Поиск на сайте

Ставропольчане предлагают увековечить память жертв голодомора 1933 года

Группа граждан направила к главе администрации села Привольного Красногвардейского района Вячеславу Брыжахину и в сельский совет обращение. Оно заслуживает того, чтобы его привести полностью.

«Уважаемый Вячеслав Павлович!
Обращаются к Вам выходцы из села Привольного. 
Мы давно уже не живем в селе, но не прерываем связи с нашими родственниками, которые живут и трудятся в Привольном, чтим традиции и обычаи родного села, бережно храним память о погибших за независимость нашей Родины в годы Великой Отечественной войны  земляках, в том числе и об Алексее Киреевиче Измайлове, который одним из нас приходится отцом, а другим – дедом и прадедом.
Мы любим историю родного села, гордимся замечательными людьми, которые выросли в Привольном.
В последнее время нас все больше и больше тревожит одна  тема.
Это голод 1933 года.
По скупым воспоминаниям  родных и близких мы знаем, что эта беда коснулась многих наших земляков. Не обошла она стороной и нашу семью. Долгие годы эта страница истории нашей родины находилась  под запретом. Простые люди не могли даже представить подлинных масштабов трагедии, которая обрушилась на крестьян в 1933 году. 
Только в последние годы, когда на страницах газет и журналов стали появляться засекреченные прежде архивные материалы, вырисовалась полная картина  кошмара, в который было погружено не только Привольное, но и сотни сел, станиц, деревень Ставрополья и  России. Об этом можно прочитать в газетах «Аргументы и факты» (№22, 2009 г.) и «Открытая. Для всех и каждого» («Молчание генсека», №25, 2009 г.).
Стало известно, что более половины жителей нашего родного села погибли от голода в тот жуткий год. Теперь уже установлено, что голод  был организован сталинским режимом, что людей сознательно морили голодом. Многие из умерших привольчан были массово закопаны в землю в случайных местах, а некоторые сброшены в реку Егорлык. Это страшные факты. По подсчетам выходит, что в нашем селе погибло от трех с половиной до пяти тысяч человек. (При первоначальной численности населения от семи до семи с половиной тысячи человек). Можно ли спокойно проходить мимо этого факта?
Но пока все мы делаем вид, будто ничего не случилось и этих жертв не было.
Имеем ли мы, живущие, право забывать о тех, кто стал жертвой преступной власти? Наш гражданский долг напомнить о них, увековечить память земляков,  заморенных  в 1933 году голодом.
Мы предлагаем установить в селе памятник жертвам голодомора 1933 года. И чтить их память так же,  как чтят память погибших блокадников Ленинграда.
Обращаемся к Вам, уважаемый Вячеслав Павлович как к главе администрации села и просто как к земляку с просьбой поддержать нашу инициативу установления такого памятника. Мы же со своей стороны готовы оказать всяческое личное содействие и посильное участие в создании обелиска Памяти.
 

С уважением,
Любовь  Измайлова, Ставрополь,
Александр Измайлов, Москва,
Таисия Бойко (в девичестве - Измайлова), Ставрополь,
Константин Бойко, Ставрополь,
Дмитрий Бойко, Ставрополь,
Александр Бойко, Ставрополь».

 

Авторы обращения ссылаются на публикацию в «Открытой» газете «Молчание генсека». Размышления ее автора о голоде 1933 года, его причинах и последствиях подтолкнули читателей к конкретному действию. Так родилась гражданская инициатива.
Столь заинтересованно прочитали статью не все. Некоторые знакомые говорили мне: «Как-то неактуально. Сталин, голод. Кому это сегодня нужно?» Мол, со Сталиным и так все ясно,  ничего нового в «антисталининиану» не добавишь, хотя написано хорошо, публицистично.
Не понимаю, как может быть хорошо и публицистично, если неактуально? То есть никому не нужно. Публицистика – это не разглядывание в подзорную трубу  копошащегося человеческого муравейника. Публицист должен быть в гуще событий, отзываться на злобу дня. И даже если публицисту приходится в поисках аргументов сдувать пыль с архивных полок, в его труде бьется живое сердце.
Что в этой теме – голод 1933 года - жизнь, а что уже архив?
Мы очень хотели, чтобы привольненцы - молодые и среднего возраста - узнали о замалчиваемых фактах истории их родного села, о горьких фактах, как жили и умирали от голодомора их предки. А потому в благих целях и за счет редакции передали в Привольное несколько десятков  экземпляров «Открытой». 
Но глава сельской администрации, вначале с воодушевлением принявший предложение, распространять статью не стал, объяснил странновато: мол, некоторые ветераны прочитали статью и обиделись за своего земляка - генсека Михаила Сергеевича Горбачева. Дескать, Горбачев в кошмарные тридцатые годы был совсем маленьким и не несет никакой ответственности за деяния Сталина и его подручных.
Такое «прочтение» пяти-семи привольненцев меня слегка озадачило. Я-то, ссылаясь на показавшееся мне странным неупоминание Горбачевым в мемуарах темы голода в родном селе, вовсе не хотел упрекать его за кошмары коллективизации. 
Вопрос ставился так: даже сосредоточив в своих руках необъятную власть генерального секретаря, он не мог позволить себе открыто и громко заявить об этой боли, жегшей его сердце. Не мог предпринять действия, аналогичные тем, какие предпринимают сегодня руководители Украины, увековечивая память жертв голодомора. 
Он не мог или не знал, как подступиться к черному сундуку, в котором хранилась жуткая тайна нашего народа, и не решился вставить ключ в замок. Слишком темна тайна, вмурованная в придавившую народную память глыбу ледника, в который вморожены миллионы загубленных душ. Как растопить исполинский ледник и что будет, если он расплавится и мутные потоки хлынут в общество, Горбачев не знал. И остерегался прикасаться к этой теме.
И мы по инерции заворожены этой тайной, и она парализует нашу волю.
Я понимаю тех привольненцев, которые обиделись за Горбачева. Они обиделись даже не столько за генсека, сколько за самих себя, мыслящих так же, как и он, и так же, как и он, не смеющих открыть глаза навстречу слепящей правде.  Но сделать это все равно придется.
Одно меня порадовало в мини-опросе, который я провел среди жителей Привольного - никто не заявил:  «Это все выдумки, такого не было!»
Одна селянка, депутат сельсовета (не буду называть фамилию) призналась, что голод 1933 года – это ее постоянная боль. Она знает из рассказов  матери и бабушки о  жестокости власти, о том, как безропотно умирали люди, как кошки и собаки обгладывали трупы умерших и не похороненных хозяев. Эта боль саднит ее сердце.
Надо ли выделять в истории страницу для обозначения памяти жертв именно этой трагедии? Надо ли как-то особенно подчеркивать этот факт в жизни страны? Определить дату в календаре, поставить памятники, обелиски, мемориалы? Большинство из тех, с кем я говорил, затруднялись с ответом: они над этим не задумывались. Кто-то считает, что надо. Кто-то полагает, что достаточно и памятника погибшим в годы Великой Отечественной войны и во время Гражданской войны.
И в подтексте: а надо ли шевелить прошлое? Зачем? Что это даст?
Отвечу словами одной моей собеседницы из Привольного. Сама она за памятник жертвам голода 1933 года и согласна с тем, что гибель миллионов людей полностью на совести тогдашней власти. Размышляя о жестоких тридцатых, она задала встречный вопрос:
- А что изменилось с тех пор? Тогда власть относилась к простым людям как к рабам и быдлу, а сейчас разве не так? Мы сегодня такие же бесправные, как и в тридцатые годы. Отношение к людям не изменилось.
Вот он, нерв проблемы! Вот почему рано переворачивать эту страницу и вот почему надо продолжать разговор.
К сожалению, сталинская модель управления не сгинула. 
За последние два десятка лет изведены тысячи тонн бумаги на расписывание злодейств сталинского режима. Обличения одно страшнее другого. И по законам психического восприятия они для большинства стали чем-то вроде жуткой сказки, мифа, который не имеет ничего общего с реальностью. Этакий каляка-маляка. 
Никто не догадался провести судебный процесс, предъявив обвинения не «кровавому сталинскому режиму», а конкретному гражданину Сталину (Джугашвили).
А ведь оснований для этого  – пруд пруди. «Особая папка» ломится от списков намеченных на уничтожение людей с резолюцией Сталина: «Расстрелять». Без суда и следствия. В расход. А воля вождя – не просто закон, а приказ. Одного этого достаточно.
Никто не мешал судить гражданина  Сталина (Джугашвили) по статьям советского же Уголовного кодекса, в котором за убийства причитаются такие же «бонусы», как в других цивилизованных странах.
Каково было бы поклонникам «вождя всех народов» возносить ему осанны, если бы в его биографической справке появилась удостоверенная судом строчка:  осужден по таким-то  статьям Уголовного кодекса, приговорен к таким-то срокам наказания. Или к высшей мере. Посмертно.
Нас сбивают с панталыку, уводя споры о диктаторе в метафизические дебри: дескать, он великий, он решал мировые проблемы, двигал судьбами народов, действовал  в планетарном масштабе. К нему и мерки иные. А он не планетарный деятель, а обычный убийца, уголовник, которому место в Бутырке.
Может быть, оценивая Сталина, мы не можем отказаться от химеры «масштаба личности» и сфокусировать внимание на нем как на конкретном гражданине,  ответственном не только перед мифическим «судом истории», но и Уголовным кодексом, именно потому, что  противостоящие ему жертвы его деятельности представляются нам как некая бесформенная и безликая масса? 
Между двумя точками можно провести только одну прямую линию. Но можно ли провести юридически прямую линию между двумя бесформенными образованиями - с одной стороны, безликой многомиллионной массой, а с другой - фантастическим облаком «всемирно-исторической личности»?
Инициатива выходцев из села Привольного, на мой взгляд, представляет собой среди прочего и стремление опустить взор общественности с заоблачных высот «истории» на землю. Не нужна абстрактная история. 
Есть судьбы конкретных людей, сплетение которых и образует исторический поток. Важно в безликом «историческом» увидеть лица реальных ивановых, петровых, сидоровых. Самых обычных – детишек и стариков, женщин и мужчин, честных и вороватых, искренних и подленьких, трудяг и сачков, жадных и альтруистов. Разных, какими их  послал на грешную землю господь, наделив каждого самоценностью, не уступающей самоценности «вождя».
Изымая из забвения имена этих людей, мы восстанавливаем их попранное право на справедливое отношение к себе. И отвергаем право «властелинов» распоряжаться чужими жизнями. Каждое извлеченное из забытья лицо и имя – это  обвинительный приговор бесчеловечной системе власти, которая не ушла совсем и готовится самовоспроизвестись.
Так что идея возвести памятник жертвам сталинизма - очень актуальна и своевременна.
А мысль бежит дальше. Почему только Привольное? А как в других селах и станицах Ставрополья? Неужели не найдутся патриоты, которые зададут вопросы: а сколько загублено у нас? Кто они? Почему мы ничего не знаем? Почему не извлекаем уроки из страшной истории?
Эти вопросы можно адресовать не только к каждому гражданину в отдельности, но и к краевой власти – и команде губернатора, и депутатам. Давно пора во всех подробностях высветить картину трагических событий 1933 года. Увековечивая память жертв голодомора, мы укрепляем гарантии невозможности повторения подобного в будущем.

 

Василий КРАСУЛЯ

 

Анатолий Карнаух31 января 2011, 23:14

 
 
 
 

Кто не помнит прошлое,у того нет будущего.

 

Добавить комментарий



Поделитесь в соц сетях