Третье ратное поле России

12 июля в поселке Прохоровка Белгородской области состоялись торжества, посвященные 65-летию знаменитого танкового сражения

Курск, Орел, Белгород... Старинные, исконно русские города, ничем не отличавшиеся от сотен подобных им в Центральной России. Вокруг них разбросаны селения, большие и малые, с типичными русскими названиями - Александровка, Крапивка, Безлюдовка, Маслова Пристань, Ивановка, Прохоровка... Кто бы мог подумать, что здесь, у этих безвестных селений, которые значились разве что на командирских «километровках», в 1943-м развернутся грозные и величественные события. Одним из уцелевших участников Прохоровского сражения был и наш земляк, житель Ставрополя Иван Алексеевич НЕГРИБОДА.

 
В ряды Советской Армии меня призвали в 17 лет, направив в Пермское пулеметно-минометное училище, где готовили командиров пулеметных взводов. Среди курсантов были и те, кто уже прошел фронтовую закалку. В перерывах они рассказывали нам, салажатам, как вести себя в боях, чтобы нанести врагу как можно больше потерь и в то же время остаться в живых. От них, например, я узнал, что в вещевых мешках нужно носить не сухари и консервы, а патроны и гранаты.
В июне мы закончили шестимесячные курсы и ожидали присвоения воинского звания - младший лейтенант. Но 5 июля 1943 года началось наступление немецко-фашистских войск на Курской Дуге и нас, курсантов, без присвоения воинского звания, по железной дороге, по тысяче человек в эшелоне отправили на Воронежский фронт.
Везли так быстро, что горячую пищу дали только один раз в Кирове: завели в большой цех, где уже были накрыты столы, на всё про всё отпустив 15 минут.
Где-то на третьи сутки мы высадились на станции Старый Оскол, и начался пеший поход к линии фронта. В походном порядке нас «влили» в части 5-й гвардейской общевойсковой армии, так же находящейся в движении на Воронежский фронт. Я попал в 290-й стрелковый полк 95-й стрелковой дивизии.
Стояла жуткая жара, станковые пулеметы и ленты с патронами несли на себе. Когда проходили через населенные пункты, женщины и дети подносили нам воду. Многие, глядя на нас, совсем мальчишек, плакали.
Рано утром, когда еще не взошло солнце (это было 11 июля), мы услышали стрельбу – подходили к линии фронта. На наши вопросы командирам, как же мы будем воевать, когда не выдали оружия, те отвечали: «В бою задушите немца и возьмете его оружие». Мне повезло, я попал в пулеметный взвод, так что другого оружия не требовалось.
Когда рассвело, мы подошли к хутору Веселый. К нам подъехал на бричке старшина роты, и тут в небе появились самолеты. Увидев немецкие самолеты, старшина ударил по лошадям и ускакал. Я услышал команду: «Ложись!» и как стоял, так и лег в борозду, а мой напарник, тоже курсант нашего взвода, видимо, испугавшись, побежал. Немцы бомбили нас нещадно, на меня сыпались огромные комья земли.
После того, как самолеты отбомбились, я отправился искать своего напарника. Он лежал, уткнувшись лицом в землю. Рядом с сердцем из бушлата торчал клок ваты. Так впервые я столкнулся на войне со смертью своего товарища. Забрал у него документы и побежал догонять свой взвод.
Как рядовой солдат попал я в расчет, командиром которого был опытный сержант, прошедший с боями первую империалистическую и гражданскую войны, а Великую Отечественную начал в боях за Смоленск, участвовал в битве за Сталинград - и ни разу не был ранен. Высочайший мастер выбора огневых позиций, он сберег жизнь многим бойцам.

В первый день боев мы отбили несколько атак немцев, нас беспрерывно бомбили, грохотала немецкая артиллерия. Горела земля, от грохота снарядов и бомб ничего не было слышно, пыль заслоняла солнце. Чуть ли ни поминутно сталкиваясь со смертью товарищей, мне казалось, что эта участь не минует и меня.
На второй день боев, 12 июля, только начался рассвет, как мы позади наших траншей увидели силуэты танков. У всех, конечно, поднялось настроение. Но вскоре разглядели на танках флажки со свастикой.
Я насчитал около трех десятков танков - это были «Тигры» и «Пантеры» последних модификаций, броню которых не могли пробить наши 45-миллиметровые противотанковые пушки.
В первые часы пехота отбивалась своими силами, помощь танкистов, артиллеристов и авиации пришла гораздо позже. Немецкие танки кружили по нашим траншеям, засыпая в них заживо бойцов.
Свой пулемет «Максим» с огневой позиции мы сняли и уложили в траншею, я подготовил противотанковые гранаты, вложил в них запалы. При подходе к нашей траншее немцы открыли шквальный пулеметный огонь по брустверу.
На наше счастье, в соседней траншее был пехотный перископ, и при подходе немецкого танка к нам «соседи» подавали команду бросать гранату, что я и делал.
Видя разрывы гранат, немцы не решились нас «утюжить». Бой длился до позднего вечера. Горели танки, падали самолеты, но мы выжили.
Спустя более полувека после этого сражения я узнал, что 12 июля 1943 года наш 290 гвардейский стрелковый полк вел бой с отборными частями 88-й немецкой танковой дивизии «Мертвая голова», оснащенной новейшей техникой.
За два июльских дня наша дивизия потеряла убитыми 948 человек, ранеными около полутора тысяч. Без вести пропали 729 бойцов. Понятно, что в плен попали единицы, а в основном погибли под гусеницами танков, погребенные в траншеях и до сих пор не похороненные по христианскому обычаю.
В народе Прохоровское танковое сражение назвали третьим ратным полем России после Куликовского и Бородинского. Пусть вечным памятником подвигу героев Прохоровского поля, всех павших за свободу Отечества будет благодарность потомков и могучая, процветающая Россия.

Иван НЕГРИБОДА,
ветеран Великой
Отечественной войны
Ставрополь