Запрос на перемены ощущается на всех этажах общества. Но наше начальство рискует заболтать этот процесс.
Термин «справедливость» полностью исчез из лексикона элиты.
Накануне чемпионата мира глава комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей Тамара Плетнева отсоветовала гражданкам России вступать в интимную связь с иностранными футбольными болельщиками. Добрая женщина поделилась опасениями: «Хорошо, если еще одной расы, а если другой расы, то вовсе. Мы своих детей должны рожать. Я не националист, но тем не менее». Плетнева была среди тех депутатов, которые защитили доброе имя своего коллеги Слуцкого, обвиненного клеветниками в сексуальных домогательствах. Ясное дело, наш депутат — сущий ангел по сравнению с заморскими фанатами.
© Карикатура Александра Сергеева, из архива газеты «Час пик»
Позиция пещерная, обсуждать нечего. Хорошо, если ФИФА, где борьба с расизмом объявлена главной политической задачей, не заметит эскапад депутата. Для наших граждан, которые регулярно страдают от дремучего мировосприятия родимой политической элиты, в этих откровениях важнее, так мне кажется, другое. Ханжеская мораль, проповедуемая в ГД, — яркое проявление тоталитарного мышления, которое мертвой гирей сдерживает движение России вперед.
Тоталитаризм начинается не на партийном съезде и, скажем, не на «прямой линии», где люди бухаются в ноги вождю. Тоталитаризм начинается на скамейке у подъезда, где добрые бабушки советуют молодым людям быть такими, как все. Наш главный по семье политик, по существу, ничем не отличается от бабули, которая перемывает кости соседям.
Неотличимость — высшая добродетель тоталитаризма. Когда это чувство овладевает массами, появляются вожди, а униженная челобитная становится единственным алгоритмом общения народа и власти. И власть это устраивает, потому что гарантирует контроль над будущим.
Мне на глаза попались результаты недавних социологических исследований, которые говорят о том, что в обществе идут глубинные процессы, свидетельствующие о хрупкости этой мнимой стабильности. Опросы фокус-групп в благополучных крупных мегаполисах и в депрессивных малых городах говорят о смене вектора настроений в обществе. Большинство уже рассчитывает на собственные силы и лишь от 10 до 30% граждан по-прежнему уповает на социальную защиту и поддержку государства.
Эксперты отмечают крах «легистской утопии», которой слишком долго жила страна. Она сводится к вере в то, что сильный правитель решит все проблемы. Как в популярной песне: «Завхоз отожрался, а я похудел, где ж ты, вождь, прекрати беспредел!» Граждане больше не верят в обещания власти, а полагаются на собственные силы. Столь распространенная ностальгия по спокойному советскому прошлому — худшая тактика выживания. Даже в депрессивных с точки зрения трудового рынка городах Гусь-Хрустальный, Ржев и Елец нет отчаяния и ощущения жизненного тупика, нет намека на безысходность. Главная забота — не потерять работу, но никак не помощь государства, что долго оставалось доминантой социальных ожиданий.
На этом фоне социологи отмечают повальный скепсис к новым майским указам. Общее мнение сводится к тому, что указ, обещающий населению молочные реки и кисельные берега, не будет выполнен. Мало того, люди считают, что указ не имеет отношения к реальной жизни. Похожие настроения вызывали у гражданина бравурные лозунги партийных съездов в эпоху позднего СССР. Удивительно вообще, как долго общество питало иллюзии, жило патерналистскими настроениями и позволяло власти в каждой новой ипостаси вешать себе лапшу на уши. Поэт Долматовский писал: «Великая Программа, дай ответ, что будет с нами через двадцать лет?» Вопрос глупый, в программе все сказано. Чем майский указ лучше Программы КПСС? По крайней мере, уже три поколения должно жить при коммунизме, а теперь четвертое — по указу…
Умудренное население не ждет от государства помощи, не верит в дотации и пособия, но уверено в новом повышении различных сборов и тарифов. И не верит, что власть проведет реформы, которые улучшат жизнь. Согласно опросам, всего 5% граждан предъявляют требование сильной власти, 12,5% хотели бы, чтобы государство проводило взвешенную социальную политику, но абсолютное большинство — 67,5% жаждет справедливости, которая необходима для эффективной хозяйственной деятельности.
Зарождается новая политическая культура. И неизвестно, готова ли к такой трансформации сама власть, которая по-прежнему видит в народе ребенка-старичка. Показательно, что под сенью лозунгов о модернизации правительство не предъявило ни одной внятной идеи на сей счет, а все новации сводятся к игре в тарифы и к повышению пенсионного возраста. Ни одной свежей мысли о повышении активности граждан, которые хотели бы собственными силами выбраться из экономической ямы.
Раздвоение ожиданий и реальности говорит о том, что власть и общество живут в параллельных мирах. Запрос на перемены ощущается на всех этажах. Но власть рискует заболтать процесс. Монополии по своей сути враждебны модернизации, и отдельные успехи, вроде Крымского моста, возможны только при жестком политическом понукании. Настоящая модернизация — это нарастающая лавина инноваций, которые зарождаются в питательной среде конкуренции, а ее может обеспечить только малый и средний бизнес. Но власть, дабы сохранить политическую стабильность, не решается трансформировать социальную структуру и дать «зеленую улицу» российскому предпринимателю. Каждый год президент приводит ужасающую статистику, как силовики душат бизнес. Ничего не меняется. Шариков так котов не душил…
Кстати, в 2012 году, после победы на президентских выборах, Владимир Путин опубликовал статью «Строительство справедливости. Социальная политика России». Статья предваряла очередной президентский срок, ее можно назвать программной. Текст дышал оптимизмом. Экономический рост и социальная атмосфера давали основания для радужных прогнозов. Однако теперь самые лояльные сторонники власти не решаются связывать Россию с понятием социальной справедливости. Термин «справедливость» полностью исчез из лексикона элиты. И одновременно именно справедливость стала первым требованием общества к власти.
И еще важные цифры. 33% граждан не считают Россию великим государством. Но 50% — по-прежнему считают, только добавляют, что это величие основано на военной мощи и способности отстоять территорию, но никак не на мирных достижениях и процветании населения. Что изменилось с тех времен, когда первый советский диссидент Андрей Амальрик писал: «Народ верит в силу режима, которую должны бояться другие народы и которую боится он сам»?
Добавить комментарий