Расходы на инновационные лекарства увеличивают доходы государственной казны
Чем лучше лечат - тем богаче страна
Мистер Франк, вы более 20 лет изучаете, как применение новейших лекарств влияет на динамику продолжительности жизни в стране, уровень заболеваемости, нетрудоспособности. Какие бесспорные выводы сделали?
Франк Лихтенберг: Прогресс там, где применяется наибольшее количество новых лекарств.
В одном из исследований мы взяли за основу данные по 30 развивающимся и развитым странам и обнаружили, что в странах с наивысшим уровнем фармацевтических инноваций темпы увеличения средней продолжительности жизни были самыми высокими. Теперь мы собираемся провести подобное исследование в России.
Вывод действительно бесспорный. Но инновационные лекарства - дорогое удовольствие. Не каждый бюджет их потянет.
Франк Лихтенберг: Так вот, мы обнаружили, что инновации приводят к сокращению издержек за счет снижения уровня нетрудоспособности населения и затрат на медицинские услуги.
Государство должно платить за результаты лечения, а не за оказанные медуслуги
Это более чем компенсирует высокую стоимость инновационных лекарств. Если население здорово, уменьшается число дней на больничном и увеличивается количество рабочих продуктивных дней. Вот что важно!
Хотелось бы это в цифрах "пощупать".
Франк Лихтенберг: Давайте в цифрах. Продолжительность жизни в странах, где широко применяются инновационные препараты, с 2000 по 2009 годы выросла примерно на 1,7 года.
Благодаря созданию и выпуску инновационных онкологических препаратов с 1998 по 2008 год в Мексике спасли более 100 тысяч человеческих лет. Иными словами, более 100 тысяч мексиканцев смогли прожить еще один год благодаря новым лекарствам.
Каждый миллион долларов, потраченный на создание нового препарата, сохраняет два миллиона долларов, которые тратятся на госпитализацию пациентов. Плюс миллион долларов, который эквивалентен трудовым потерям в человеко-часах.
То есть работодатели, обеспечивая более современной терапией работников, сокращают количество рабочих часов, которые человек проводит на больничном. Но основная выгода от того, что снижается уровень госпитализации.
Если же речь идет о лечении пожилых и престарелых людей, то есть показатели, по которым внедрение новой терапии сказывается на снижении затрат на больничный персонал, а также на социальных работников по уходу за больными на дому.
В своих работах вы говорите, что при лечении пациентов надо нацеливаться на выздоровление. А разве возможно что-то другое?
Франк Лихтенберг: В странах с ценностно ориентированной моделью здравоохранения государство платит за результаты лечения пациента, а не за оказанные медуслуги.
Эта модель - наиболее эффективная, она способствует принятию новых медицинских технологий. И ее применяют также к услугам врачей и больниц. Например, некоторые страховые компании выплачивают на лечение не полные суммы, а фиксированные, и потом варьируют их в зависимости от степени излечения пациента, его самочувствия после госпитализации.
Считаю, надо всем стремиться к ценностно ориентированной системе здравоохранения. Я понял, этому сейчас уделяется большое внимание в планах российского правительства. Сейчас же государство заключает контракты с производителями, препараты которых не всегда являются лучшими на рынке, возможно, это происходит из-за меньшей их стоимости.
Новации: доступ ограничен
И как Россия выглядит по сравнению с другими странами по доступности инновационных лекарств?
Франк Лихтенберг: Есть два критерия доступности. Первый - количество зарегистрированных лекарств. Например, в период с 2000 по 2010 год в мире было выпущено примерно 222 новых препарата. Тем временем к 2011 году в России была доступна только половина от этого количества инновационных лекарств.
Читайте также
Одна из причин - они не были представлены на рынке, то есть незарегистрированы. Но знаете, я не уверен, необходимы ли клинические испытания в России для регистрации препаратов, получивших признание в мире.
К сожалению, моим данным уже шесть лет, поэтому сейчас я собираюсь актуализировать информацию и понять, что изменилось в вашей стране.
Второй параметр - насколько давно введены в практику лекарства, применяемые в России или других странах. По данным 2009 года, процент выписанных рецептов на лекарства, которые были выпущены после 1990 года, в Нидерландах составил 17 процентов, в США - 14, а в России - один процент.
Увы, доступ россиян к новейшим таблеткам весьма ограничен. Но есть, конечно, и возможности для улучшения этого показателя. Их я хотел бы рассмотреть в рамках исследования в России.
И какие это могут быть возможности?
Франк Лихтенберг: На мой взгляд, упрощение процедур патентования, регистрации, лицензирования производств. Еще один путь - расширение списка инновационных лекарств, которые пациенты получают бесплатно в рамках ОМС, либо с ценовыми преференциями.
В России есть перечень лекарств, цены на которые необходимо сдерживать. В других странах есть такое?
Франк Лихтенберг: Разные органы этим занимаются в разных странах, оценивая, имеет ли право то или иное лекарство быть включенным в список. Принимая такие решения, власти могут сдерживать компании от решения запускать новые препараты на рынке. Но надо искать новые подходы.
Но ведь понятно, что закупки новейших препаратов связаны с сомнениями в их полезности.
Франк Лихтенберг: Да, не все новое обязательно будет лучше. Поэтому выплаты поставщикам должны основываться на результатах применения. А с компаниями, предлагающими новые препараты, надо вступать в соглашение по риск-шерингу (это соглашение о разделении рисков, когда государство закупает препараты с условием: если лечение не поможет, бизнес деньги вернет, либо деньги перечисляют уже после успешного лечения. - Прим. ред.).
Лоббисты диктуют рецепты
Зачастую врачи сетуют, что для больниц и поликлиник закупаются не те лекарства, которые нужны, а которые лоббируют определенные фирмы. Фармакологическое лобби - это актуально? Нужно с ним бороться?
Франк Лихтенберг: В США предприняты все меры, вплоть до уголовных, чтобы ограничить маркетинг, продвижение лекарств, препаратов через конкретные медицинские учреждения и тем более врачей.
На это направлен закон о раскрытии обязательных финансовых отношений между фармацевтическими компаниями и практикующими врачами.
Во-первых, от компаний требуется опубликование данных о своей маркетинговой деятельности. Если, например, они платят врачам за то, что рассказывают о препаратах, читают лекции и это публикуется, то это является достоянием общественности. Это один из способов.
Медицинские институты или больницы, госпитали даже запрещают такую деятельность фармацевтических компаний, запрещают ее представителям приходить на место работы врачей и рассказывать им о каких-то препаратах.
С чем это связано, что даже вышло на законодательный уровень?
Франк Лихтенберг: Есть такое мнение, что скрытые финансовые отношения между фармацевтическими компаниями и врачами могут побудить врача назначать лекарства, которые могут быть не самыми лучшими для пациента. Это не только фармацевтики касается. Например, если доктор каким-то образом финансово участвует в каком-то радиологическом проекте, то может получаться так, что он посылает пациентов на рентген чаще, чем это ему надо.
Скорее, даже другие вещи гораздо более на слуху. Если, например, врач не назначает какое-то достаточное или правильное лечение и пациент от этого страдает, его здоровье ухудшается, то в этом случае может быть преследование по закону врача за неправильное лечение.
А кто это определяет? Сам пациент?
Франк Лихтенберг: Пациент со своим адвокатом обращается в суд, и суд уже решает.
Дженерикам, которые производятся в России, 40-50 лет
Аспирин устал лечить
Мистер Франк, появится ли в будущем в мире волшебная таблетка, которую принял, и все прошло?
Лихтенберг: Не думаю, что такое возможно. Например, онкология - это не одно заболевание, а тысячи. И поэтому необходимо изобретать много разных лекарств.
Читайте также
Российские ученые выявили национальные особенности приема лекарств
А вот эксперты беспокоятся, мол, все меньше появляется прорывных лекарств, которые переворачивают мир, как когда-то аспирин, пенициллин.
Лихтенберг: Не согласен. Количество новых лекарств постоянно увеличивается, темпы наращиваются. Например, в США с 1975 по 1985 год появилось только 8 новых препаратов против рака. А с 2005 по 2015 год - 66.
Онкология - не исключение, есть еще болезни, по которым все время появляются прорывные технологии, они в разы увеличили выживаемость пациентов с некоторыми видами лейкемии, многоклеточной меланомы.
В 90-х годах в разработку новых препаратов активно инвестировали государства. Сейчас госинвестиции снижаются из-за изменения экономической ситуации в мире. Зато частные инвестиции растут. Это неплохо. Государственные инвестиции распространяются, как правило, на самые базовые исследования широкого масштаба, а частные отталкиваются от них и обеспечивают более узкоспециализированные решения.
Интересно, а разработки новых антибиотиков интересуют частный бизнес? В какие направления вкладываются мировые гиганты фармацевтики?
Лихтенберг: В те, где наибольшее количество пациентов, наибольший спрос. Онкология, гепатит С, ВИЧ, кардиология, препараты, снижающие жировые отложения и нагрузку на сердце. Компании в первую очередь заинтересованы окупать свои вложения.
Много дженериков и отсутствие оригинальных препаратов на рынке - это плохо?
Лихтенберг: К сожалению, дженерикам, которые производятся сегодня в России по лицензиям оригинальных лекарств, - 40-50 лет.
Это какие препараты?
Лихтенберг: Аспирин. Некоторые виды антибиотиков, противораковые препараты. Несмотря на то что есть старые, проверенные многими десятилетиями лекарства, пациенты все равно будут стараться получить доступ к более новым, современным. Они имеют гораздо более эффективные результаты, влияют на улучшение качества жизни.
Насколько опасна на случай форс-мажора - эпидемий, катаклизмов, мировых военных конфликтов - зависимость национальных лекарственных рынков от зарубежных компаний?
Лихтенберг: Да, такие риски есть - могут быть неожиданно прерваны поставки препаратов. Но к слову, большая часть препаратов, потребляемых в США, тоже импортируется. И сложно сказать, какая часть препаратов должна быть обязательно произведена в стране. Это может быть, например, привязано к большим затратам на производство внутри страны и меньшим - за рубежом.
Эксперимент
Риск-шеринг идет в Россию
В этом году в больницах трех регионов протестируют четыре новейших лекарства - от некоторых форм рака и гепатита С.
Если практика подтвердит их эффективность, то фармацевтические компании получат из региональных бюджетов средства в полном объеме. Если нет - восполнят расходы больниц.
В России к такой системе ( она называется риск-шеринг) подступаются впервые. Если эксперимент удастся, то возможны изменения в законодательстве по лекарства и госзакупкам. А вот что на эту тему говорила министр здравоохранения Вероника Скворцова: "Если мы видим новый препарат, который на 50 процентов улучшает исход или обрывает тяжелое заболевание, то независимо от стоимости он будет включен в программу госзакупок. Но если стоимость нового лекарства выше аналогов, а разница в эффектах лечения - 0,5 процента, то нет смысла в закупках".
Визитная карточка
Франк Лихтенберг. Фото: AP
Франк Р. Лихтенберг, профессор бизнеса Высшей школы бизнеса при Колумбийском университете, научный сотрудник Национального бюро экономических исследований.
Под его руководством во многих странах проведены десятки глобальных и региональных исследований, посвященных возможностям повышения экономической эффективности лечения в зависимости от доступности новейших лекарств, влияния новых методов лечения на продолжительность человеческой жизни.
Читайте также
Франк с отличием окончил бакалавриат по истории в Чикагском университете и получил степень магистра и докторскую степень по экономике в Университете штата Пенсильвания.
Профессор Лихтенберг преподавал в Гарвардском университете и Университете Пенсильвании. Работал в качестве эксперта в Федеральной комиссии по торговле и Департаменте юстиции США, сотрудничал с государственными прокурорами и даже выступал перед Конгрессом США.
В своем прежнем исследовании шестилетней давности Лихтенберг доказал, что если бы новые лекарства получали более быстрый доступ на рынок и стали более доступны простым гражданам, то средняя продолжительность жизни в России могла бы увеличиться на 2,1 года.
Инфографика: Антон переплетчиков / Елена Березина / РГ
Добавить комментарий