Ренегат Лаврентий Павлович

Шестьдесят лет назад министру МВД СССР маршалу Берии было предъявлено обвинение в заговоре «для захвата власти и ликвидации советского рабоче-крестьянского строя»

Как следовало из обвинения, целью была «реставрация капитализма и восстановление господства буржуазии». Так что из приведенных строк выплывал образ матерого авантюриста-перерожденца, а не заплечных дел мастера Малюты Скуратова, каковым традиционно Лаврентий Берия представляется современному обывателю.
 Объяснение простое. На совести тех, кто устроил над ним суд, были тоже тысячи безвинно загубленных душ. И вспоминать о массовых репрессиях, к которым был причастен могущественный министр, его соратникам было совсем не с руки.
Это уже спустя время, в хрущевскую «оттепель», когда народу явили истинный лик сталинского режима, Берия в одночасье оказался главным ответственным за все вершившиеся беззакония. И статус «кровавого палача» был закреплен за ним на века.
А тогда, отрешенный от дел и пребывая под арестом, Лаврентий Павлович никак не мог понять своей подлинной вины. Потому он и сподвижникам в первые дни писал по-свойски: «…я допустил вольность и развязность, за что, конечно, меня следует крепко взгреть». А когда его пронзило осознание случившегося, он резко меняет стиль обращения: «Еще и еще раз умоляю вмешаться и невинного своего старого друга не губить».
Но нет, с «дорогим товарищем» соратники на тот момент уже попрощались…

Нежданно-негаданно
Советские граждане, открывшие 10 июля 1953 года газету «Правда», озадаченно читали опубликованное в ней постановление пленума ЦК КПСС. В нем утверждалось «о преступных и антигосударственных действиях Л.П. Берии, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала и выразившихся в вероломных попытках поставить Министерство внутренних дел СССР над Правительством и Коммунистической партией Советского Союза». За что его вывели из состава ЦК КПСС и исключили из ее рядов «как врага Коммунистической партии и советского народа».
Такой зигзаг в судьбе «маршала с Лубянки» произошел не вдруг. После смерти вождя главными лицами в стране стали Георгий Маленков – Председатель Совета министров, Лаврентий Берия – министр внутренних дел (в 1946 году был освобожден от этой должности – Авт.), первый заместитель председателя Совмина, Никита Хрущев – Первый секретарь ЦК КПСС. Но создать устойчивый триумвират они не могли. Каждый мнил себя верховным правителем.
Вот как описывал отношения между Хрущевым и Берией Дмитрий Шепилов: «Как два хищника, они всматривались друг в друга, принюхивались друг к другу, обхаживали друг друга, пытаясь разгадать, не совершит ли другой свой победоносный прыжок первым, чтобы смять противника и перегрызть ему горло».
По словам Константина Симонова, Берия принимал Хрущева за «круглорожего, сиволапого дурачка, которого ему, Берии, мастеру интриги, проще простого удастся обвести вокруг пальца».
 Но Никита Сергеевич Лаврентия Павловича перехитрил. Он сумел переманить на свою сторону Маленкова. Хрущев ключевой разговор с ним воспроизводит так: «Неужели ты не видишь, куда клонится дело? Мы идем к катастрофе. Берия подобрал для нас ножи». Маленков мне: «Ну а что делать? Я вижу, но как поступить?»
Как поступить – они, в конечном итоге, договорились. К тому же предложения Берии по скорейшим переменам в обществе давали соратникам «неопровержимые улики» в его «заговоре»…

Как из рога изобилия
За работу в новом правительстве Лаврентий Берия принялся засучив рукава. Он буквально фонтанировал инициативами. По его предложению сразу же вышла амнистия для заключенных, совершивших не особо тяжкие преступления. Следом были отменены ограничения на прописку в большинстве городов и пограничных местностей.
С его подачи прекратили «дело врачей» и другие резонансные дела, а их участников реабилитировали. Как небывалое – он запретил применение к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия.
Именно Берия заговорил о перегибах в коллективизации в присоединенных Западной Украине и Прибалтийских республиках.
Писатель Николай Зенькович пишет: «Предлагал урезать финансирование военно-промышленного комплекса — хватит уже оборонщикам громоздить бомбы».
Несомненно, стать автором того или иного замысла Берию заставляло истинное положение дел. В силу своей профессиональной осведомленности министр МВД лучше остальных знал, как родная держава в реальности шагает «от успеха к успеху».
«Страна не могла прокормить себя, – пишет историк Рудольф Пихоя, – даже в Москве не хватало картошки. Крестьяне, разоренные налогами, стремились уйти из деревни.
В стране были две громадные армии: армия, существовавшая фактически по штатам военного времени, и огромная армия заключенных. Следовать «сталинским заветам» – это жить по придуманным экономическим законам социализма, предполагавшим отказ от товарно-денежных отношений.
Поэтому мало было похоронить Сталина. Надо было «втихую» прикрыть волну его почитания, нейтрализовать его «наследие».

Настоящая… крамола
И все же в своем стремлении к новшествам Берия палку перегнул. Он замахнулся на святое – на роль партии, открыто заявляя, что советским органам власти и хозяйственным управленческим структурам надо дать больше самостоятельности. А КПСС пусть занимается «кадрами и идеологией».
Он и от своих подчиненных добивался, чтобы они не шибко шли на поводу у парткомов.
Как образно пишет историк Борис Соколов: «Лаврентий Павлович хотел оставить Богу богово, а кесарю кесарево».
Вмешался Берия и в решение «национального вопроса». Так, соратники согласились с его мнением, что на руководящие посты в союзных республиках необходимо назначать представителей коренной национальности, а не завозить чиновный люд из Москвы. И делопроизводство должно осуществляться не на русском, а на местном языке.
И совсем из ряда вон было предложение министра внутренних дел признать строительство социализма в ГДР ошибочным.
Из восточной Германии в западную к тому времени перебежало более 500 тысяч человек. Становилось все очевиднее – социалистическим калачом добропорядочного немецкого бюргера не заманишь. И Берия предлагает объединить Германию, сделав из нее буржуазное демократическое государство с нейтральным статусом. Нечто похожее на современную Австрию.
И что любопытно? Это предложение на заседании Президиума ЦК КПСС было поддержано. Как и многие другие, которые он выдвигал.
 Это уже на июльском пленуме, когда он был арестован, все его новации были истолкованы против него: амнистировал зеков – заранее готовил «опору для переворота», предлагал ставить в начальники местные кадры – расставлял своих людей, настаивал на предоставлении больших полномочий исполнительным органам власти – пытался поставить МВД над партией…

К высшей мере социальной защиты
Сначала «заговорщики» предполагали «маршала с Лубянки» просто арестовать. Для выяснения, так сказать, всех обстоятельств… Да и Хрущев писал: «…у нас прямых криминальных обвинений в его адрес не было». Но потом верх одержали личные страхи, которые Вячеслав Молотов выразил словами: «Берия очень опасен, и я считаю, что надо пойти на более крайние меры».
И пошли. Берию объявили врагом народа и по устоявшейся традиции повесили на него все мыслимые и немыслимые грехи.
А коль он затевал заговор, чтобы реставрировать буржуйские порядки, его объявили наймитом империализма. И что он таковым был, потом без труда «доказал» суд.
Но правовые основания вынесенного Лаврентию Павловичу приговора подверг сомнению даже бывший главный военный прокурор СССР генерал-лейтенант юстиции Александр Катусев: «В действиях Берии после смерти Сталина просматривалось лишь желание расширить сферу своего влияния, потеснить соперников, однако для обвинения в заговоре это, конечно, не довод».

В какую сторону уклон?
Но можно ли при всех задумках, которые были в голове Берии, считать его настоящим реформатором?
Кто-то, например, полагает, что он чуть ли не опередил Горбачева. Тот же Николай Зенькович утверждает: «Что бы ни говорили, а предтечей был Берия, делавший ставку на профессионализм, замышлявший грандиознейшую перестройку, которую перепуганные соратники объявили авантюрой и заговором».
Историк Петр Вагнер не согласен: «Его частичные инициативы, которые можем наблюдать после смерти Сталина, нам указывают на определенную меру познания относительно того, что в настоящей ситуации что-то надо сделать. Ни больше ни меньше.
Пытаться на основе некоторых частичных реформаторских шагов Берии сделать из него едва ли не апостола перестройки – погрешить против истории».
Так что вопрос «С кем вы, товарищ Берия?» остается открытым. Главное – не сотворить очередной миф, не перегнуть по привычке в ту или иную сторону.

Виктор СПАССКИЙ,
историк