Через неделю пребывания в СИЗО буденновской милиции 33-летнего Евгения Дюкарева доставили на носилках в реанимацию со следами страшных травм. Там он вскоре умер...
Уважаемая редакция, вы как аккумулятор чужого горя берете на себя людские невзгоды и стараетесь помочь тем, кто уже утратил веру в помощь госструктур, обязанных это делать по долгу службфы. И мы, не являясь исключением, обращаемся к вам со своей страшной бедой.
8 мая 2007 года около 8-ми утра к нам домой приехали два судебных пристава за моим сыном Евгением Дюкаревым, чтобы доставить его в суд. Сына обвиняли в том, чего он никогда не делал, – в употреблении наркотиков.
Приставы позволили Жене переодеться в чистую одежду и увезли. Где сын и что с ним, я не знала до 17 мая, пока не приехали два сотрудника милиции и не сообщили, что Женя в тяжелом состоянии находится в реанимации Буденновской ЦРБ.
Врач-реаниматолог позже мне рассказала, что еле-еле уговорила сотрудников милиции сообщить семье о тяжелом состоянии Жени. Потом-то я узнала, что сразу же после суда родственникам обязаны были сообщить, где Евгений и что с ним. Почему нам ничего не сообщали, теперь можно только предполагать. А предположения жуткие.
Когда я вошла в больничную палату, меня потряс ужасный вид сына: на лбу кровавая ссадина, руки в огромных синяках, кровоподтеках, замазанных зеленкой. Такое впечатление, что об его тело тушили сигареты или подвешивали его за руки. Женя сказал мне, еле-еле ворочая языком, что его били в милиции.
Я приоткрыла сыну рот и увидела там окровавленный тампон на месте выбитого зуба. Двигаться Женя не мог, но даже в таком предсмертном состоянии был прикован к кровати наручниками. Любое прикосновение к телу причиняло ему адскую боль. Как говорили мне знакомые медики, это верный признак перелома позвоночника.
Я видела, с каким ужасом он смотрел на сотрудников милиции, прямо в палате охранявших его. Охранники и сами глядели на него с ненавистью. Один из них, самый молодой, рассказывают, даже полюбопытствовал у врача: «Когда же он сдохнет?»
Что с моим сыном сотворили нелюди?! Ведь 8-го мая его из дома увезли в суд совершенно здоровым, без ссадин, царапин и с целыми зубами, а сейчас врачи мне сочувственно говорят, что «он не жилец».
Мне посоветовали обратиться в общественную приемную главного федерального инспектора по краю А. Коробейникова с просьбой найти виновников гибели моего сына. Заявление у нас здесь приняли и рекомендовали обратиться в Буденновскую прокуратуру, что мы и сделали.
По своему заявлению я получила материалы проверки общественной приемной, которые подтвердили мои догадки о причине гибели сына.
Я наконец узнала о последних трагических днях жизни моего Жени в изоляторе временного содержания Буденновского ГРОВД. Узнала о том, что «скорую» в камеру к сыну вызывали трижды. 10 мая «скорая» доставила его в больницу и тут же отвезла назад. 11 мая врачи оказали ему помощь в изоляторе.
15-го мая, когда он уже не мог самостоятельно вставать и передвигаться, на носилках его перенесли в карету «скорой», а затем в больничную палату.
Об этом рассказали фельдшеры «Скорой» Л. Слуцкая и И. Еременко, приезжавшие в ИВС на вызовы к сыну. В материалах общественной приемной Еременко свидетельствует: «15 мая мы выехали по вызову в ИВС Буденновского ГРОВД. Дюкарев был в камере в присутствии двух сокамерников. Пытался, но не мог подняться. На лбу у него была ссадина четырех-пятидневной давности». Сокамерники, со слов Еременко, пояснили, что при них Дюкарев «не падал».
В материалах общественной приемной врач Озерова так же свидетельствует: «При осмотре Е. Дюкарева я обратила внимание на ссадины в поясничной области и спросила его: «Тебя били?» Он ответил: «Били», а затем сказал, что «упал».
Еще врач сказала, что ссадины появились три-четыре дня назад. Поскольку она беседовала с ним при осмотре 15 мая, а в ИВС Женю поместили 8-го мая после суда, – значит, все травмы он получил 10-11 мая, находясь в изоляторе.
Санитарка В. Даджиханова, которая снимала одежду с сына при поступлении в больницу, тоже подтверждает: у него были ссадины на лбу, пояснице, одежда была в крови и испражнениях. Сотрудники милиции объяснили ей жуткое состояние сына тем, что «он падал».
Врач-травматолог А. Минкин также подтверждает, что на лбу у Жени была ссадина травматического происхождения. По мнению доктора, рана появилась не более недели назад: «Я не исключил получение черепно-мозговой травмы».
По поводу причины самопроизвольного испражнения он предполагает «выраженный болевой синдром в результате перелома костей». Когда Минкин осматривал Женю в реанимации, тот был, как и положено для этого отделения, без одежды. Врач не видел следы крови и испражнений, поэтому, мол, и не забил тревогу.
Вот и врач-реаниматолог Н. Ларионова после осмотра Евгения в терапии решила перевести его в реанимацию, так как он был в крайне тяжелом состоянии.
Она сразу увидела ссадины в поясничной области того же срока давности, какую указывала и врач Озерова, также обнаружила «кровоточащую лунку от недавно утраченного зуба, руки в области запястий были в кровоподтеках в виде синяков и ссадин, которые смазали зеленкой».
Врач Ларионова поясняет, что с медперсоналом Женя разговаривал осмысленно, а когда с ним пытались заговорить сотрудники милиции, он им не отвечал.
Втайне от охранников мы сфотографировали лицо Жени с выбитым зубом, его руки в синяках и зеленке, а затем дома запечатлели его одежду - всю в кровавых пятнах и испражнениях.
Не это ли доказательство истинной причины гибели нашего сына – жестокие истязания в СИЗО. Что это было именно так, мы не сомневались. Судебно-медицинская экспертиза сделала заключение о том, что причиной смерти явилась «хроническая почечная недостаточность». Но Женя никогда не жаловался на здоровье, в том числе и на почки.
И как себе представляют эти «медики», что от «хронической почечной недостаточности» появляются синяки, ссадины, кровоподтеки, вылетают зубы?!
В Буденновской межрайонной прокуратуре нашим заявлением занимался следователь Р. Ризванов. Мы его умоляли сделать рентгеновские снимки головы, челюсти, позвоночника сына, но он нам безмотивно и категорически в этой просьбе отказал.
Умер Евгений 5-го июня. Когда я забирала его одежду из больницы, она, как я уже говорила, вся была в пятнах крови – куртка, рубашка, а на брюках и трусах засохшие испражнения (все эти вещи я храню дома – до нового, честного, объективного, законного расследования). Я просила следователя Ризванова, чтобы он изъял эту одежду в качестве вещественного доказательства – но он опять ответил мне отказом.
И тогда мы поняли: следователь Ризванов пытается сделать все, чтобы скрыть и следы преступления, и мерзавцев, истязавших моего сына. Так оно и оказалось.
Спустя всего три дня после смерти Жени Ризванов вынес постановление об отказе в возбуждении уголовного дела «за отсутствием события преступления». Он не ознакомил нас с материалами своего расследования.
Однако в самом постановлении об отказе невооруженным глазом видны кричащие противоречия в показаниях, которые Ризванов даже не пытался исследовать. Цель его была иной – не выявить истину, а поглубже ее спрятать.
В постановлении Ризванова исполняющий обязанности начальника ИВС В. Скурко поясняет: при приеме Дюкарева в ИВС видимых телесных повреждений у него не было, находился он в камере один, в следственные камеры не выводился. Показания Скурко – основные, так как на этот момент в СИЗО он был самым главным лицом.
И вдруг, противореча всем задокументированным показаниям, Ризванов пишет, что «опрошенный в ходе проверки подсудимый И. Исаев сообщил, что 8 июня в камеру пришел Дюкарев, в камере нас было трое… Его [Евгения] никто в камере не бил, жили мы дружно, сотрудники милиции также его не били».
Кто врет? Начальник ИВС Скурко или подсудимый Исаев? Или следователь Ризванов так «малоопытно» и тупо пытается что-то скрыть?
Судебный пристав Р. Скаргин дал показания о том, что, когда он приехал за Дюкаревым домой, тот c аппетитом пил кефир, был здоров и бодр, потом сменил рабочую одежду на чистую и глаженую. Следовательно, в изолятор он пришел опрятно одетым.
В постановлении об отказе в возбуждении дела по факту истязаний Ризванов цитирует фельдшера «Скорой помощи» Еременко, который поясняет, что 11 мая Дюкарева знобило, у него были головные боли.
А далее сам Ризванов, вопреки этим показаниям, дает собственный противоречащий фактам вывод: «…жалоб у него не было. Он ориентировался. Каких-либо телесных повреждений у него на лице и теле не было». Причем делает это Ризванов совершенно беззастенчиво, даже не камуфлируя, по существу, служебный подлог.
15 мая Еременко снова попал по вызову к Дюкареву в Буденновский ИВС, фельдшер свидетельствует: «Он лежал в камере. Попытался встать, но у него не получилось. Каких-либо видимых телесных повреждений у него не было. Приняли решение о госпитализации в больницу. Транспортировали его на носилках».
Поразило нас бессовестное заключение судмедэксперта Басиева (а почему не патологоанатома?!): «Черепно-мозговой травмы не выявлено… Каких-либо телесных наружных повреждений в виде кровоподтеков, ссадин обнаружено не было».
Мы пришли к Басиеву, прочитав заключение судебно-медицинской экспертизы в отказном постановлении, и спросили: «А как же установленные врачами имеющиеся на самом деле травматические ссадины и кровоподтеки, отсутствующий зуб?»
От циничного ответа Басиева мне стало просто плохо: «А вы ничего не докажете. Он поступил на вскрытие через 21 день после приема в реанимацию».
Следователь Ризванов вынес постановление об отказе в возбуждении дела, не только не проведя экспертизы – ни биохимической (по выявлению источников страшных следов на одежде), ни гистологической, которая могла бы достоверно подтвердить характер и тяжесть травм внутренних органов.
Выходит, следователь Ризванов загодя знает, что напишут в заключении гистологи? И поехал впереди паровоза – поспешил отказать в возбуждении дела, где налицо все признаки преступления.
Мы люди далекие от тонкостей юридических и медицинских, однако понимаем: гистология должна подтверждать и дополнять факты. А прямые свидетельства нескольких врачей абсолютно проигнорированы как судмедэкспертами, так и следствием.
Прежде чем написать это письмо, мы консультировались с грамотными юристами, знакомыми нам сотрудниками милиции, работниками прокуратуры, за что им большое спасибо.
Также хочется поблагодарить и главного федерального инспектора Александра Коробейникова за внимательное и чуткое отношение к нам, деловое отношение к рассмотрению нашего заявления, и медперсонал больницы за то, что говорил правду, хотя следствию, как мы видим, эта правда была поперек горла.
На прошлой неделе, спустя полтора месяца после смерти нашего дорого Жени, судебный исполнитель Е. Коротыч письменно пригласил его явиться 18 июля к 10 часам в кабинет приставов. Пригласил явиться оттуда, откуда люди никогда не возвращаются…
Семья Дюкаревых
Буденновск
Версия для печати
Добавить комментарий