Поиск на сайте

Таким представлялся Ставрополь многим иностранным путешественникам позапрошлого века

 

На днях, в преддверии 235-летнего юбилея краевого центра, ученые Ставропольского государственного университета Алексей Кругов и Максим Нечитайлов издали невероятно занимательную книгу «Ставрополь глазами иностранцев». В основу ее легли уже известные, ранее обнародованные краеведами сведения, а также доселе не раскрытые широкой публике факты архивных документов и иностранной периодики.
Это воспоминания и дневниковые записи писателей, путешественников, военных, ученых, разведчиков, авантюристов и просто искателей приключений, побывавших в Ставрополе в конце XVIII - начале XIX века. Дополняя, а порой оспаривая друг друга, источники дают возможность взглянуть глазами просвещенного европейца на один из лучших городов русского Кавказа.
На подготовку книги у исследователей ушло почти два года упорного труда. При этом тираж издания выглядит более чем скромно – всего сотня экземпляров, чему есть свои причины: издание осуществлялось за счет собственных средств авторов.
Между тем ученые оптимизма не теряют, планируя в ближайшее время подготовить второе, дополненное, издание, в частности, снабдить его уникальными иллюстрациями Ставрополя позапрошлого века. Спонсорская помощь, на которую надеются авторы книги, позволит выпустить ее солидным тиражом, ибо собранный материал не оставит равнодушным любого, кто пусть поверхностно, но интересуется историей родного города.

 

Кипят шпионские страсти
Всех иностранцев, посещающих ту или иную страну сто с лишним лет назад, часто именовали «путешественниками», независимо от цели поездки. Хотя одни, например, были учеными, легально приезжали на Кавказ, чтобы ознакомиться с этой удивительной «страной» и ее жителями. Другие оказывались в наших краях в качестве торговцев, дипломатов, миссионеров, журналистов и разведчиков.
Культура и быт, религия и нравы, экономика и общественная жизнь - все это нашло отражение в записках и мемуарах иностранцев. Практически все они не знали русский язык, что порой приводило к неточностям и ошибкам, которые авторы книги скрупулезно вылавливали и снабжали пространными комментариями. В числе путешественников были уроженцы Германии, Испании, Великобритании (включая Шотландию), Ирландии, Швейцарии, Франции, Царства Польского, Венгрии, Ирана. 
Особенно много среди путешественников было французов, ведь вплоть до 1917 года Париж оставался законодателем мод и вкуса для русского дворянства, которое сначала обучалось французской речи, а потом только родному языку как «второму иностранному». 
Образованная провинциальная публика следила за новинками французской литературы. Александра Дюма, путешествующего по Кавказу, поразило то, что даже в самых отдаленных русских гарнизонах и укреплениях находились офицеры, свободно говорившие на французском языке, более того, читавшие все его произведения. Русское гостеприимство, желание пообщаться с иностранцами открывало им двери многих ставропольских домов.
Выходцы из просвещенной Европы, безусловно, вносили в жизнь русской провинции элементы высокой культуры. Однако их у нас порой считали шпионами, и не случайно. Скажем, английские эмиссары пытались мобилизовать черкесов для войны против России, снабжали их боеприпасами, вели подстрекательскую деятельность.
Время от времени разгорались шпионские скандалы. Летом 1820 года в Тифлис прибыл брат английского поверенного в делах в Персии капитан артиллерии Эдуард Уиллок. Генерал Иван Александрович Вельяминов счел путешественника шпионом, приехавшим «высмотреть положение наших военных дел в Чечне и Дагестане». Он разрешил поездку Уиллока в Кизляр, но дал секретное распоряжение не пропускать его за Терек, а также приказал «наблюдать за всеми его действиями и следить, кто у него бывает и как часто».
Согласно донесению дежурного штаб-офицера майора Красовского, «недоросль» А. С. Пушкин, ротмистр Н. Н. Раевский-младший и поручик князь С. И. Мещерский навестили Уиллока и имели с ним беседу. Сам Уиллок с персидским переводчиком (армянин Садык) дважды посетили генерала Н. Н. Раевского-старшего, «у коего обедали».
Любопытно, что капитан Уиллок беседами действительно не ограничился: с его ведома Садык «на возвратном пути чрез Карабаг наклонял... к побегу нижних чинов 42-го Егерского полка, в чем и имел некоторый успех» (они предназначались для Русского батальона дезертиров на службе персидского шаха). Кроме того, капитан взял с собою в Тавриз двух русских перебежчиков.
Такое «мгновенное недомыслие» Уиллока привело к тому, что в августе 1820 года А. С. Грибоедов направил две резкие дипломатические ноты на имя Генри Уиллока, брата шпиона, потребовав, чтобы другие англичане, «которые в будущем собрались бы ехать в Грузию», избегали «таких способов действия во имя очевидных мировых причин». Эти ноты протеста едва не вызвали кризис в отношениях между русской и британской дипломатией в Иране.
Молодой француз граф Луи де Сюзанне побывал во всех стратегически важных пунктах Кавказа, как считали, с весьма прозрачными целями - шпионскими. Однако у авторов книги не нашлось достаточных оснований полагать, что Луи работал против российского государства. Путешествуя по Кавказу, граф встречался с весьма интересными и высокопоставленными людьми, был близко принят всем кавказским начальством. В силу своей любознательности, слово в слово записывал свои разговоры с ним.
Как бы то ни было, но откровенные замечания независимого иностранного обозревателя вызвали гнев императора Николая Павловича.
Француз полагал, что человеческие жертвы и финансовые затраты на Кавказскую войну не имели «никакого результата», рекомендовал российским властям провести «значительные преобразования в своей администрации», указывая на ее недостатки, советовал «покорять эти провинции более надежными средствами цивилизации и торговли», а не силой оружия.
Более всего императора неприятно поразило то обстоятельство, что в театре военных действий простой путешественник запросто получил возможность ознакомиться с положением русской администрации и армии.
Итогом визита любознательного графа на Кавказ стала Высочайшая резолюция, запрещающая чиновникам «подобные сношения с иностранцами».

