Европой мы никогда не будем

Василий Звягинцев сегодня, бесспорно, самый известный ставропольский писатель, его книги изданы общим тиражом более 1 млн. экземпляров. Он считается основателем целого жанра в российской фантастике – альтернативной истории. И его заслуги оценены: Звягинцев – обладатель всех главных наград в области литературной фантастики: «Аэлита», «Интерпресскон», Eurocon, «Странник», премии имени Александра Беляева. А в 2008-м он удостоен звания «Рыцарь фантастики» за вклад в развитие отечественной литературы. 
Недавно у Василия Дмитриевича в столичном издательстве «Эксмо» вышла новая, уже 15-я по счету книга – двухтомник «Скоро полночь». Это продолжение столь любимой читателями серии «Одиссей покидает Итаку». Тираж почти в 30 тысяч экземпляров был раскуплен за считанные недели. Но писатель на лаврах не почивает, активно работая над следующим романом. 

– Василий Дмитриевич, последние годы большая мода на экранизацию российских фантастов. «Параграф 78» Лазарчука, «Дневной» и «Ночной дозор» Лукьяненко, «Смерш» Головачева, «Волкодав» Семеновой, «Обитаемый остров» Стругацких. А вас в кино не звали?
– У меня первый опыт общения с киношниками был еще в конце 80-х. Мы тогда с другом детства Геной Хазановым написали политический боевичок «Пока не смолкли трубы». Писали сразу с прицелом на экранизацию. 
Сюжет такой: главный герой возвращается из Афгана на родные Кавминводы, а там хозяйничают бандиты, и вот он наводит порядок. В книге даже Горбачев фигурировал. Ну а главного антигероя должен был сыграть Армен Джигарханян, мы с ним встречались в Московском доме актера, пили коньяк, он почитал сценарий и сразу согласился сниматься. 
– Режиссера нашли? 
– Это должен был быть Евгений Герасимов. Он хоть больше известен как актер, но у него тогда в активе уже было несколько режиссерских работ. Договорились о начале работы, и тут ему приходит другое предложение: сделать картину по мотивам тургеневских «Вешних вод». Причем почти все съемки в Италии. Герасимов, конечно, предпочел второй вариант. И, кстати, не прогадал: за тот фильм («Поездка в Висбаден» – Ред.) он получил от Папы Римского почетный знак «За вклад в мировую культуру».
А потом грянула перестройка, было уже совсем не до нашего фильма. Да и я сам надолго перегорел с идеей экранизации своих книг. Правда, года четыре назад возил в Москву на конвент «Странник» сценарий «Одиссея» (романа «Одиссей покидает Итаку» – Ред.), показывал продюсерам. Те покивали головами: мол, да, хорошо, подумаем – и всё.
– Может, и к лучшему. Вся эта новая российская кинофантастика – сплошной китч и провалы. 
– Еще тогда, на «Страннике», эту претензию как раз высказывали кинопродюсерам пишущие авторы. Мол, нет в России молодых режиссеров, которые с детства читали бы фантастику, любили ее и понимали. А без этого хороший фильм не снять. 
– Что значит «понимать фантастику»?
– 90 процентов людей, которые ходят по улицам, не понимают фантастическую литературу. Им кажется, что вся она – только про звездолеты, бластеры, нуль-передатчики, колдунов и магов. Не каждому дано понять, что это не более чем антураж, оттеняющий некую сверхзадачу автора, которую иным способом воплотить невозможно. 
Читатель фантастики – это человек с воображением, мысленно раскованный, гибкий, который интеллектуально подготовлен, чтобы шагнуть за пределы обыденности и поверить: наша реальность – не единственная, а в мире свободно могут происходить вещи, никакой, даже самой передовой, теорией не предсказуемые.
Вот я еще в 1964-м начал писать наброски к роману в жанре альтернативной истории. Начинался он так: «Когда наконец рухнула советская власть…» Представьте, какого умственного усилия стоило тогдашнему читателю представить, что СССР может исчезнуть. 
