Заиграют гусли звонкие

 

Между серыми панельными домами и сквером, испорченным новостройкой, возле пыльной парковки и гастрономических лавок приткнулось, словно сказочная избушка в городской чаще, небольшое кафе. Вернее, антикафе, где забредших молодцев вместо зелья поганого потчуют чаем с пряниками, предлагают игры настольные да книги премудрые, а самых любознательных ждут на «русских четвергах».

Вечера эти – фольклорные, и программа у них – повкуснее сдобных булочек: «История русского народа велика и обширна, много в ней заковырок и недочетов, многое хранится в сундуках наших бабушек и по сей день. Вот вы пробовали смотреть на историю через мутное стекло мифа, сказки, былины или песни? Вашему вниманию представляется легкое путешествие к корням мироздания, туда, где балом правит сказка, где добро вечно борется со злом, где бабушка поет колыбельную, а кот на окне цитирует домовому старика Фрейда».

Это «легкое путешествие» поворачивает время вспять. Пусть слушатели сидят не по лавкам и глиняным печам, а за уютными столиками, в их распоряжении цифровые аппараты, настенный плазменный экран и бесплатный Wi-Fi, а кипяток в чашки подливает красавица в джинсах и с дредами, но рассказчик и воображение творят чудеса: уводят из мира высоких технологий туда, где бородатые предки умасливают домовых подарками и подпирают на ночь ворота осиновым колом, чтобы ведьма не пробралась, где страшные, загадочные существа – кикиморы, лешие, оборотни – реальны не менее соседской козы...

Духовные стихи, песни обрядовые, величальные и балаганные, былины,  страшилки и сказки, которых мы не знаем, – вот лишь некоторые темы «русских четвергов». А проводит их, по собственной инициативе и душевной потребности, Владимир ГУСЬКОВ, студент 4-го курса исторического факультета СКФУ.

 

– Обычно молодежь гонится за модой, отдавая предпочтение заморским последним «пискам». Ты же и к чужедальным краям равнодушен, и «старомоден» сверх меры – погрузился с головой в бабушкины сундуки... А что в них такого?

– Я вовсе не равнодушен к «чужим краям», напротив – мне интересен любой фольклор. Я даже не могу сказать, что русская культура какая-то особенная. Любимая – да, а вот «особость»... Все культуры особенные: их можно сличать, но нельзя возвышать одну над другой.

Никогда не умрет тувинский или греческий фольклор, потому что маленький грек в четыре года знает, что такое понтийская лира, и легко напоет старинную колыбельную. А у нас выйди на улицу, попроси прохожего назвать пару народных песен – он вспомнит «Калинку-малинку» и запнется. Да и «Калинка»-то не народная – ее написал в 1860 году композитор и фольклорист Иван Ларионов.

Русская культура умирает. Остановить этот процесс сложно, быть может, невозможно. Нужны усилия государства, а их нет. Я вот на днях купил переизданную книгу Александра Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» за... 2500 рублей! О чем это говорит? Уж точно не о поддержке культуры в Год культуры.

В 17 лет я из протеста против гламура «полез» в фольклорные бабушкины сундуки и обнаружил там несметные сокровища. Сегодня их нужно пропагандировать, иначе останемся ни с чем и только в последний момент схватимся за голову, как тот домовой из мультфильма: «Нафаня, сундук украли!» 

– Подростковый протест чаще ассоциируется с эпатажем, безумными ирокезами, шипованными куртками, но никак не с изучением фольклористики. Откуда такое погружение в родную культуру?

– Я рос в музыкальной семье, сколько себя помню, рядом всегда были поющие люди: и бабушка, и мама – она преподает в вокальной студии имени Лидии Спеваковой. Сам я по природе народник, пою русские аутентичные песни, то есть те, которые отражают традиции вокального мастерства народа в его первозданном виде.

Для аутентиста песня становится проводником в мир фольклора, потому что без изучения невозможно исполнение. Ты докапываешься до глубин: когда, где, почему появился этот текст, эта мелодия, и постоянно обнаруживаешь что-то новое, даже если думаешь, знаешь о песне все, проанализировал каждую строчку.

Фольклорное произведение не только дает привязку к региону, но «рассказывает» об исторических процессах, традициях, социальных нормах, семейном укладе. Погружаясь в нее, ты можешь понять, что происходило в простой крестьянской среде. Такой возможности не дает ни один другой источник.

– Бесценный материал для историков!

– Раньше так оно и было. В XIX веке ученые рассматривали фольклор как важнейший источник, а в школьных учебниках истории подробно описывали фольклорные жанры. Сейчас этого не найдешь даже в вузовском пособии.

Всех фольклористов мучает этот вопрос: почему историки боятся поднимать такой глубинный пласт, как устное народное творчество? Почему не анализируют его, ведь уходят последние носители – бабушки в деревнях?

Допустим, в нашем крае крупный музыкальный фестиваль может собрать... ну пусть 200 коллективов. Из них аутентичных будет всего 15. Так их же надо записывать и изучать! По идее, сбором фольклора занимаются студенты филфака. Но я захожу в медиаархив университета, куда практиканты должны сдавать фонозаписи, и за последние 12 лет не нахожу ни одной!

Надо пытаться делать что-то самому. Решил все средства с фольклорных вечеров (входной билет стоит 100 рублей. – Ф.М.) потратить на экспедицию по селам. В планах – поездка в Новокумку, Ближнюю Татарку, Обильное и Грачевку. Казаки-некрасовцы согласны пустить меня с диктофоном на церковную службу – она до сих пор не записана. Есть телефонные номера бабушек, которые готовы спеть, вопрос – успеют ли?

– Так экспедиционная копилка и есть главная цель «русских четвергов»?

– Нет, конечно. На поездку в любом случае придется тратить из своего кармана, если только не поможет университет: как раз сейчас подал заявку на вузовский грант...

А на вечерах я ищу единомышленников и пытаюсь показать красоту народной культуры тем, кто ее еще не разглядел, привить любовь к традиции, фольклору. Делал и раньше подобные проекты – виртуальные и реальные. Например, «ВКонтакте» открыл паблик E:\music\authentic, посвященный аутентичному фольклору без временных и этнических границ. Из последних обновлений страницы – белгородско-курские песни, сборник аварского пандура, сольное двухголосное пение алтайцев,  украинские народные песни со старых грам-пластинок, древняя свадебная музыка Азербайджана, этномузыка Королевства Бутан…

«В реале» проводил в юношеской библиотеке лекцию-концерт, рассказывал об инструментах из своей коллекции – русских гуслях, финских кантеле, «африканском ручном фортепиано» калимбе, кельтобритонской лире, рожке-жалейке... В одном из кафе устраивал тематические вечера, посвященные казачьему фольклору и музыке городского дна – эмигрантским и сиротским песням.

– Много слушателей приходят на такие встречи?

– Нет, немного, и, не скрою, это очень обидно. Но не из-за самолюбия – огорчает, что у людей нет тяги к корням, и в компьютер поиграть им интереснее, чем просветиться и послушать песни предков.

Мне довелось общаться с уникальными артистами:  мультиинструменталистом Сергеем Старостиным, кобзарем Василием Жданкиным,  фолк-звездами Юрием Щербаковым, Ириной Леоновой, Натальей Сербиной… Большим уроком для меня стал совет, который практически все они мне, молодому и неопытному, давали: если занимаешься не особо нужной людям корневой этнической музыкой, не рассчитывай на большую аудиторию, деньги и успех.

Я понимаю, что дело, за которое взялся, не совсем благодарное, но все-таки каждый раз жду увлеченного зрителя, жду интереса в глазах. И мне кажется, те, кто говорит: «Не жди!», тоже ждут.

Когда ты пытаешься донести аутентичный вид искусства, ту народную глубину, которая вложена в текст, мелодию, ты в какой-то мере работаешь медиатором – посредником между миром усопших и миром живых, и это требует огромных сил и отдачи. А люди не привыкли к такому роду искусства, не воспринимают его. Когда я первый раз на «Студенческой весне» вышел с тувинским горловым пением, зрители в зале начали смеяться, решив, что это юмористический номер. Правда, когда пошел голосом вверх, притихли, прислушались.

– А в экзотичную «туву»-то тебя как занесло?

– Слушал оригинальные записи и однажды подумал: «А вдруг у меня получится?» Это «вдруг» порой толкает нас на странные и бессмысленные с точки зрения большинства поступки. Так и я – полтора года искал в себе непривычные звуки, прежде чем у меня что-то получилось.

Стиль называется «каргыраа». Одна из легенд гласит, что он возник как подражание голосу верблюдицы: когда ее детеныш умирает, она скачет, издавая звуки, схожие с каргыраа. И когда ты поешь, должен либо отождествить себя с верблюдицей, либо сконцентрировать всю мужскую энергию и выдать ее в низком обертоновом звуке.

Мама говорит, я даже во сне рычал – до такой степени хотел научиться горловому пению. А вообще, я пою постоянно. Иной раз в автобусе забываюсь, начинаю что-то выпевать, и только косые взгляды пассажиров приводят меня «в чувство».

 

Фатима МАГУЛАЕВА

 

P.S. Ближайшая фольклорная лекция Владимира Гуськова состоится в антикафе In time завтра в 19.00. Тема вечера – «Детские страшилки: история и современность». Как родились жуткие рассказы про Черную простыню и Гроб на колесиках, для чего они нужны маленьким деткам, не травмируют ли их нежные души? Приходите – узнаете!