 

Равнодушие высшего сословия
Несмотря на то, что в Ставрополе побывали многие англичане, редкие их публикации составлены в благожелательных к России тонах. 
Русофобия оставалась одним из настроений в общественно-политических предпочтениях британцев, которые полагали, что Николай I намеревается перенести границу своего государства еще дальше на юг, чтобы отнять у них Индию. Большинство английских путешественников считали Россию варварской, деспотичной и агрессивной страной, воспевая горцев как приверженцев свободы и демократии.
Интересен отзыв о нашей стране супруги английского дипломата леди Мэри Леоноры Шейл: «Россию часто бранят, но если бы мы судили о национальном характере на основании того, что мы видим, искренность заставила бы нас заявить, что здесь преобладают такие качества, как ум, радушие и щедрость... Что поразило меня больше всего в России, так это равнодушие высшего сословия к чувствам их слуг и зависимых от них людей. Они, как мне казалось, смотрят на них и обращаются с ними, как с животными...»
Свое отражение в записках леди Шейл нашла и культурная жизнь Ставрополя: «Есть театр и собрание, где, мне сказали, зимой устраивали балы». Год приезда британского посланника с супругой в Ставрополь стал последним, когда там играла русская труппа известного актера и антрепренера К. М. Зелинского. С ней связана одна из лучших страниц истории нашего театра.
Именно в позапрошлом веке причудливо переплелись в истории Российской империи судьбы Кавказа и Польши. 
Сначала здесь появились около 10 тысяч польско-литовских солдат и офицеров «Великой армии», взятых в плен в ходе войны с Наполеоном. Они стали первой волной массовой миграции поляков на Северный Кавказ (1812-1814 годы). Большинство пленных вернулись на родину, но часть их осталась на Кавказе, приняв российское подданство.
Сама же Польша после наполеоновских войн вошла в состав Российской империи. Когда государству потребовалось усилить свое военное присутствие на Кавказе, после подавления восстания 1830-1831 годов сюда отправляли польских мятежников.
На что вообще чаще всего обращали внимание путешественники? Конечно, это экономическая жизнь города, ярмарки, на которых собиралось множество народу - русские, казаки, горцы, кочевники. 
Ярмарки представляли собой яркое зрелище, производившее неизгладимое впечатление на тех, кто видел их впервые. Одним из известных ссыльных польских мемуаристов был Ян Яворский, оставивший эти воспоминания:
«Весьма живописный вид имеет огромный караван-сарай, то есть, вернее сказать, целый городок с несколькими улицами, воздвигнутый из полотна и равендука, наполненный всяческими европейскими и азиатскими товарами, начиная от нитки с иголкой, вплоть до наизысканнейших шелковых тканей, ковров, часов и других драгоценностей, окруженных множеством палаток, лавочек, телег, конями, скотом, среди которых толпа в несколько десятков тысяч персон разных национальностей в самых разнообразных, безустанно переливающихся на солнце нарядах».

 

