Поиск на сайте

Война подходила к концу. До Берлина было уже рукой подать. Интрига состояла в том, кто из союзников его возьмёт…

 
На Ялтинской конференции в феврале договорились, что разделительным барьером между наступающими союзниками станет Эльба. При таком подходе выходило, что столица агонизирующего Третьего рейха - на пути Красной армии. Значит, ей и брать логово фюрера…
Хотя как быть, если Красная армия вдруг запнулась бы по дороге к Берлину? Обязаны ли были союзники по коалиции сидеть сложа руки и ждать?
На сей счет никаких резолюций не принималось. А «расписаться» на Рейхстаге Черчилль, например, испытывал не меньшее желание, чем Сталин. Главную роль начали играть политические соображения.
Коли так, почему у английского премьера не могло появиться искушения «пробежаться» до Берлина, если бы случай предоставил возможность опередить русских?
А такой случай как будто бы и представился. Когда союзники 11 апреля вышли на Эльбу возле Магдебурга, Красная армия только готовилась штурмовать Зееловские высоты. И с той, и с другой стороны до столицы Германского рейха было 60-90 километров.
 
 
Дорогая цена за престиж
 

В сентябре 1944 года Верховный главнокомандующий союзными экспедиционными силами в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр писал: «Ясно, что Берлин - это главный приз. Нет никакого сомнения, что мы должны сконцентрировать всю нашу энергию и ресурсы на быстром наступлении на Берлин».

Выход на Эльбу, казалось, создал благоприятные условия для осуществления ранее задуманного.

Но 15 апреля поступил приказ – на Эльбе остановиться.

Эйзенхауэр от своих прежних планов вдруг отказался. Омар Брэдли, командующий американской группой армий, в своих мемуарах пишет: «На вопрос Эйзенхауэра, какой ценой, по моему мнению, нам придется заплатить за прорыв от Эльбы к Берлину, я сказал, что оцениваю наши вероятные потери в 100 тысяч человек. Слишком дорогая цена за престиж, - сказал я, - особенно если учесть, что нам придется отойти и уступить место другим».

Похоже прокомментировал ситуацию начальник штаба армии США генерал Джордж Маршалл: «Я не хотел бы рисковать жизнями американцев ради достижения политических целей». Буквально другого мнения придерживался командующий английской группой армий фельдмаршал Бернард Монтгомери. Он просто рвался в бой за Берлин!

Фельдмаршала поддерживал премьер Уинстон Черчилль, который испытывал крайнее разочарование решением Эйзенхауэра. К тому же Красная армия только что овладела Веной. И потому Черчилль, с присущей ему горячностью, убеждал главнокомандующего: «Если мы сейчас добровольно уступим им еще и Берлин, хотя он находится в пределах нашей досягаемости, это лишь укрепит их убежденность в том, что они добились всего в одиночку».

Эйзенхауэр продолжал стоять на своем. Отказаться от наступления на Берлин у него были и другие причины. К тому времени «в котле» находилась немецкая Рурская группировка, а это 325 тысяч человек. Если ослабить на нее натиск, бросив значительные силы на столицу рейха, гитлеровцы получили бы возможность просачиться из окружения и отойти на юг, в «Альпийскую крепость».

Так называли якобы мощно укрепленный район в горах южной Баварии, на границе с Австрией. Произойди такое, думал Эйзенхауэр, и война затянется еще на неизвестно какое время.

Правда, потом выяснилось, что «Альпийская крепость» была всего лишь очередным блефом нацистов…

Присутствовал и такой мотив: не хотелось раздражать Сталина. Ведь он в Ялте обещал помощь в войне против Японии. Мог и передумать…

Впрочем, соберись американцы и англичане со всеми силами и поверни на Берлин - вовсе не факт, что они оказались бы перед его стенами раньше Красной армии.

Тем не менее историк Джон Фуллер называет решение Эйзенхауэра отказаться от захвата Берлина одним из самых странных в военной истории.

 
Интрига была острой
 

Между тем быстрое продвижение союзников к Эльбе вызвало нервозность в Кремле. Маршал Иван Конев в своих мемуарах вспоминает, как его и Георгия Жукова в начале апреля вызвали в Ставку. И зачитали телеграмму, основанную на разведданных, в которой утверждалось, что «командование союзников планировало осуществить захват Берлина, который первоначально должна была осуществить Красная армия, силами британских войск и полным ходом вело подготовку к этой операции.

После чего Сталин обратился к нам:

- Так кто будет брать Берлин? Мы или союзники?».

Понятно, что ни о каких союзниках не могло быть и речи. По политическим соображениям столицу рейха должны были брать только «мы». Поэтому и начало Берлинской операции решено было ускорить.

Как пишет уже Жуков: «Конечно, было бы лучше подождать пять-шесть суток и начать Берлинскую операцию одновременно тремя фронтами, но, как я уже говорил выше, учитывая сложившуюся военно-политическую обстановку, Ставка не могла откладывать операцию на более позднее время».

 
Гитлер боялся плена
 

В последний раз главари Третьего рейха собрались в бункере Гитлера 20 апреля. Он отмечал день своего рождения. Фюреру исполнялось 56 лет. Но главными уже были не здравицы в его честь, а предложения, как ему быть дальше.

Раньше было согласовано, что Гитлер покинет бункер и отправится на юг, в Оберзальцберг, «чтобы оттуда, из легендарной горной твердыни Фридриха Барбароссы, – как пишет американский историк Уильям Ширер, - руководить последней битвой Третьего рейха». Большинство министерств уже перебралось на юг, туда же были отправлены в переполненных грузовиках и государственные документы.

Но фюрер передумал. И на настойчивые призывы фельдмаршала Вильгельма Кейтеля покинуть Берлин, пока есть возможность, ответил: «Решение уже принято: я остаюсь в Берлине, и буду защищать город до последнего». Гитлер полагал, что его бегство деморализует остатки его армий.

Но еще больше он боялся попасть в плен. Дорога из Берлина стала небезопасной. И был риск получить ранение, в результате которого не сможешь покончить с собой. И тогда - суд на глазах всего мира. Ну нет, такого фюрер даже представить не мог…

Из главных бонз с фюрером остались Йозеф Геббельс и Мартин Борман.

Сопротивлялся Гитлер недолго, 30 апреля он застрелился. Над Рейхстагом уже развевался красный флаг. Но об этом фюрер вряд ли мог знать.

В завещании своим преемником он назначил гросс-адмирала Карла Денница, которому предстояло вести переговоры о капитуляции.

 
Немцы надеялись напрасно
 

Берлин практически был взят. Но Денниц не терял надежду, что между союзниками вот-вот пробежит черная кошка. Держа это в голове, он посылает к Эйзенхауэру эмиссара с предложением капитулировать только перед западными союзниками. Но Эйзенхауэр эту идею сразу отверг. «Я считал, - писал он потом, - что любое предложение о том, чтобы союзники приняли от немецкого правительства капитуляцию только на их Западном фронте, немедленно вызовет полное разногласие с русскими и создаст обстановку, в которой русские могли бы не без оснований обвинить нас в вероломстве».

Тогда в Реймс, где размещалась Ставка главнокомандующего союзников, с полномочиями подписать акт о капитуляции отправился генерал-полковник Альфред Йодль.

Как только он прибыл, из Парижа был срочно приглашен начальник советской военной миссии при штабе западных союзников генерал-майор Иван Суслопаров.

Вот как рассказывает об этом генерал армии Сергей Штеменко: «Вечером 6 мая к начальнику советской военной миссии генералу Суслопарову прилетел адъютант Д. Эйзенхауэра.

Он передал приглашение главнокомандующего срочно прибыть в его штаб. Д. Эйзенхауэр принял И. Суслопарова. Улыбаясь, он сказал, что прибыл гитлеровский генерал Йодль с предложением капитулировать перед англо-американскими войсками и воевать против СССР».

 
Трудная ситуация риска
 

Расколоть союзников не получилось. И на 7 мая на 2 часа 30 минут было назначено подписание акта о безоговорочной капитуляции.

Суслопаров попал в трудную ситуацию. Подписывать акт или отказаться? Он отправил текст капитуляции и запрос, как ему быть, в Москву. Но ответ в нужное время не пришел. И тогда Суслопаров пошел на риск – акт о безоговорочной капитуляции Германии подписал. 

Как боевой генерал, он прекрасно представлял, что минута войны уносит сотни человеческих жизней. И потому был уверен: остановить ее - великое благо... Но, ставя свою подпись, он сделал приписку, что «не исключает в дальнейшем подписания иного, более совершенного акта о капитуляции Германии, если о том заявит какое-либо союзное правительство».

Хотя в пришедшей из Москвы телеграмме говорилось «ничего не подписывать», Сталин с доводами Суслопарова согласился. И репрессий в его адрес не последовало.

Ну а подписанный в Реймсе акт о безоговорочной капитуляции был признан «предварительным», и 8 мая поздно вечером (в Москве было уже 9 мая) в Берлине состоялось окончательное его подписание. Советскую делегацию на торжественной церемонии по сему случаю возглавил маршал Жуков.

 
Виктор СПАССКИЙ, историк
 
 
 
 
 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях