История Кавказских Минеральных Вод прочно связана с именем поэта первой величины Константина Бальмонта, 150-летие со дня рождения которого отмечалось в этом году
«Я узнал, как ловить уходящие тени»
В начале XX века трудно назвать поэта, столь же популярного, как Бальмонт. Поэт-романтик, импрессионист, он заставил охладевшую к поэзии Россию полюбить стихи и с ним принять новые течения в искусстве слова.
Он хотел быть «Лермонтовым тех дней», всем с гордостью говорил, что по отцу он шотландского рода, «как Лермонт», хотя по дворянской книге был записан, как потомок шведских рыцарей.
«Больше, чем всем другим, я обязан своей матери, - признавался поэт. - Высокообразованная, умная и редкостная женщина, оказала на меня в моей поэтической жизни наиболее глубокое влияние. Она ввела меня в мир музыки, словесности, истории и языкознания».
Константин Дмитриевич Бальмонт был поэт необычайного трудолюбия. До революции у него вышло десятитомное собрание сочинений, а в послереволюционные годы из намеченного многотомного собрания лирики, к сожалению, отпечатали только пять томов.
Если учесть все сделанные им поэтические переводы и сегодня собрать все затерянное, рассеянное в периодических изданиях, получилось бы двадцатипятитомное собрание сочинений.
Не все из написанного Бальмонтом равноценно, многое забыто. Но сколько оставил он подлинных жемчужин, настоящих поэтических шедевров! Максим Горький заметил: как же «дьявольски интересен и талантлив этот неврастеник!»
Несмотря на жизненные неурядицы в период расцвета в поэзии, Бальмонт был ликующим, жизнетворческим, вселяющим радость. Его поэтическая заповедь - чеканить драгоценные строки, как оправу ранящего кинжала.
«Прочь старое гнильё! Пусть будет жизнь жива!»
Многие знают и ценят поэта только как лирика, но эта оценка не раскрывает всей многогранности его таланта. В революционной сатире 1905-1907 годов Бальмонт выступал как «политический бунтарь».
Едкие, хлесткие сатирические стихи были направлены против мещанства, равнодушия, ханжества, лицемерия. Помещались они в лучших по демократической силе звучания сатирических журналах «Жупел», «Стрела», «Бич».
Весной 1913 года, после долгих лет эмиграции, Бальмонт возвращается из Франции в Россию. Его шумно и радостно приветствуют Москва и Петербург - он широко известный и признанный поэт. Бальмонтом овладевает новое увлечение - древняя красавица Грузия.
Среди лучших переводчиков бессмертной поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» стоит имя Константина Бальмонта. Это творение для грузин стало национальным праздником.
Один поэт, выступая на торжестве, сказал: «Дорогой Константин Дмитриевич! Я очень извиняюсь, что вы не грузин…» Такое извинение мог придумать только настоящий грузин, но оно доказывает, насколько Бальмонт сроднился с грузинским образом мыслей.
Литературным импресарио Бальмонта был Федор Ясеевич Долидзе. На одной из «Театральных суббот» он подарил фотографии поэта и рассказал:
«Я встретил его на перроне тбилисского вокзала, где ему устроили небывало торжественную встречу. Я проводил его вечера не только в Грузии, но и по всей России - успех и всюду аншлаги.
Когда он читал отрывки из Руставели «Витязь в тигровой шкуре», мое сердце грузина трепетало радостью. Я, да и вся публика слушали это впервые. Шквал аплодисментов, зрительский восторг! После первого концерта он подарил мне стихотворение:
«Ты солнечный богач. Ты пьешь, как мед, закат»
Автограф Федор Долидзе передал в фонды театрального музея и сообщил адрес дочери поэта Нины Константиновны Бруни-Бальмонт (1900-1989).
Моя первая встреча с ней состоялась в феврале 1970 года. Очень сожалел: весь архив отца она передала в РГАЛИ, и все же немало ценного досталось нашему музею: пять томов воспоминаний супруги поэта Екатерины Алексеевны Андреевой (1867-1950), письма с Кавказа, последний сборник Библиотеки поэта с добрыми словами: «Ничто так не сближает людей, как общие эстетические эмоции» (из письма князю Урусову). Борису Матвеевичу от дочери поэта. Нина Бруни-Бальмонт с пожеланием многих светлых творческих дней. Москва, февраль 1970».
Бальмонт знакомил русского читателя с творениями Шелли и Уайльда, Эдгара По, Уильяма Блейка. Если бы он остался только переводчиком, имя его не было бы забыто.
Стихами Бальмонта были очарованы многие композиторы нового времени. В справочнике К. Иванова «Русская поэзия в отечественной музыке» зарегистрировано 279 произведений поэта, положенных на музыку. Это мировой рекорд - во много раз больше, чем на стихи Блока, Брюсова, Сологуба, Мережковского. На его стихи создавали романсы Рахманинов, Стравинский, Прокофьев, Гнесина…
Особенно тесное творческое содружество у Бальмонта сложилось с молодым Сергеем Прокофьевым, с которым он встретился летом 1917 года в Кисловодске.
Вот как описывает это содружество в неопубликованном письме к жене Екатерине Алексеевне Андреевой-Бальмонт (подлинник хранится в РГАЛИ, копия - в Кисловодском театральном музее):
«Кого я хотел бы иметь своим сыном, так это музыканта Сережу Прокофьева. Да и он любит меня, как сын. Мы тут с ним пировали дня четыре художественно. Он провел все эти месяцы в Кисловодске. Написал ряд произведений, главное из них - симфония «Семеро их», Халдейское заклинание, мои слова.
Это какой-то огненный вихрь, это вулканическое безумие. Кусевицкий сказал мне, что такой партитуры еще не было на Земном Шаре. Это будут разучивать целые полгода: оркестр не менее чем в 120 инструментов и хор в 200 человек».
Художественным памятником этой встречи был сонет Бальмонта, посвященный Прокофьеву. Написан он 9 августа 1917 года в Кисловодске.
«Я скандинав, я мексиканец жесткий…»
Бальмонт был одним из популярнейших поэтов не только России, но и за ее пределами. Его творчество было частицей действительности, в которой он жил. Поэзия ХХ века немыслима без его яркого, самобытного голоса. Его творения при жизни были переведены на французский, немецкий, датский, норвежский, испанский…
Не случайно ему посвящали стихи Лохвицкая, Брюсов, Белый, Вяч. Иванов, Волошин, Городецкий. О нем восторженно писали Блок («Поэт бесценный»), Вяч. Иванов («Поэт подлинный, непревзойденный»), Цветаева («Поэт милостью божьей»), Маяковский («Блестящий поэт»).
Сохранились живописные портреты лучших художников минувшего века - М.А. Дурнова (1900), В.А. Серова (1905), Л.О. Пастернака (1918).
Бальмонт был пленником поэзии. Не имея высшего образования (его исключили из Московского университета за участие в революционных беспорядках), он проникался культурой многих времен и народов. Влюблялся в армян, татар, болгар, англичан и американцев, духовная сущность народов поочередно овладевала Бальмонтом.
Многих любил, со многих языков переводил и многим открывал прелесть русской поэзии. Я не знаю точно, сколько он знал языков, но необычайная способность позволяла ему сживаться с поэзией других народов, по всему миру приобретать искренних друзей.
Переведенные им произведения звучали гораздо лучше оригиналов. Вот что говорила Марина Цветаева: «Владел шестнадцатью языками, говорил и писал на особом языке, «на бальмонтовском».
С огромным успехом во всем мире проходили его публичные выступления, концерты-диспуты «Поэзия как волшебство». Он великолепно, мастерски читал свои стихи.
Литературовед А. Дейч вспоминал: «Когда он, невысокий, с гордо закинутой головой, украшенной золотыми локонами и острой эспаньолкой, появлялся на эстраде, напевно читая свои музыкальные, гибкие напевы - зал гремел рукоплесканиями».
После выступлений поэта толпы энтузиастов-почитателей несли его на руках, дорогу перед ним усыпали цветами. Ученые общества устраивали торжественные заседания в его честь. Интеллигенция гордилась знакомством с ним, молодежь, студенчество зачитывались им, выучивали наизусть его стихи.
Бальмонт никогда не считался величиной, раздутой поклонниками, не был творцом «преходящих» ценностей - он полностью заслужил эту великую славу и почести - он был и остался одним из крупнейших лириков новых времен.
Успех таился в жизнеутверждающем начале его поэзии. Вся она была солнечной и устремленной к солнцу. Он восклицал: «Я спутник света, я - слиток солнца». Он запечатлел бесконечное разнообразие картин, впечатлений. Все его книги - сплошной гимн жизни.
«Люблю Россию. Ничего для меня нет прекрасней...»
Такие чуткие люди, как Марина Цветаева или Максимилиан Волошин, утверждали, что Бальмонта нельзя было с кем-либо сравнивать, к кому-либо приравнивать.
«Он был не похож на обычного человека… Скорее похож на тропическую птицу, случайно залетевшую не на ту широту», - так о поэте отозвался Илья Эренбург.
В одном из писем к жене Бальмонт пишет:
«1915 год, 16 апреля, Пасси, 12 часов. Солнце. Ко мне опять вернулось певучее настроение. Мечтаю о России. Россия нужна мне не столько для сидения в Москве и Петербурге, сколько для путешествия по России из конца в конец».
Бальмонт дважды покидал Родину, - первый раз в 1913 году, но вне России задыхался, будто жил без воздуха.
Николай Ярошенко. Хор. 1894 г.
Стихами Бальмонта были очарованы многие композиторы нового времени. В справочнике К. Иванова «Русская поэзия в отечественной музыке» зарегистрировано 279 произведений поэта, положенных на музыку.Это мировой рекорд - во много раз больше, чем на стихи Блока, Брюсова, Сологуба, Мережковского. На стихи Бальмонта создавали романсы Рахманинов, Стравинский, Прокофьев, Гнесина…
«Яркие рубины сарафанов» для него были «призывнее всех пирамид». Всегда дорога была для него родная земля, природа, таящая «усталую нежность», родной народ, язык, песни, звучавшие над русской колыбелью.
Вернувшись из-за границы, на родной земле он восклицает:
«Я снова в России! Это сказочно! Я снова с душами, которые горят, и родные, и любят, и протягивают руки. Я рад, что я родился русским, и никем иным быть бы я не хотел. Люблю Россию. Ничего для меня нет прекрасней и священнее ее».
Лишь в конце 1915 года Бальмонт вернулся в Россию и в сентябре отправился в длительное лекционное турне. Побыл в Дербенте, Тифлисе, Кутаиси. Надо заметить, что на Кавказе гастрольный тур пролегал и через Минеральные Воды.
Выступая в пятигорской галерее, читал стихи, посвященные Лермонтову:
«Я потерял в путях свою страну»
Дальнейшие события в России, нарастающая буря революции испугали Бальмонта. Не приняв новый строй, он вторично покидает Россию, навсегда расставшись с воспетой им землей и ее народом.
В первые годы эмиграции его стихи охотно печатали журналы и газеты, но продолжалось это недолго. Вскоре он оказалсяя «вне игры» и был забыт.
Бальмонт, несомненно, принадлежит своей Родине, своему народу, метелям и снежным вьюгам, пропевшим ему первые материнские песни.
Есть в его стихах строфы, посвященные России:
Поэты редко бывают политиками, а Бальмонт и вовсе был далек от нее. Главную задачу в жизни он видел в том, чтобы преобразить реальный мир в мир идеальный:
«Я отдаюсь мировому, и мир входит в меня… мне близки все, мне понятно и дорого все. Мне понятны вершины - я на них всходил, мне понятно низкое - я низко падал».
Бальмонт был, конечно, настоящий поэт и один из зачинателей «Серебряного века». Стихи его отличались новизной, блеском, задором и певучестью.
...Истлели кости многих наших знаменитых людей на чужбине! Иные давно забыты. Но подлинный, настоящий талант всегда живет! Живут и звучат поэтической силой и стихи Константина Дмитриевича Бальмонта.
Хочу напомнить, что гениальных скрипачей в мире было немало, но Паганини - единственный. А Бальмонт - Паганини русского стиха.
И чем скорее имя Бальмонта будет возвращено в русскую литературу, тем лучше будет для русской поэзии, русской культуры.
А заслуги его перед национальной культурой велики, и русскую землю, родных людей он любил, как никто другой.
Версия для печати
Добавить комментарий