В суровых зимних условиях высокогорья сражения шли на отметках до 4500 метров над уровнем моря. Так высоко война ещё не поднималась
В битве за Кавказ прекрасно подготовленные и экипированные егеря вермахта не устояли перед волей, мужеством и героизмом советских горных стрелков
Продвижение немцев было стремительным
В июле 1942 года Гитлер рвался к нефтепромыслам Закавказья. Имея превосходство в людях и технике, враг продвигался молниеносно. Немецкое командование рассчитывало с ходу преодолеть Главный Кавказский хребет, выйти в районы Тбилиси, Кутаиси, Сухуми и овладеть источниками нефти.
В августе 1942 года 49-й горнострелковый корпус генерала Конрада из района Невинномысска и Черкесска двинулся к перевалам Главного Кавказского хребта. Разбившись на группы, немецкие горные стрелки шли в направлении перевалов Санчаро и Псеашха, по долинам рек Марух и Большой Зеленчук - к перевалам Наурский и Марух, а по долине реки Теберда - на перевалы Клухорский и Домбай-Ульген.
Еще одна группа направилась по долине реки Кубань к перевалу Хотю-тау. Этому направлению противник придавал особое значение: путь вел к Эльбрусу в тыл наших частей, отходивших вверх по Баксанскому ущелью. Именно в этой группе находился отряд альпинистов капитана Грота, впоследствии занявший «Приют одиннадцати», метеорологическую станцию на южных склонах Эльбруса, и установивший на его вершинах флаги.
Заняв горный массив Эльбруса, противник мог господствовать над Баксанским ущельем и ставил под удар пути, ведущие на перевалы Донгуз-орун и Бечо, а также получал возможность пройти по ущельям рек на Ингурскую и Военно-Сухумскую дороги, в глубокий тыл наших войск.
Между тем по ущельям в сторону хребта отходили отрезанные от основных сил разрозненные части Красной армии. Одни бойцы гибли от вражеской пули, другие - от лавин, камнепадов, в бездонных трещинах. Из неглубоких трещин вытаскивали, в глубоких исчезали навек. Погибших хоронить было негде, их просто обкладывали кусками льда или камнями.
С тех пор прошло уже много лет, но и сейчас находят останки красноармейцев, пытавшихся пробиться к своим через суровые заоблачные выси.
Обстановка становилась все более напряженной, и Ставка Верховного Главнокомандования специальной директивой потребовала от Закавказского фронта немедленно принять меры по укреплению обороны перевалов, в особенности Военно-Грузинской, Военно-Осетинской и Военно-Сухумской дорог, «исключив всякую возможность проникновения противника на этих направлениях».
По всем частям Красной армии для Закавказского фронта стали подбирать альпинистов, однако командный состав, как правило, не имел опыта боевых действий в горах, о чем впоследствии писал Маршал Советского Союза А.А. Гречко.
Вместо того чтобы выносить огневые средства на ближние и дальние подступы к перевалам, оборону старались организовать непосредственно на них. Ряд направлений, допускавших подход к перевалам целых подразделений противника, вообще не оборонялся. Детальная рекогносцировка районов, примыкающих к перевалам, не производилась, на позициях выставлялось лишь наблюдение, а сами гарнизоны располагались далеко на южных скатах хребта.
Перевалы немецкие егеря знали отлично
К середине августа противник достиг Клухорского перевала, обороняемого подразделениями 1-го батальона 815-го полка 394-й стрелковой дивизии. Гитлеровцы наступали несколькими колоннами. Преодолев скалистые склоны, они обошли с флангов наши части, атаковали и захватили перевал.
Важным опорным пунктом Эльбруса считалась построенная в 1930-е годы гостиница для альпинистов «Приют одиннадцати» на высоте 4130 метров над уровнем моря. Именно сюда направился Хайнц Грот, который до войны под видом инженера-горняка несколько раз был в этих местах. Пятерых сотрудников метеорологической станции немцы взяли в плен, а потом отпустили с наказом известить советское командование о захвате Кавказа.
21 августа группа горнострелковых егерей во главе с капитаном Гротом подняла на вершине Эльбруса флаги со свастикой. Берлинское радио сообщило:
«Флаг великой Германии гордо реет над высочайшей горой Кавказа. Символ доблести немецкого оружия водрузили на Эльбрусе герои из 1-й горнострелковой дивизии «Эдельвейс» генерал-лейтенанта Губерта Ланца, кавалера рыцарского железного креста с бриллиантами».
1-я горнострелковая дивизия («Эдельвейс») была укомплектована коренными жителями районов Южной Германии, Баварии и Австрии, для которых горы были родным домом. В дивизию набирали солдат не моложе 24 лет, с опытом ведения боевых действий в условиях высокогорья. Еще перед войной немецкие горные стрелки прошли подготовку в Альпах, о чем писала немецкая пресса:
«Тысячи туристов бродили по горам, не замечая войск, ибо оставаться незаметными - важнейшее правило альпийского стрелка…
Имея хороший бинокль, вы могли с какой-нибудь вершины наблюдать за тактическими занятиями: дерзкие маневры, захваты важных пунктов, молниеносные отходы следовали один за другим. Егеря, как кошки, взбирались на неприступные вершины диких скал, на секунду прилипали к острым карнизам и бесследно исчезали где-то в темных расселинах.
В самые холодные зимние дни в засыпанных снегом горах можно было видеть белые фигуры лыжников с тяжелым грузом на спине. Они неслись с отвесного склона, внизу стряхивали снег и снова пускались в бешеное преследование невидимого противника: на глетчерах они преодолевали глубокие овраги, на вершинах гор устанавливали орудия и минометы, искусно строили изо льда и снега теплые убежища».
Солдаты «Эдельвейса» были обучены всем видам боевых действий в горах. Экипировка личного состава состояла из удобной крепкой горной обуви, функциональной одежды, темных очков, палаток, спальных мешков, походных спиртовых индивидуальных кухонь и примусов. В снаряжение входили ледорубы, «кошки», веревки, скальные и ледовые крючья и карабины, спасательные средства. Горные части вермахта обеспечивались даже специальным высококалорийным питанием.
При сохранении стандартных калибров стрелковое вооружение было предельно облегчено, прицелы рассчитаны с учетом угла возвышения вплоть до ведения огня вертикально вниз или вверх. Боекомплект и провиант были приспособлены для вьючной транспортировки. По воспоминаниям немецких ветеранов, для оборудования долговременной обороны в горах Кавказа они тащили с собой даже стройматериалы.
К сентябрю немцы захватили ключевые точки хребта и стали укрепляться.
Наши подразделения были разбросаны на широком фронте, иногда одно из них оказывалось в распоряжении чужого полка и на ходу передавалось ему.
Связь между штабами частей была настолько неустойчивой, что о боях на перевалах командование узнавало спустя несколько дней.
Не удавалось наладить снабжение отрядов на перевалах боеприпасами и продовольствием. На передовую грузы доставляли за 80 километров из Захаровки, что недалеко от Сухуми. Еще труднее обстояло с эвакуацией тяжелораненых в тыл.
«Нам на Эльбрусах не воевать!»
Александр Михайлович Гусев - один из защитников перевалов Кавказа, оставивших воспоминания о тех боях.
В горы начал ходить в юношестве, и вся его альпинистская жизнь связана с Кавказом. Прошел Клухорский, Твиберский и Бечо перевалы, совершил восхождение на восточную вершину Эльбруса, зимовал на высоте 4250 метров. В качестве руководителя участвовал в восьми летних и одном зимнем массовых восхождениях на Эльбрус.
На Кавказе воевал с осени 1941 года, будучи начальником горной подготовки 9-й горнострелковой дивизии 46-й армии Закавказского фронта. В 1942-м - командир отряда альпинистов 194-й стрелковой дивизии на Клухорском направлении, в 1943-м - начальник отделения альпинистов опергруппы Закавказского фронта по обороне Главного Кавказского хребта.
Среди наград - два ордена Отечественной войны II степени, орден Красной Звезды и четырнадцать медалей, в том числе «За оборону Кавказа», «За оборону Москвы», «За отвагу».
В конце войны Гусев был отозван для работы по специальности в Государственном океанографическом институте Главного управления гидрометеорологической службы армии и в Беломорской военной морской флотилии. Завкафедрой физики моря и вод суши физического факультета МГУ, доктор физико-математических наук, профессор.
Участник первой (1955) и четвертой (1958) советских антарктических экспедиций, автор около ста научных работ. В мирное время был награжден орденом Ленина, медалями «За трудовую доблесть», «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В.И. Ленина», золотой медалью Академии наук СССР имени адмирала С.О. Макарова.
По свидетельству Гусева, в Красной армии горнострелковые части были всегда, причем полки делились на роты. Автомобильный транспорт дополнялся вьючным, в том числе для горной артиллерии, вместо фуражек бойцы носили панамы. На этом, правда, и заканчивалось отличие обычных стрелковых соединений от горных.
Специальная горная подготовка не проводилась, не имели они ни горного снаряжения, ни обмундирования. Бойцы и командиры носили сапоги или ботинки с обмотками, брюки и шинели, что в условиях высокогорья было практически непригодно. Самым обычным было стрелковое вооружение с прицелом, рассчитанным для стрельбы под небольшим углом к горизонту, что снижало его эффективность, - в горах часто приходилось вести огонь вдоль крутых склонов, а порой отвесно.
Хотя перед войной в горнострелковых войсках проводились учения, вспоминал Александр Гусев, бойцы тренировались в несложных предгорных районах и лишь изредка совершали походы через перевалы и на вершины. Альпинизм в армии носил чисто спортивный характер, тогда как горная подготовка для горнострелковых соединений является одним из элементов боевой подготовки.
Ориентировка, ведение разведки, применение различного рода оружия, правила ведения огня - все это в горах имеет свою специфику. Трудно представить горного стрелка, не владеющего лыжами и не умеющего ходить на снегоступах. Знание гор позволяло уменьшить потери от мороза, лавин, камнепадов, закрытых трещин. Однако ничего этого в подготовке горных соединений Красной армии предусмотрено не было.
«Почему так слабо готовили у нас войска для горной войны, объяснять не берусь, - размышлял Александр Гусев. - Возможно, кое-кто считал, что война в горах для нашей страны маловероятна. Мы, альпинисты, еще до войны не раз обращались в управление горной, лыжной и физической подготовки Красной армии с предложением использовать наш опыт для горной подготовки войск. Но нередко слышали в ответ: «Нам на Эльбрусах не воевать...»
От «белой смерти» спасения не было
Из донесений начальника штаба 242-й горнострелковой дивизии в штаб 46-й армии:
«20.11.1942. К перевалам Донгуз-Орун и Басса выдвинулся спасательный отряд - 150 бойцов. Эвакуированы 125 тяжело обмороженных бойцов и командиров. Откопаны из лавин 59 человек, из них 6 мертвых. 48 человек не нашли - остались в лавине».
«01.12.1942. Подразделение 897-го горнострелкового полка в количестве 205 человек к 12.00 достигло подножия перевала Донгуз-Орун. Бойцы двигались вверх на расстоянии одного метра друг от друга. Продвижению мешала сильная метель, ограничивая видимость.
В 12.30 с двух высот северо-западнее перевала сошла снежная лавина шириной 70-80 метров и протяжением свыше одного километра. Она шла навстречу с громадной скоростью и застигла всех идущих врасплох. Засыпано было 172 человека, из которых 49 откопали тут же, из них 5 тяжелораненых и 2 мертвых. Остальные не найдены. Видимо, были снесены в трещины и засыпаны снегом».
Малейшая оплошность при движении по склонам вызывала осыпи и камнепады, а в зимнее время - снежные лавины, ставшие для защитников перевалов настоящим бедствием, вспоминал в прошлом старший инструктор 5-го отдельного горнострелкового отряда Михаил Михайлович Бобров.
Если противника можно было подстеречь и уничтожить, перехитрить и уйти от преследования, то от лавин спасения не было. Сотни тонн снега, срываясь со склонов гор и ледовых карнизов, вбирая в свой поток камни и обломки скал, скатывались вниз с огромной скоростью, сокрушая все на своем пути.
Осень и зима 1942-1943 годов на Кавказе, как никогда, выдались снежными, лавины грохотали повсюду. Сотни бойцов попадали в снежные обвалы. Одних удавалось спасти, пусть искалеченными и обмороженными, другие навсегда оставались под снегом, который превращался в лед.
Вечная слава и память им!
Мерцал закат, как блеск клинка.Свою добычу смерть считала.Бой будет завтра, а пока -взвод зарывался в облакаи уходил по перевалу.Отставить разговоры!Вперед и вверх, а там…Ведь это наши горы,они помогут нам.
Владимир ВЫСОЦКИЙ
Кто никогда не был в горах, невозможно даже представить, насколько тяжело приходилось неподготовленным и плохо экипированным советским солдатам. Разреженный воздух затрудняет дыхание, кислородное голодание приводит к горной болезни. Человек становится либо излишне возбужденным, либо, наоборот, сонным и утомленным.
Многие из-за отсутствия темных очков страдали снежной слепотой, что мешало ведению прицельного огня. Снежная слепота, по сути, это ожог роговицы глаза под воздействием ультрафиолетового излучения и отраженного яркого света. Получить такой ожог можно даже в туман. Страдающий снежной слепотой уже не боец.
От полы шинели солдаты отрезали полоску ткани, проделывали гвоздем в ней отверстия для рассеивания света и повязывали глаза. Пока не случалась возможность добыть трофейные очки, воевали в повязках. Любое ранение приводило к большой потере крови - в условиях высокогорья она плохо свертывается. Иногда гибли от простуды или ангины.
«Бой в горах ведется в сложном трехмерном пространстве, - писал в своих мемуарах Михаил Бобров. - Обычное представление о фронте, флангах, тыле только мешало. Важнее было знать, что происходит над и под тобой. У кого имелось преимущество в высоте, тот и диктовал условия боя. «Кто выше - тот сильней!» - вот главный закон войны в горах».
Инструкторы из альпинистов водили группы, эвакуировали раненых и обмороженных. Боевое охранение на перевалах солдаты несли вахтовым методом, по 7-10 дней. В дозоре на перевале оставалось от отделения до взвода, остальные от взвода до роты располагались значительно ниже перевальной точки в удобных для размещения складках местности. В случае опасности основная группа занимала оборону. На больших перевалах, как Клухорский или Санчарский, шли бои, в которых участвовали от двух рот до батальона.
Только на боевом опыте наши бойцы и командиры постигли, что лучше снайперской винтовки в горах оружия нет. Но винтовок с оптическим прицелом не хватало, и основным оружием красноармейцев были малоэффективные в горах автоматы и пулеметы, зарекомендовавшие себя лишь на постоянных огневых точках или в засадах.
«Когда ребята обнаруживали немецкого снайпера, то охотились за ним ради его «скрипочки» - винтовки с оптическим прицелом, - писал Бобров. - Большая часть оружия у нас была трофейной».
В бездну падали молча, не выдавая товарищей
В отрядах горных стрелков красноармейцев родилась «клятва молчания»: «Если со скалы сорвусь, в пропасть молча упаду, но отряд не подведу. Клянусь!»
Бывший командующий Закавказским фронтом генерал армии И.В. Тюленев писал:
«Как не восхищаться подвигом молчания, который совершали защитники Наурского перевала! Сорвавшись темной ночью со скалы, они летели в бездну молча, не проронив ни слова, чтобы не выдать врагу своих боевых товарищей. Трудно даже представить себе это, как юноши, еще недостаточно закаленные войной и жизнью, нашли в себе силы не только преодолеть страх, но и стать выше человеческого инстинкта самозащиты».
Одна из скал у Наурского перевала сегодня называется скалой Молчания.
Беспримерный подвиг на подступах к перевалу Аишха совершили минометчики 174-го горнострелкового полка: командир расчета Виктор Шутков, наводчик Шарип Васиков и подносчик мин красноармеец Василий Семяков. Оказавшись оторванными от подразделения и не имея приказа на отход, они в течение нескольких дней отражали одну за другой яростные атаки гитлеровцев.
Когда закончились боеприпасы, последней миной бойцы подорвали себя и пытавшихся захватить их в плен немцев.
Лейтенант Григорьянц с группой разведчиков численностью от 80 до 120 человек попытался с «Ледовой базы» приблизиться к «Приюту одиннадцати», чтобы уточнить расположение огневых точек врага. С ночи на плато опустился туман, но когда рота подошла на сотню метров к «Приюту», туман мгновенно рассеялся.
Солдаты Григорьянца, до войны дамского парикмахера, не имевшие ни боевого опыта, ни альпинистской подготовки, вступили в схватку с элитой немецкой армии - «эдельвейсами». Рота полегла почти полностью. Смерть плену предпочел и тяжелораненый командир.
Люди умирали от ран, замерзали в снегах, срывались в ледяные трещины, но не отступили: горы были последним рубежом.
Упорные бои за перевалы шли в течение сентября, но ни одна из сторон перелома в свою пользу не добилась. С наступлением зимы оборона в горах стабилизировалась. Стало ясно, что задачи, которые ставило немецкое командование перед наступавшими через Главный Кавказский хребет войсками, решены не были. Профессионализм стрелков-альпинистов уступил мужеству и сплоченности советских воинов.
Немцам не удалось накопить достаточные силы, чтобы перевалить на южную сторону хребта и развить тактический успех в оперативный. Советские войска вынудили противника замерзать и гибнуть на скалистых перевалах.
Маневренность и упорство наших войск заметно выросли, когда снабженческие базы были созданы в отдельно действовавших отрядах и подразделениях. Большую роль в обеспечении войск сыграли летчики, доставлявшие на высокогорные базы тонны жизненно необходимых грузов.
Преодолевая перекрестный огонь противника, наши летчики мастерски сажали У-2 на крохотные горные площадки. Обратными рейсами забирали раненых и обмороженных. Добрая слава ходила по фронту о летчиках 4-й эскадрильи спецназначения: И. Примове, И. Мариненко, К. Алдатове, Д. Гелашвили, А. Давтяне.
Пленные немцы рассказывали, что среди них поползли слухи о появившихся в горах «зеленых призраках», которые не дают покоя ни днем ни ночью. Так егеря прозвали бойцов отдельных горнострелковых отрядов - не столько за цвет костюмов, сколько за их дерзкие вылазки и отчаянную храбрость.
В ноябре наши горные стрелки перехватили инициативу у противника. Они уже ничем не походили на неопытных и плохо экипированных бойцов августа 1942 года - ни обликом, ни умением воевать. Пришла пора нам диктовать свои условия.
«Приют одиннадцати». Февраль 1943 года.
Помнишь, товарищ, белые снега...
Зима - самое тяжелое время для штурма Эльбруса. Редко кто рискует вступить с ним в единоборство, когда на перевалах бушуют ветры, морозы за 40 градусов, а склоны покрыты пятиметровым слоем сыпучего снега. Кругом неприступные ледники и коварно прикрытые снегом трещины.
2 февраля 1943 года из штаба Закавказского фронта начальнику альпинистского отделения военинженеру 3-го ранга А.М. Гусеву поступило предписание явиться из Тбилиси в Терскол для выполнения спецзадания в районе Эльбруса. Группе Гусева предстояло обследовать базы противника, снять нацистские вымпелы с горных вершин и установить советские флаги.
Отряд формировался в основном из опытных воинов-альпинистов, прошедших школу боев в горах, имеющих 10-15-летний стаж альпинистской практики. Николай Афанасьевич Гусак готовился взойти на Эльбрус в тринадцатый раз, Александр Гусев - в двенадцатый; оба до войны покорили Эльбрус зимой.
На задание выступили тремя группами. Первые две вышли из Сванетии через перевалы Бечо и Донгуз-Орун под командованием лейтенантов Гусака и Николая Моренца. Третья группа Гусева отправилась через Крестовый перевал в Нальчик и далее в Баксанское ущелье. Местом общего сбора назначили «Приют одиннадцати». Именно в том походе родилась «Баксанская» песня, ставшая гимном участников штурма Эльбруса:
В «Приюте одиннадцати» встретились 9 февраля. На Эльбрусе бушевала непогода. Пока пережидали, почти закончилось продовольствие. Положение становилось критическим. Гусев разделил отряд на две группы и решил начать штурм немедленно.
Первая группа отправилась на западную вершину, поднялись за девять часов. Сорвали обрывки нацистских штандартов, установили советский флаг, оставив записку: «Восхождение посвящено освобождению Кавказа от гитлеровцев и 25-й годовщине нашей славной Красной Армии… Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наш Эльбрус и вновь свободный Кавказ!..»
На коленях по-русски благодарил врачей
Только спустя четыре дня, 17 февраля, когда метель немного выдохлась, в дело вступила вторая группа под командованием Гусева. Вот как описала это восхождение Любовь Георгиевна Каратаева:
«Вышли в два часа ночи. Подниматься по отполированному ветром льду Эльбруса трудно. Да еще мороз. Порывистый ветер. Особенно трудно идти нашему кинооператору Петросову. Недавно он снимал подводников, а сейчас высота 5000 метров. Но он не хочет спускаться вниз. И вот вершина - мертвая, голая. Фашистских флагов мы не обнаружили. Ставим наш, советский флаг. Даем залп из пистолетов. Обнимаемся, целуемся…»
…Летом 1960 года в Риме проходили XVII летние Олимпийские игры, куда съехались спортсмены из 84 стран. Среди гостей Олимпиады оказался и тренер сборной команды СССР по современному пятиборью Михаил Михайлович Бобров, в прошлом воин-альпинист, защитник Кавказа.
В один из дней на футбольном матче к Боброву подсел тренер немецкой команды по академической гребле и угостил мороженым. Оказалось, немец неплохо владеет русским языком, который выучил в плену в годы войны. И начал рассказывать, как в середине декабря 1942 года он, молоденький обер-лейтенант, руководил группой разведки из пятнадцати егерей. Они шли из Кабардино-Балкарии в Сванетию через Местийский перевал… Стоило Михаилу Боброву услышать эти названия, как он сразу все вспомнил: перед ним был его знакомый Отто Бауэр.
Эдельвейсовцы тогда словно выросли из-под земли, но проскочили мимо наших разведчиков, не заметив их. Владели лыжами уверенно, смотрелись красиво. Колонна их растянулась метров на двести. Когда до наших разведчиков оставалось метров пятьдесят, по ним открыли огонь. Немцы залегли и на предложение сдаться открыли ответный огонь. Бой длился минут пятнадцать. У немцев уцелели лишь двое раненых. Один из них - альпинист и горнолыжник Бауэр. Около месяца он пролежал в госпитале, и Бобров частенько навещал немца.
«Мне трудно объяснить почему, но я не чувствовал к нему никакой вражды: на больничной койке лежал раненый альпинист, которого наши военные медики старательно возвращали к жизни, - вспоминал Михаил Бобров. - Наверное, это и есть главное чудо человеческой души - врожденная потребность любить другого человека. После выздоровления обоих эдельвейсовцев отправили в лагерь для военнопленных под Тбилиси. Я хорошо помню, как перед отъездом Бауэр встал на колени и по-русски благодарил врачей за спасенную жизнь».
И вот оба сидели на трибуне «Стадио Фламинио», болея за немецкую команду. Расспрашивали за жизнь после войны, смеялись, шутили. Никто, глядя на них со стороны, и подумать не мог бы, что восемнадцать лет назад эти двое лежали в снегу под Местийским перевалом, поливая друг друга смертельным автоматным огнем.
Версия для печати
Добавить комментарий