Конфеты и гусиные ножки
Но больше всего, пожалуй, путешественники обращали внимание на внешний облик города.
Несколько таких воспоминаний принадлежат перу уроженцев Шотландии, лейтенанту Бенгальской конной артиллерии Томасу Ламсдену и его родственнику доктору Мэтью Ламсдену, ученому-ориенталисту. Свой «малый труд» Томас подготовил на основе записей, которые вел в пути ежедневно, - фактически это его дневник. Вот небольшой отрывок из него.
«Ставрополь - одна из самых прелестных деревень, которые я когда-либо видел. Большинство русских деревень располагается в долинах, но эта стоит на возвышенности, здесь очень красивая церковь, с куполом, несколько хороших домов, превосходная широкая улица и множество деревьев в окрестностях».
Выдающийся немецкий ориенталист Генрих Юлий фон Клапрот, член Российской Академии наук, был командирован на Кавказ для историко-филологических и этнографических исследований. По пути в Тифлис Клапрот миновал Ставрополь, отметив, что город способствует развитию охоты. Еще бы, ведь тогда в окрестных лесах водились перепела, куропатки, фазаны, кабаны, козы, олени, волки, лисы, даже медведи и рыси!
Янош Карой Бешш, более известный во французской транскрипции как Жан-Шарль де Бесс - венгерский ученый, занимавшийся изучением этногенеза и древней истории мадьяр, рассказывал о том, как принц Хосров-Мирза, третий сын Аббас-Мирзы, наследника персидского трона, направляясь в Петербург, чтобы от имени своего владыки принести императору Николаю извинения за убийство его посланника Грибоедова при тегеранском дворе, задержался на три дня в Ставрополе. 
Беседка в Вельяминовской роще (на месте стадиона «Динамо») настолько полюбилась принцу, что тот предпочел ночевать там, покинув приготовленные ему апартаменты. А напоследок велел сделать рисунок этой беседки, чтобы такую же построить в своем саду в Тебризе.
Помимо колоритных описаний города дошли до нас и записи о нравах местной публики. Шарль-Анри Годэ, уроженец швейцарского кантона Невшатель, отмечает, что большинство домов в Ставрополе выстроено из желтого известняка, который в изобилии поставляют расположенные рядом карьеры. 
На нескольких улицах тогда начинали мостить каменные тротуары, «тем более необходимые, что, когда дождь льет несколько дней, невозможно перейти улицы, не погружаясь в грязь по колено».
И еще одну любопытную запись оставил швейцарец: «Губернатор в моем присутствии жаловался, что не знает, что будет есть. Это удивительно в столь плодородном краю, который может прокормить не менее 800 тысяч жителей; но таково равнодушие русского к тому, что считается жизненным благосостоянием; он живет так, как жил; любые перемены, всяческие улучшения ему в тягость».
И если с этим наблюдением можно согласиться на все сто, то откровенное недоумение вызывает рассказ англичанина Роберта Миньяна о приеме в губернаторском доме.
«Освежающие напитки подавали весь вечер, и большие корзинки с конфетами постоянно исчезали. Так, мы заметили, происходит на каждой вечеринке. 
После того как дамы покидают стол, распространен другой обычай - а именно, всеобщая и беспорядочная свалка за остатки ужина, когда каждый счастливчик укладывает в свой карман все, что ему удастся схватить. Я видел однажды старого генерала, важно выходящего из комнаты с гусиной ножкой, выглядывающей из заднего кармана его роскошно расшитого мундира».

 

Гони монету на водку!
И по сей день самое, может быть, актуальное описание оставил некто Р. Лайалл.
Передвигаться в те времена по Кавказу было делом небезопасным и довольно дорогостоящим. Езда на перекладных (казенных лошадях) была предприятием нелегким. 
Чтобы получить на почтовой станции лошадей, путнику требовалось предъявить подорожную - официальный документ, удостоверяющий личность и его права, подтверждающий маршрут и цель путешествия. 
Описывая отъезд из Москвы на Кавказ, Лайалл отмечал, что подорожную должным образом не зарегистрировали на почтовой станции, и смотритель, по обычаю, получил чаевые за труды.
При выезде из города путешественников остановил часовой у шлагбаума. Тогда «один из наших слуг спустился к дежурному офицеру, устроил так, чтобы подорожную соответственно вписали в книгу, содержащуюся для этой задачи, и дал писарю обычные деньги на водку; нам позволили проследовать далее, Москва осталась позади».
В дальнейшем автор не раз подчеркивает значение этого документа для путника (без него никто бы не впустил его в дом на ночлег), упоминает привычную процедуру вручения служителям почтовых станций drink-mоnеу (деньги на водку), а городничему - взятки в придачу к подорожной, дабы получить лошадей «немедля».
Умудренный опытом российской действительности, Лайалл, проезжая через Ставрополь, сетует, что жалоба на смотрителя, поданная местным властям, особой пользы не даст и чаще даже ухудшит положение дел. Но «небольшая взятка обычно удовлетворит смотрителя и обеспечит вам лошадей; тогда как полицмейстеру или городничему, который сможет уладить спор, потребуется вознаграждение побольше».
Александр Дюма, к слову, в подобной ситуации запугивал смотрителей авторитетом «французского генерала», для чего повесил на костюм русского ополченца испанскую звезду Карла III: чиновники спешили не только удовлетворить все его желания, но даже предупредить их. «Подорожную» Дюма перевел как «право брать лошадей».
Человеку, знакомому с роскошью Парижа или Санкт-Петербурга, Ставрополь первой половины XIX века, конечно, казался неказистым. Многие, например, не могли объяснить причин, которыми руководствовались при выборе места для строительства города. 
В то же время совершенно непредвзятый наблюдатель Хуан Ван-Гален счел Ставрополь городом, отлично расположенным и выстроенным по хорошему образцу. Вид Эльбруса для путешественников частично сглаживал неудобства городской жизни.

 

Олег ПАРФЁНОВ

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях