Зачем лектору ряса?

Недавно в религиозной жизни страны произошло сразу два значимых события. Во-первых, вступил в силу закон о реституции, сопровождавшийся яростной общественной полемикой. Отныне религиозные организации вправе отчуждать у государства движимое и недвижимое имущество, которое было отобрано у церкви еще в годы советской власти.
Во-вторых, началось публичное обсуждение новой редакции закона «Об образовании». Самые горячие споры среди комментаторов вызвала статья, которая утверждает светский характер общего образования в России. Интернет-сообщество сразу разделилось на два непримиримых лагеря: тех, кто хочет оставить эту статью в прежнем виде, и тех, кто желает отдельной строкой прописать в ней право выбора религиозного образования. Вторых пока больше.
Оба этих события дали повод думающей части населения, чтобы вновь заговорить об «угрозе религиозной экспансии». Справедливы ли эти опасения, обозреватель «Открытой» пытался выяснить у известного религиоведа – заведующей отделением теологии Пятигорского государственного лингвистического университета (ПГЛУ), кандидата философских наук Валентины ЛАЗА (на снимке).

- Валентина Дмитриевна, как вы восприняли новость по поводу закона о реституции?
- Как очень хорошую. Мне кажется, для государства это очень мужественный шаг - открыто признать свою историческую ошибку и предложить реальный механизм, как исправить последствия этой ошибки.
Притязания церкви на возвращение своих храмов абсолютно обоснованны и с моральной, а теперь и с правовой точки зрения. Святые места должны оставаться в святости. Это ведь чудовищное кощунство, когда на месте освященного алтаря расположен магазин или, того хуже, ночной клуб.
И за примерами далеко ходить не надо. Вот, скажем, Нижний Архыз: я глубоко убеждена, что все заброшенные храмы и здания, принадлежащие монастырю, должны быть возвращены церкви. В Архызе сейчас царит небывалая мерзость запустения, а если туда придет церковь, можно ожидать возрождения этого чудесного уголка.
- Ставропольцы уже увидели, как епархия «возвращает» свое прежнее имущество - его нынешних владельцев запугивают, таскают по судам, вышвыривают на улицу… Вообще, после того как епархию возглавил Феофан, вся краевая интеллигенция твердит об «экспансии православия». Слишком уж часто владыка вмешивается в светскую жизнь региона.
- Возвращение имущества церкви - это разве экспансия православия?! Я бы не стала употреблять такие резкие высказывания. То, что пугает критиков из числа атеистов - строительство новых храмов, выступления в прессе, проведение конференций и форумов, - это обычная миссионерская деятельность церкви.
Православная церковь - ни на Ставрополье, ни в России - не стремится к участию в управлении государством и не хочет принимать участие в осуществлении политической власти. Ей это просто запрещено. Это подробно изложено в «Основах социальной концепции РПЦ», которые сегодня широко доступны. 
Более того, любое сближение церкви и государства приводит лишь к усилению вмешательства властей в церковную сферу. Россия уже знала такую эпоху, которая привела к обмирщению религиозной жизни и распространению коммунизма и безверия.
- Судя по горячей полемике в Интернете, общество не готово пока поддержать полный отказ от религиозности в образовании. А вы сами за или против?
- Конечно, за! В любом современном демократическом государстве должны параллельно существовать как конфессиональная, так и светская системы образования. 
Система православного образования в России сложилась давно, она включает семинарии, духовные академии, православные университеты (такие как Свято-Тихоновский православный гуманитарный университет в Москве). Практически сформировалась и система исламского религиозного образования. 
Что касается светской теологии, то в мировой практике она считается неотъемлемой частью классического университетского образования. В нашей стране существуют теологические факультеты, отделения и кафедры, образование в которых носит сугубо светский характер. Например, на Ставрополье теологов готовит несколько вузов - ПГЛУ, СевКавГТУ и Институт дружбы народов Кавказа. 
- Вы говорите о светском образовании, однако у вас на отделении священники тоже преподают.
- Да, действительно преподают. Четыре православных батюшки из разных городов Кавминвод (из них, кстати, двое - кандидаты богословия), советник краевого муфтия и имам Пятигорска.
Преподают они некоторые конфессиональные предметы. Ведь, согласитесь, кто лучше служителей культа сможет рассказать студентам о догматических особенностях той или иной религии.
Кстати, в исламе вообще нет понятия «священник» в том смысле, как в православии. Имам, в отличие от православного священника, не проходит таинства рукоположения: его избирает общее собрание мусульманской общины - уммы. 