– Диссиденты, пожалуй, представляли…
– А вот если бы к придуманной мною фразе отнеслись серьезно люди, сидевшие в политбюро или в Институте марксизма-ленинизма? И в том же 1964 году задумались: а вдруг распад СССР может произойти на самом деле? По каким причинам? И как этому можно (если нужно) противостоять? Но увы, сотням докторов и тысячам кандидатов марксистских наук ничего подобного и в голову прийти не могло.
– Так 90 процентов людей, не имеющих воображения, – это на сегодня много или мало? 
– Много. Плохо то, что именно такие люди в основном рассаживаются в кожаные кресла директоров, политиков, чиновников. Это такой классический советский (не по эпохе, а по менталитету) управленец: негибкий, фанатично слышащий только себя и своего начальника, неспособный воспринять чужие аргументы, хоть на миг встать на чужую позицию.
Вот я сейчас пишу новый роман, продолжение книги «Скоро полночь». И там есть такая сцена. Главный герой беседует с воображаемым президентом одной из альтернативных Россий, предлагая эффективные (на его взгляд) меры, чтобы изменить страну к лучшему. А потом разочарованно говорит друзьям: «С ним бесполезно разговаривать. Он в детстве фантастику не читал». 
– Жесткая оценка, однако.
– Я не работу его оценивал. Просто хотел сказать, что такой человек, не знающий и не любящий фантастику, неспособен верно оценивать происходящее вокруг, адекватно воспринимать самые невероятные сценарии развития событий. Вот, допустим, были бы Горбачев и Ельцин знатоками и ценителями альтернативной истории, глядишь, задумались бы, какой веер исторических развилок перед ними лежит и куда каждая такая «дорожка» привести может.
Высшая власть в целом задает правильный вектор для развития страны. Правители и проблемы видят, и примерно догадываются, как их решать. Еще Пушкин писал, что правительство в России – единственный европеец. Николай I говорил сыну, будущему императору Александру II: «Мне кажется, Сашка, в этой стране только мы с тобой не воруем». 
Что в XIX веке, что в XXI – то же самое. Вот сколько у нас за последние годы призывают бороться с коррупцией?! Люди хоть и не очень верят в результат такой борьбы, но начинают воровать еще больше и отчаяннее. А вдруг не успеют?.. Да к этому еще национальная привычка не исполнять вышестоящих указаний или выполнять демонстративно, идиотским образом. Если уж завинчивают гайки, то так, что резьба слетает, если поддержка «Единой России» – то так, что 100% и даже больше. 
– В общем, Василий Дмитриевич, вы теперь решили попробовать себя еще и в жанре политического памфлета?
– Пафмлет тут, в общем-то, ни при чем. Но я всегда придерживался позиции, что фантастический роман – это не просто развлекательное чтение, это прежде всего пища для ума. Именно через свои книги я готов говорить с читателем о сложных, важных, глубоких вещах. Помогать переосмысливать собственную историю, избавляясь от мифов и стереотипов, но главное – критически оценивать настоящее, ибо будущее нам делать больше не из чего.
– А вы не боитесь цензуры?
– Знаете, за все постсоветское время с ней ни разу не сталкивался. Да и вообще, проблема цензуры сегодня совершенно надуманная. Уж в литературе точно. Посмотрите, только одних антиутопий сколько вышло за последнее время: «День опричника» Сорокина, «ЖД» Быкова, Empire V Пелевина, «2017» Славниковой... Не говоря уже о Проханове с «Господином Гексогеном». Все острые, жесткие, неудобные для власти, а то и просто оскорбительные – но разве кто-нибудь пытался на этих авторов давить, книги изымать? 
Не вижу цензуры и в СМИ. «Новая газета» с огромным тиражом как раньше писала, так и сейчас пишет всё, что хочет, о ком угодно (правда, не всегда, на мой взгляд, объективно). И масса других изданий есть, которые тоже безбоязненно могут говорить всё, что хотят. Вот ваша газета – тоже пример. Кстати, на центральных телеканалах новости иногда похлеще бывают, чем в «Новой»: посмотришь – и жить не хочется. 
– По поводу цензуры многие с вами поспорят:  вот сколько газет или телеканалов освещают Марши несогласных, в скольких изданиях могут свободно выступать лидеры нашей оппозиции? 
– А у нас сегодня есть оппозиция? Есть яркие, интересные лидеры, которые внятные идеи выдвигают, при этом не кликушествуя? Разве это идет в сравнение с тем, что было в 1991-м, в 1993-м?! Тогда на московские улицы в едином порыве выходили сотни тысяч людей – вот это был знак того, что страна больше не хочет жить, как прежде. А сейчас общество в целом пассивно. 
– Оптимисты верят, что сегодня рост гражданской активности стоит искать не на улицах и площадях, а в Интернете. Но как завсегдатай «Живого журнала» могу констатировать: вот уж там-то самое настоящее политическое болото!
– Соглашусь. Да, Интернет в целом и «Живой журнал» в частности задумывался изначально как инструмент для реализации свободы слова. Кто-то и в России именно так это и воспринимает. Идеалисты! 
На самом деле человек здесь чаще не возвышается до свободы выражения мыслей, а, напротив, опускается в мрачные глубины примитивных своих страхов и влечений. Здесь клокочут ксенофобия, мизантропия – ибо вылить ушат грязи на беззащитного собеседника можно безбоязненно, скрываясь за анонимкой. Вот что печально. 
Поделюсь личным опытом. У меня на сайте есть форум, где очень живое, насыщенное общение. Но время от времени появляются там персонажи с не слишком остроумными псевдонимами и начинают… не спорить даже – спорить я люблю, – а просто дешевые пакости писать. В таких случаях я предлагаю им представиться по всей форме, с фамилией и адресом. Тогда, мол, и поговорим по-мужски. Как правило, после такого эти «господа» больше в поле зрения не возникают.
– А вы сами никогда не хотели стать колумнистом какого-нибудь интернет-издания?
– Каждый день я примерно десять часов провожу за компьютером – пишу книгу. И времени на то, чтобы еще и статьи писать для прессы, просто не остается. А все кажущиеся интересными мысли я высказываю в своих романах. 
– Ваш жанр альтернативной истории требует энциклопедических знаний по истории. Роясь в архивах, вы никогда не пытались найти для себя ответа на вопрос: где в российской истории та точка невозврата, после которой все пошло наперекосяк?
– Много было таких точек. И точек, и целых поворотных эпох. Например, монголо-татарское иго. До нашествия монголов Россия представляла собой мозаику из примерно двух десятков мелких разрозненных княжеств, которые находились в состоянии постоянной войны. Оккупация привела к их объединению под общими знаменами – так и родилась Россия в том виде, в каком мы ее знаем сейчас.
А не будь монгольского ига, все княжества продолжали бы развиваться самостоятельно. И сегодня мы бы имели не единое Российское государство, а что-то наподобие Евросоюза: множество высокоразвитых, но мелких государств типа Бельгии, Люксембурга, Дании…
– Не самый плохой вариант. А вот западники, еще начиная с Чаадаева, причину отставания России от Европы искали еще в X веке, когда Русь переняла у Византийской империи православную религию и тем самым оказалась вне культурного пространства католической Европы.
– Аргументы и выводы западников крайне спорные. Чаадаев ведь безоговорочно отметал все прошлое и настоящее нашей страны, воспринимая его как движение в тупиковом направлении. И требовал от России пожертвовать своей национальной идентичностью ради призрачного «возвращения» в европейское и мировое культурно-политическое пространство.
Если уж сравнивать православие и католицизм, то нашему историческому менталитету более соответствует именно православная вера с ее духом соборности, нестяжательства, примата духовного над мирским. Кроме того, католицизм предполагает подчинение национальной светской власти якобы наднациональной власти Священного Рима, власть Папы над королями и князьями. А для русских это психологически неприемлемо.
Еще в школе дети учат легенду о том, как князь Владимир подбирал религию для своего княжества: отмел католицизм, ислам, иудаизм и остановил выбор на православии. Это хоть и сказка, но она отражает наше национальное самосознание.
– Выходит, России стоит оставить попытки стать Европой?
– Мы Европой никогда не будем, у нас в самосознании навеки останется и неистребимый пласт азиатчины. Да и не стоит так уж идеализировать Запад. Если уж говорить начистоту, то православие – намного более миролюбивая религия, нежели католицизм. 
Например, для всего просвещенного мира наш царь Иван Грозный – образ кровавого тирана, деспота, поставившего религию в услужение власти. Но историки бесстрастно опровергнут: современница Ивана Грозного, английская королева Елизавета, свела в могилу в десятки раз больше людей. 
Это ведь при ней была введена смертная казнь за бродяжничество, началось планомерное уничтожение английского крестьянства (знаменитое «огораживание»). Но в историю Елизавета вошла не как кровавый деспот, а как просвещенный монарх. Генрих VIII был еще хуже, но и его никто сегодня не осуждает.
– Вы в своих книгах очень подробно описываете Гражданскую войну в России, и ваши герои неизменно помогают белым в борьбе против большевиков. Почему? Какой была бы страна сегодня, если бы в Гражданской победили белые? 
– Я однозначно становлюсь на сторону белых, видя последствия 70-летнего большевистского эксперимента. Если бы не большевики, мы были бы сейчас успешной, экономически развитой страной. Намного более развитой, чем сейчас. Да, не Францией или Германией, а со своей «азиатской», авторитарной спецификой. Пусть даже с самодержавием, которое, на мой взгляд, намного эффективнее (или, в крайнем случае, безвреднее) «парламентской республики».
Вообще, тот период истории полон таких безответных вопросов. Листаешь хроники – и почти каждое событие дает пищу для размышлений: а вот здесь история могла бы повернуть вспять! Вот что было бы, если в 1918-м шальным снарядом не был убит генерал Корнилов и войска белых не возглавил куда более слабый Деникин? А ведь Корнилов действительно был способен выиграть войну!
Или что было бы, если бы Николай II не стал слушать приехавших к нему за отречением депутатов Государственной думы? Отдал бы приказ своим верным конвойцам из горцев и текинцев расстрелять «предателей» прямо на насыпи возле царского проезда, а потом с парой дивизий – на Петроград!
– У Николая II не хватило бы на это духу. Он был самым слабым правителем из всего рода Романовых, и его отречение, на мой взгляд,  закономерный финал российской монархии. 
– Знаете, так легко воспринимать историю России как цепочку ошибок, теша себя наивной мечтой: вот здесь бы подправить, или вот здесь еще – и как жили бы сейчас! Но все намного сложнее. История – это вовсе не цепочка нелепых случайностей, а сложный процесс, поток взаимосвязанных событий, обладающих огромной инерцией.
Даже изменив одно из них (например, убив диктатора), мы не обязательно сумели бы полностью развернуть ход истории. Конкретный диктатор – это, как правило, порождение своего времени, комплекса исторических обстоятельств и социальных запросов. И история знает много примеров, когда устранение одного тирана приводило на его место другого.
Впрочем, бывало и иначе. Например, не нашлось преемников у Франко, Салазара, Мао Цзедуна, Пол Пота – и их страны вернулись на путь «нормального» развития. А чтобы понимать эти закономерности, и полезно читать фантастику. Точно так же, как смотреть на мир с вершины горы, а не со дна глухого оврага.

Беседовал
Антон ЧАБЛИН
(achablin.livejournal.com)

Дмитрий Кокаев19 июня 2010, 14:09