До сих пор пакт о ненападении, заключённый между Советским Союзом и Германией, вызывает острые дискуссии. Не подтолкнул ли он в итоге мир к войне?
Европе пришлось схватиться за голову, когда в середине марта 1939 года Гитлер на глазах у нее оккупировал Чехословакию. А затем раскромсал, как хотел.
В Мюнхене так не договаривались…
А тут еще ко всему разгорелся «Данцигский кризис». На предложение Гитлера уступить Германии Данциг с полоской земли, что позволило бы иметь свободный доступ в Восточную Пруссию, Варшава ответила категорическим отказом. Фюрера такой афронт просто взбесил. И он твердо постановил: не хотите по-хорошему - будет по-плохому… Что лишь значило - скоро быть войне.
В ответ надо было что-то делать. Между европейскими столицами начались консультации. Подключилась и Москва. И в середине апреля по ее инициативе было достигнуто согласие начать трехсторонние переговоры о заключении оборонительного союза между СССР, Англией и Францией, который одновременно должен был гарантировать целостность границ ряду малых европейских государств.
И такое вот совпадение: в это же самое время у Германии вдруг обнаружилось влечение к Советскому Союзу. Хотя в 1938 году заместитель министра иностранных дел Третьего рейха Эрнст Вайцзеккер в своем дневнике начертал: «Россия не представляет интереса ни в качестве друга, ни в качестве врага».
А тут немцы начинают активный зондаж по дипломатическим каналам, намекая, что было бы совсем не лишним «улучшить наши отношения»… В конце мая уже открыто предлагают заключить выгодное экономическое соглашение.
В ответ на что «советская сторона, - пишет историк Михаил Мельтюхов, - намекнула на необходимость подведения под советско-германские отношения «политической базы», то есть предложила Германии внести конкретные предложения».
Поскольку переговоры между СССР, Англией и Францией шли без особой задоринки, немцы, не имея причин нервничать, с предложениями не торопились. Хотя сообразили, о чем может идти речь.
Есть мнение, что англичане на переговорах в Москве только тем и занимались, что совали палки в колеса. Процесс обсуждений действительно шел трудно. Уж слишком по-разному смотрели стороны на поставленные перед собой задачи.
Но вот как описал ход заседаний, на которых речь шла о политической части договора, глава английской делегации лорд У. Стрэнг: «Одна за другой позиции сдавались русским. В конце концов русским была уступлена большая часть того, что они требовали».
В Лондоне хорошо понимали, что провал переговоров может стать причиной советско-германского сближения, чему, как отмечали аналитики Форин-офиса, «имеются уже некоторые признаки». Правда, что сближение будет достигнуто, считалось «маловероятным». Поэтому англичане тянули время, полагая, что сам факт переговоров устрашающе подействует на Гитлера и до осени он уже не осмелится вторгнуться в Польшу. А там придет и непогода…
И все же формальной причиной неудачи переговоров считается упрямство Польши. Она ни под каким предлогом не соглашалась пропускать на свою территорию Красную армию в случае совершения против нее агрессии. Как говорил министр иностранных дел Польши Юзеф Бек французскому послу: «С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими - свою душу».
Между тем глава французской военной миссии генерал Жозеф Думенк получил от своего премьера наказ: «Привести мне соглашение любой ценой».
Но все попытки французских дипломатов, как и английских, вынудить Варшаву на согласие ни к чему не привели.
И все же генерал Жозеф Думенк надежду не терял. И 22 августа в беседе с маршалом Климентом Ворошиловым, главой советской военной миссии на переговорах, искренне пытался убедить его в продолжении переговоров. Намекая, что поляки могут и образумиться…
Но маршал знал, что какой-либо смысл в продолжении обсуждений уже отпал. Но открыто об этом, по известным причинам, не сказал.
Почти день в день с прибытием английской и французской военных миссий для продолжения переговоров, 11 августа, политбюро решило «вступить в официальное обсуждение поднятых немцами вопросов, о чем известить Берлин».
Это был ответ на присланную тремя днями раньше советским послом в Германии телеграмму, в которой он информировал, что немцы, демонстрируя «готовность договариваться», хотят «вовлечь нас в разговоры более далеко идущего порядка, произведя обзор всех территориально-политических проблем, могущих возникнуть между нами и ними».
Причем со своими инициативами Берлин явно торопится. Министр иностранных дел Германии Иохим Риббентроп заявляет, что «начиная с пятницы, 18 августа, он готов в любое время прибыть самолетом в Москву, имея от фюрера полномочия на рассмотрение всего комплекса германо-советских отношений».
День спустя из Рейхсканцелярии приходит уведомление о своем согласии «учесть все, чего пожелает СССР». И вновь предложение ускорить переговоры. Кремль отвечает, что готов принять Риббентропа через неделю. «Но Адольф Гитлер не мог ждать «постепенных» переговоров с Россией. Он только что сообщил Чиано (министр иностранных дел Италии. - Авт.), что самый поздний срок нападения на Польшу - 1 сентября, а была уже середина августа», - пишет Уильям Ширер.
И фюрер не выдерживает. Он направляет 20 августа Сталину личную телеграмму, в которой просит «принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, самое позднее - в среду, 23 августа». При этом сообщает, что «согласен с проектом пакта о ненападении, переданным господином Молотовым».
Ответ приходит сразу: министр иностранных дел Германии может прибыть в Москву 23 августа.
Интересный факт приводит Михаил Мельтюхов: «Гитлер в первой половине дня 23 августа, когда Риббентроп еще летел в Москву, отдал приказ о нападении на Польшу в 4.30 утра 26 августа». Потом день вторжения был перенесен на первое сентября.
Сам фюрер своим соратникам признавался: «Благодаря этим соглашениям гарантируется благожелательное отношение России на случай любого конфликта».
К пакту о ненападении прилагались секретные протоколы. О Польше в них говорилось: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Польского государства, границы сфер интересов Германии и СССР будут приблизительно проходить по линии рек Нарева, Вислы и Сана».
На деле это означало предстоящий раздел Польши. Что и произошло через месяц.
Также сферой особых интересов СССР стали прибалтийские республики, Бессарабия и Финляндия. Но если прибалтийские республики и Бессарабия скоро были поглощены «великим соседом», то Финляндия дала притязаниям отпор.
По сути, советское правительство пошло по мюнхенскому пути: за счет Польши умиротворило агрессора, оставшись в стороне наблюдать за происходящими событиями.
Что это было именно так, говорят и слова Сталина, которые зафиксировал в своем дневнике Георгий Димитров, тогда генеральный секретарь Коминтерна: «Мы можем маневрировать, подталкивать одну сторону против другой, чтобы лучше разодрались» (запись сделана 7 сентября 1939 года).
Комментарии
Вопрос в подзаголовке сам по себе странный. Не подтолкнул ли он .... мир к войне?" А с другой стороны вопрос: А если бы не подписали? Война все равно началась бы. Германия полностью была готова к нападению на Польшу задолго до 23 августа, ибо немыслимо организовать мощнейшую военную операцию за неделю после подписания Договора.
Что же касается нашей страны, то по крайней мере с 20-х гг в Германии велась открытая пропаганда по ПРИСОЕДИНЕНИЮ К ГЕРМАНИИ ТЕРРИТОРИЙ УКРАИНЫ И СЕВЕРНОГО КАВКАЗА ДЛЯ ЗАСЕЛЕНИЯ ИХ НЕМЕЦКОЙ НАЦИЕЙ И ПОСТЕПЕННОМУ ВЫТЕСНЕНИЮ НАШИХ НАРОДОВ НА ВОСТОК ЗА ВОЛГУ. Кстати даже в мемуарах Шпеера - министра промышленности это отмечается.
Именно поэтому СССР и подписал договор с Германией, чтобы выиграть время для подготовки к защите страны.
- ответить
Постоянная ссылка (Permalink)Добавить комментарий