Успешным опытом общественного контроля за исправительными учреждениями делится правозащитник из Краснодара Эдуард Идрисов
Три года назад был принят Федеральный закон №76-ФЗ «Об общественном контроле над обеспечением прав человека в местах принудительного содержания». Он предусматривает создание в регионах общественных наблюдательных комиссий (ОНК), которые призваны контролировать содержание людей в тюрьмах и колониях, СИЗО, изоляторах временного содержания (ИВС) и иных учреждениях закрытого типа.
Сегодня такие комиссии существуют практически во всех регионах страны, за исключением дальневосточных территорий (Магаданской области, Камчатского края и Чукотки) и Ставрополья. Координирующим органом для ОНК является Общественная палата России, которая регулярно информирует население об успехах работы гражданских инспекторов в регионах.
Судя по отзывам, одной из самых активных является комиссия Краснодарского края. В беседе с корреспондентом «Открытой» опытом работы общественных наблюдателей делится руководитель кубанской комиссии Эдуард ИДРИСОВ.
- Эдуард Зиннурович, уголовно-исправительная система в России всегда считалась самой закрытой и античеловечной. И вдруг общественникам дали право «заходить» в любое учреждение, проводить инспекции, требовать защиты прав заключенных. Почему вдруг такие резкие изменения?
- Создание ОНК - это целиком и полностью заслуга Общественной палаты России, благодаря которой и появилась такая форма гражданского контроля. Хотя этот шаг находится в русле других либеральных изменений пенитенциарной системы за годы президентства Медведева.
Я имею в виду, во-первых, резкое сокращение полномочий следственных органов при применении ареста: теперь эта мера пресечения может использоваться только в исключительных случаях (когда невозможно назначить подписку о невыезде, домашний арест, залог или поручительство).
Во-вторых, это гуманизация Уголовного кодекса: по 114 статьям убран нижний предел наказания в виде лишения свободы, либо к уже существующим санкциям добавлены альтернативные - такие как штраф или исправительные работы. Тем самым сокращается число людей, находящихся в местах принудительного содержания, и появляется независимый контроль за условиями содержания уже отбывающих наказание.
- Видимо, сыграло свою роль и давление Запада, ведь Европейский суд по правам человека многократно критиковал Россию за ужасные условия содержания в тюрьмах и изоляторах.
- Думаю, да, Медведев прислушался и к критике Запада. Тем более что заграница нас не только поучает, но и дает отличный опыт - гражданский контроль над тюрьмами существует во многих странах. Например, в Англии и Уэльсе еще в конце XVIII века появились так называемые советы визитеров (boards of visitors), инспектирующих исправительные учреждения.
Причем полномочия визитеров очень широки - у них есть собственные ключи от камер, куда они могут зайти в любое время, и даже без разрешения руководства тюрьмы. Кроме того, в Англии существует омбудсмен по правам заключенных и лиц, проходящих испытательные сроки (prisons and probation ombudsman). Создавая российские ОНК, Общественная палата взяла именно английский опыт - как самый передовой, но при этом дополнила и расширила его.
Недавно мне довелось побывать на встрече с еврокомиссаром по правам человека Томасом Хаммарбергом, который сравнивал российские ОНК с западными. По его словам, существует одно, но коренное отличие - это отсутствие централизации. Например, английская Служба визитеров - это вертикально организованная структура, в то время как в России региональные ОНК независимы от учредившего их органа - Общественной палаты РФ. Таким образом повышается независимость комиссий.
- Независимость должна проявляться прежде всего финансово. Вот кто сегодня оплачивает работу ОНК?
- Никто. Комиссии даже не зарегистрированы в качестве юрлиц - то есть не имеют права открывать счета, собирать деньги. Поэтому крутиться приходится самим: например, приемной нашей краевой комиссии является мой личный офис. Я уже не говорю про командировки - люди ездят по тюрьмам тоже за личный счет.
А поскольку в Краснодарском крае 18 колоний, можете представить, какой объем работ приходится проводить, не получая за это ни копейки. И это при том, что у нас члены комиссии в основном из Краснодара, а, скажем, в районе Сочи или Новороссийска вообще людей нет - и порой выехать туда по экстренному вызову бывает невозможно.
- Но ведь это нормально, что общественный контроль независим от государственного финансирования.
- Все должно быть в меру! Я обращусь снова к примеру английских визитеров - государство берет на себя оплату работы их офисов, а сами общественные инспекции оплачиваются как служебные командировки. Например, если мать маленького ребенка - член совета визитеров - выезжает в отдаленную тюрьму, то государство платит за работу нянечки. Но при этом визитеры работают на общественных началах.
А мы в России решили броситься в другую крайность. На мой взгляд, если бы государство оплачивало работу комиссий, это привело бы не к потере их независимости, а только к росту эффективности.
Возьмем для примера Общественную палату РФ, деятельность аппарата которой финансируется из бюджета, но никто не говорит об ангажированности членов палаты - ведь зарплату они получают не казенную. Зато имеют возможность работать в нормальных трудовых условиях, решая - особо замечу - не личные, а общественные задачи.
Что касается ОНК, то средства на наше содержание могли бы выделяться из бюджета, но через независимые институты - например, через региональные аппараты уполномоченных по правам человека. В общем, вариантов много, была бы политическая воля.
- На членов вашей комиссии ложится такая огромная общественная нагрузка. Были случаи, когда действующие наблюдатели брали самоотвод?
- Нет! Каждый, который идет в ОНК, отлично представляет, с чем ему придется столкнуться, - случайных людей здесь нет. Все 20 членов комиссии - люди занятые, у которых бизнес или другая работа, но они не пожалели своего времени на благо общества. Это люди, для каждого из которых кредо в жизни - кто, если не я.
- Ваша ОНК работает уже второй созыв. А кто вообще был инициатором создания комиссии в Краснодарском крае?
- Нельзя сказать, что инициатором стал какой-то конкретный человек. Сразу после выхода Федерального закона №76 в нашем регионе все заинтересованные стороны - ГУВД, УФСИН, аппарат Уполномоченного по правам человека, Общественный совет при губернаторе - пришли к единому мнению: наблюдательной комиссии быть.
- Между тем считается, что Ткачев - крайне авторитарный губернатор, который гражданское общество давит на корню.
- Да, в политике у него жесткий стиль. Но при этом общественная, гражданская жизнь в крае бурлит. Например, еще в 1998 году решением прежнего главы региона Николая Кондратенко была создана Комиссия по правам человека при губернаторе, а в 2005 году Ткачевым преобразованная в Общественный совет при губернаторе.
- Это действительно независимый орган?
- Да. В наш совет вошли независимые правозащитники, мы ежегодно публикуем жесткие доклады о состоянии гражданского общества и защиты прав человека на Кубани, регулярно на совет вызывают проштрафившихся местных чиновников - вплоть до замов губернатора.
Такие же общественные советы созданы при всех силовых ведомствах края, и это не какие-то декоративные органы, а реально действующие структуры гражданского общества. Или вот еще один показатель развитости гражданского общества - то, что ежегодно из краевого бюджета выделяется более 100 миллионов рублей на гранты для общественных организаций.
- Приятно, конечно, слышать. Особенно в сравнении со Ставропольем, где гражданское общество отсутствует в принципе. Даже при куда более лояльном губернаторе, нежели Ткачев.
- Мне сложно судить о Ставрополье. Могу поделиться лишь таким наблюдением: часто езжу по различным семинарам и форумам, посвященным развитию гражданских инициатив, и представителей вашего края почти не вижу. А ведь развитие гражданского общества начинается именно с заинтересованных, ярких лидеров.
- Как бы вы оценили КПД вашей общественной комиссии?
- За три года мы многого добились для реального улучшения условий содержания заключенных. Только в прошлом году члены комиссии 122 раза побывали в учреждениях УФСИН и 53 раза - в учреждениях МВД. Могу сказать, что сегодня у нас почти нет проблем с УФСИН - все 18 колоний Краснодарского края выглядят, как пионерлагеря. По крайней мере, в отношении условий содержания - всего, что касается пищи, предметов гигиены, постельного белья.
- Но при этом и российский омбудсмен, и Страсбургский суд постоянно указывают, что содержание в российских тюрьмах отвратительное.
- Действительно, условия содержания в российских тюрьмах одни из самых худших в Европе, но зато они намного лучше, чем, скажем, в Китае или в арабских странах. Кстати, я много ездил по миру, видел тюрьмы в Америке. Скажу честно, они мало чем отличаются от российских, там огромная латентная преступность и системные нарушения прав человека.
Мы делаем все, что в наших силах. Нужно быть реалистами и понимать, что в одночасье изменить всю пенитенциарную систему России невозможно, но возможно решить проблемы конкретных людей.
- А как вы оцениваете ситуацию в российских СИЗО?
- На фоне тех позитивных изменений, которых мы добились в системе ФСИН, милиция, конечно, остается проблемной зоной. И основная причина - это закрытость ведомства, нежелание идти на контакт с общественностью.
Еще одна из причин - это «сырость» самого 76-го закона, в котором, в частности, содержится слишком мало императивных норм. Например, не прописаны обязанности прокуратуры реагировать на сигналы нашей комиссии. То есть, по закону, мы не вправе проводить собственные гражданские расследования, а только «сигнализировать» компетентным структурам. А те могут отреагировать, а могут и нет. Но ведь работа без взаимодействия с государственными органами - это работа в корзину.
- Сейчас даже школьник знает о том, что милиционеры в СИЗО используют изощренные пытки. Вами такие факты подтверждались?
- Нет. Главная причина этого, еще раз повторюсь, - закрытость милицейской системы, клановость. Эта система давит любого, кто попадает в ее жернова. Приезжаем мы в изолятор, опрашиваем людей (причем только тет-а-тет, в отсутствие представителей администрации)… И никто не жалуется. «Вас всё устраивает?» - «Да». - «Права нарушаются?» - «Нет».
Свои злодеяния милиционеры научились умело прятать. Когда в изолятор поступает гражданин, об этом делается соответствующая отметка в журнале учета. Допустим, его потом забирают родственники, а он весь в синяках, избитый - то есть налицо издевательства со стороны милиционеров. А те показывают отметку в журнале: мол, человек уже поступил в изолятор со следами избиения. И доказать факты пыток тут практически невозможно.
- Но в таком случае зачем вообще нужна ваша комиссия?!
- Мы помогаем людям, но в меру своих сил. Еще раз говорю, у ОНК отсутствуют необходимые полномочия. Например, одна из статей 76-го закона гласит, что члены ОНК не вправе вмешиваться в уголовно-процессуальную деятельность, то есть когда человек находится в СИЗО. Но ведь именно на этой стадии совершается большинство пыток, издевательств, нарушений прав человека.
- За три года практики у вас были по-настоящему резонансные дела?
- Были, конечно. По обращениям, которые касались предоставления медпомощи в местах заключения. Мы добились смягчения условий содержания беременных женщин, тяжелобольных, пожилых... В марте мы добились смягчения условий в Туапсинском УВД для молодых экологов, задержанных по политическим мотивам - за участие в акции протеста у так называемой «дачи Ткачева».
Весной прошлого года в центре Краснодара был задержан приезжий парень из Ингушетии, его посадили в «обезьянник». В опорный пункт милиции приехали члены ОНК, а милиционеры их даже не пустили внутрь. Тогда мы потребовали созвать экстренное заседание Общественного совета при краевом ГУВД, куда «на ковер» вызвали всех руководителей городской милиции. И были приняты серьезные кадровые решения.
- Эдуард Зиннурович, вы возглавляете еще и краевой общественный комитет по противодействию коррупции. Признаюсь честно, на примере Ставрополья, все подобные конторы давно сами себя дискредитировали.
- И я даже понимаю, каким образом. Они подменяют собой госведомства, призванные бороться с коррупцией: обещают людям решить их проблемы, наказать взяточников или рейдеров. Но нужно понимать, что это не в силах общественности. Главная задача, над которой могут и должны работать гражданские структуры в этой сфере, - это профилактика коррупции, гражданское просвещение.
Например, мы регулярно выезжаем в районы Краснодарского края и проводим обучающие семинары для местных чиновников, которые, поверьте, порой вообще не следят за изменениями законодательства. А незнание законов - это первый шаг к коррупции. Еще проводим семинары для предпринимателей: как действовать, если вдруг нагрянул с проверкой ОБЭП, куда звонить, какие документы от проверяющих требовать.
- А ваших активистов привлекают к переаттестации личного состава МВД?
- Увы, нет. Аттестация проходит в стороне от глаз независимой общественности. Между тем до нашего антикоррупционного комитета уже доходила информация, что стоимость аттестации в разных органах внутренних дел Кубани варьируется от 30 до 50 тысяч рублей.
Поэтому к нынешней реформе МВД я отношусь со скепсисом: отсутствие гражданского контроля уже на этапе формирования полиции наводит на грустные размышления о будущем этой структуры. Кстати, заметно это и на примере нашей ОНК - со стартом реформы открытости в милицейской среде не прибавилось. Хотя, быть может, это вопрос времени. По крайней мере, хотелось бы в это верить.
Беседовал
Антон ЧАБЛИН
Версия для печати
Добавить комментарий