит преувеличивать наши внутренние разногласия. Различия между лидерами оппозиции не в стратегии, а в тактике. Стратегия же одна – борьба с авторитарным путинским режимом.
– В своем уже разодранном СМИ и политиками на цитаты выступлении в Лужниках президент назвал нынешнюю демократическую оппозицию «шакалами». Дескать, выпрашивают деньги у иностранцев на «оранжевую» революцию…
– Конечно, власть пытается представить нас в виде маргиналов, отщепенцев. Это грязный, но, увы, обычный для нашей политической действительности метод борьбы с «несогласными». Но я скажу: оппозиции не нужно, как считает Путин, «шакалить у иностранных посольств», поскольку мы, в отличие от власть предержащих, не беспокоимся о личных вкладах в иностранных банках. В то же время мы действительно ориентируемся на Запад – выступая как европоцентричные политики, противники разобщения России с Европой.
– Вы считаете, что Россия больше Европа, чем Азия?
– Несомненно! Причем под «Европой» я здесь понимаю не просто географические границы, а особую ценностную систему, подразумевающую гарантии свободы и гражданских прав. Мы все прекрасно осознаем, что нынешняя политическая действительность России не соотносится ни с буквой, ни с духом Конституции, где подобные гарантии закреплены. И мы выступаем против этого. Вот это и есть движение к Европе, к ее демократическим ценностям.
– Что конкретно вас не устраивает в нынешнем режиме?
– Начиная с 1999 года, концентрируя в своих руках все больше финансовых и политических полномочий, путинский Кремль оказался под дурманом всевластия. В итоге «вертикаль власти» разрослась и заполонила собой почти все. И что мы имеем сейчас? Сохранена внешняя видимость, фасадная часть демократии – но на самом деле гражданские свободы отсутствуют. Нынешняя авторитарная система (в отличие от тоталитарной) пока не вторгается в личные права и не прибегает к откровенному насилию – но ведь это лишь вопрос времени.
– Тем не менее Кремль мотивирует все политические реформы (как-то: отмену выборов губернаторов, избирательную реформу, усиление цензуры) движением к экономической стабильности.
– Не могу уяснить, как отмена выборности губернаторов связана с экономической стабильностью! Если бы Кремль озаботился достижением этой самой стабильности, то Путин спустя восемь лет своего правления не провозглашал бы одной из предвыборных целей «борьбу с бедностью». Хочется спросить: а с чем же тогда боролась все эти годы его партия?! Куда шли нефтегазовые сверхдоходы или, скажем, прибыль от экспорта вооружений?!
– А действительно, куда?
– Государство само же на себя их и тратило – на расширение госсектора во всех отраслях экономики, на создание госкорпораций, увеличение армии бюрократов. А излишки, которые было уже не в силах переварить, консервировались в Стабфонде.
Но это тупиковый путь. Известно, что государственные компании в сравнении с частными менее эффективны, менее устойчивы к кризисам и даже просто колебаниям рынка. Вот, скажем, «Роснефть» набрала кредитов в западных банках на $35 млрд. – при том что годовой доход у нее $3-4 млрд. Кто отдавать будет? Если вдруг «Роснефть» объявляет о своей неплатежеспособности, платить по счетам обязано государство. А гарантиями всех этих кредитов, по-видимому, выступают деньги Стабфонда.
– Но ведь пока никто не говорит о неплатежеспособности «Роснефти» или «Газпрома».
– Именно – пока. Все экономисты сходятся во мнении: расплодившиеся госкорпорации будут устойчивы от силы два-три года. Потом – кризис. Издержки госкомпаний, их зарубежные заимствования растут на порядок быстрее, чем цена на нефть и газ. Кроме того, в них происходит практически бесконтрольное разворовывание государственных средств…
Эти люди стараются наворовать побольше, пока другие члены правящего клана не «съели». Посмотрите, насколько обострились противоречия между кремлевскими группировками. Из этого ряда – аресты заместителя главы Госнаркоконтроля Бульбова, замминистра финансов Сторчака, скопом всего руководства Фонда соцстраха… И это только начало. Дальше – хуже. Но, как известно, пока паны дерутся, у холопов – то есть у нас с вами – будут чубы трещать.
– Многие обвиняют оппозицию в перегибании палки при ведении пропаганды. Например, в годовщину убийства Анны Политковской вы провели в центре Москвы «Марш несогласных», который из митинга скорби превратился в политическое шоу.
– Убийство Политковской – политическое, и потому его нельзя рассматривать вне политического контекста. После ее смерти свои опасения по поводу притеснения свободы слова в России высказывали и «Репортеры без границ», и Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ). Поэтому и наши неравнодушные граждане не должны были ограничиваться выражением только своего личного отношения к смерти Политковской. Надо было продемонстрировать свой гражданский протест.
– О каком протесте вы говорите? Ваши акции крайне немногочисленны. Даже на митинг, посвященный памяти Политковской, пришло чуть больше тысячи человек. А по данным социологических опросов, потенциально готовы протестовать против режима только 5% россиян.
– Увы, мне нечего добавить к социологам. «Ожог 90-х» охладил граждан. Сегодня люди слишком заняты собой, они существуют как бы вне власти. В советское время мы полностью зависели от государства: работали на госпредприятии, разрешение на выезд за рубеж получали в ОВИРе и райкоме партии, партия разбирала даже семейные конфликты. Сегодня же прямое влияние государства на их жизнь простым людям незаметно. Не считать же таковым агитационные ролики в период выборов?!
– Как расшевелить людей?
– Как ни удивительно, но роль оппозиции в этом процессе сейчас минимальна. Мы не питаем иллюзий: власть не допустит в ближайшей перспективе прихода оппозиции к власти. И страна будет по-прежнему двигаться прямиком к экономическому кризису. Вот он-то людей отрезвит и пробудит.
– Стоп, а какова же тогда функция оппозиции?
– Разрабатывать программу политического переустройства страны, чтобы максимально подготовленными подойти к этому кризису и как можно скорее и безболезненнее преодолеть его. Я убежден, что уже к следующим президентским выборам народ абсолютно разочаруется в нынешней власти – по крайней мере, она сама поспособствует этому намного активнее, чем оппозиция.

Беседовал
Антон ЧАБЛИН