Имам - это просто религиозно образованный человек, врач, учитель, адвокат, который хорошо знает и умеет толковать Коран, свободно владеет арабским языком. И если отталкиваться от этого определения, то наш университет выпускает потенциальных имамов - светских людей, которые хорошо и разносторонне образованны, но при этом прекрасно разбираются в шариате (религиозном праве) и многих других религиозных вопросах.
- И все же, в чем принципиальное различие собственно религиозных вузов (например, краевой семинарии) от таких, как ваш - светских, но дающих религиозную профессию?
- Мы различаемся самим подходом к образовательному процессу и к овладению религиозным знанием. Для конфессиональных вузов религия - это сакральный центр мира, вечная непреложность, которая всегда вне критики. Для нас - всего лишь предмет бесстрастного научного анализа.
- Но полностью отстраниться от такого предмета анализа, ясно, невозможно. Например, православному преподавателю даже с моральных позиций сложно говорить об исламе непредвзято.
- Не соглашусь с вами. Вот посмотрите. Мы ведь изучаем и в школе, и в вузах религию Древнего Египта. Но это не значит, что студенты после каждого занятия идут поклоняться богу Ра.
Или другой пример. Советский академик Игнатий Крачковский в 20-е годы перевел Коран на русский язык (был издан впервые с комментариями после смерти ученого в 1963 году - Ред.). Сегодня этот перевод считается хрестоматийным, он поразительно точный и емкий. Но, как видите, создал его немусульманин. Просто ученый трепетно отнесся к сакральному тексту именно как к объекту научного анализа.
И еще один аргумент. У нас сегодня на специальности «Теология ислама» учится несколько православных студенток. Понятно, что потом они не будут работать служителями культа, им просто интересно взглянуть на другую религию и культуру под новым углом зрения. 
- А где вообще ваши ребята могут работать?
- У нас сегодня существует два направления подготовки специалистов и бакалавров - «Теология ислама» и «Теология православия» со специализацией  «Государственно-конфессиональные отношения».  Кроме того, лицензированы еще две магистратуры: «Современная философия религии» и «Актуальные проблемы конфессионального права и его взаимоотношения с государственным законодательством».
Поэтому наши выпускники могут работать на самых различных должностях: учеными,  преподавателями, соцработниками, экспертами и консультантами в области государственно-конфессиональных отношений (в том числе в спецслужбах или в офисах иностранных компаний), государственными и муниципальными служащими.
- Но зачем вам готовить еще и чиновников? 
- Специализацию «Государственно-конфессиональные отношения» мы ввели сознательно, исходя из большого запроса. Сегодня управления и отделы по работе с религиозными объединениями существуют в каждой муниципальной администрации - но они бездеятельны! 
Во многом из-за дефицита специалистов, курирующих религиозные вопросы. А особенно велик дефицит хороших специалистов. И мы этот кадровый пробел можем отчасти заполнить. Уже будущей весной у нас будет первый выпуск бакалавров по направлению «Православная теология» - и, уверена, многие найдут место на госслужбе.
- Вы ведь учите не только студентов-юнцов, но и ваших же коллег - взрослых преподавателей из соседних регионов?
- Да, с прошлого года у нас открыто заочное отделение на специальности «Теология ислама». Мы стали вузом-партнером Северо-Кавказского исламского университета имени имама Абу-Ханифы в Нальчике и Российского исламского университета имени шейха Кунта-Хаджи в Грозном.
Большинство преподавателей этих вузов в начале 90-х учились в исламских университетах на Ближнем Востоке, однако такие дипломы не признаются в России. И поэтому для того, чтобы подтвердить высокий профессиональный статус своих «родных» вузов, пройти аккредитацию, их преподаватели теперь должны получить государственное российское образование в области теологии.
- Валентина Дмитриевна, а как вы относитесь к изучению в школах мировых религий? Большинство ученых-педагогов осуждают это нововведение.
- К тому, что дети в 4-м и 5-м классах учат предмет «Основы мировых религий», отношусь  отрицательно. А вот к появлению уроков по основам православной, исламской и других традиционных для России религий - крайне положительно.
Конечно, ребенок должен знать основы традиционной для его общества и народа религии. Иначе как он сможет понять, откуда берет истоки его культура, чтобы не только знать, но и любить ее? Именно так воспитывается патриотизм. А курс «Основы мировых религий» - это разговоры обо всем сразу и одновременно ни о чем конкретно. Поэтому, на мой взгляд, он не выполняет воспитательной задачи.

Беседовал
Антон  ЧАБЛИН